Крупнейшим философским, культурным и даже отчасти политическим феноменом XX века стал постмодернизм. Определение постмодернизма полностью подчиняется его иронической и множественной логике – однозначного подхода не существует.
Впрочем, можно выделить общие черты, свойственные постмодернизму как философско-мировоззренческой системе.
При этом теории и положения, которые считаются образцами постмодернистской философии, будут сознательно пропущены, так как они являют собой совершенно другое поле для анализа и могут увести исследование заявленной темы в сторону.
В учебнике «Культурная (социальная) антропология» Э.А. Орлова приводит таблицу различий между модернизмом и постмодернизмом, предложенную американским исследователем арабского происхождения Ихабом Хасаном[1].
В ней перечисляются следующие наиболее важные признаки постмодернизма: игра, процесс, участие, деконструкция, дисперсия, интертекстуальность, ризома, неверное прочтение, ирония, неопределённостьВо многом эти признаки пересекаются друг с другом, что одновременно облегчает и усложняет анализ.
Признак интертекстуальности – явления, когда два разных текста имеют явные или неявные отсылки друг к другу, «ведут диалог» между собой – категорично утверждает ключевую роль текста в постмодернизме. Поэтому постмодернистская литература – одно из самых ярких выражений системы мышления постмодерна.
Не чужда постмодернистская литература и России. Не будет преувеличением сказать, что её первые образцы стали мировым достоянием.
В первую очередь речь идёт о трёх текстах: «Москва – Петушки» Венедикта Ерофеева (1969-1970, в СССР текст впервые опубликован в 1988 году с цензурой), «Школа для дураков» Саши Соколова (1973, впервые опубликован в СССР в 1990 году) и «Это я – Эдичка» (1976, впервые опубликован в СССР в 1991 году) Эдуарда Лимонова.
Первым признанным постмодернистским произведением литературы на территории Советского Союза становится поэма (по определению писателя) «Москва – Петушки». Её автор, Венедикт Ерофеев, стал интеллектуальной иконой многих любителей русской литературы.
Венедикт Ерофеев. Фото с сайта http://www.moskva-petushki.ru
Сюжет произведения несложен.
Главный герой, Веничка Ерофеев, просыпается в неизвестном подъезде в Москве, отправляется на Курский вокзал, где садится на электричку до Петушков – «место, где не умолкают птицы, ни днём, ни ночью, где ни зимой, ни летом не отцветает жасмин»[2] и где живёт его любимая женщина.
До поездки и во время неё Веничка пьёт, ведёт беседы на философские темы и снова пьёт. В конце концов, напившись до потери ориентации в пространстве и времени, он возвращается в Москву и погибает от рук неких четверых в очередном неизвестном подъезде.
Такой, казалось бы, примитивный и житейский сюжет переполнен евангельскими цитатами – прямыми и пересказанными.
Это вызывает желание «поднять» уровень сюжета с житейского до житийного, а главный герой в таком случае становится почти святым мучеником.
Впрочем, трактовок может быть множество: «Едва ли не сразу выяснилось, что «Москва – Петушки» не поддаются однозначной трактовке»[3], и толкование поэмы как жития тоже вполне жизнеспособно.
Обложка одного из первых изданий «Москва – Петушки» в СССР. Фото с сайта https://ru.wikipedia.org
Язык поэмы сложен и синкретичен: «Венедикт Ерофеев использует только один из языков культуры – язык литературы, но радикальным образом его преображает. Писатель обращается к гибридно-цитатному языку-полиглоту в форме пастиша»[4]. Кроме евангельских цитат, в книге имеются газетные штампы, грубый язык рабочих и другие формы выражения мысли, доступные советскому человеку.
Подобная интертекстуальная эклектика является важнейшим инструментом деконструкции реальности. Быт преломляется через евангельские истины, а тонкая сфера высшего существа – через быт: «Да мы знаем, что тяжело, — пропели ангелы. — а ты походи, походи, легче будет. А через полчаса магазин откроется: водка там с девяти, правда, а красненького сразу дадут…»[5].
И эта деконструкция при ближайшем рассмотрении оказывается игрой, юродством и скоморошеством, одними из отличительных черт русской культуры, а «Москва – Петушки» «становится переходным мостиком от духовного учительства русской классики к безудержной игре постмодернизма, а позиция юродивого как нельзя лучше соединяет в себе оба берега – и нравственную проповедь, и игровую свободу»[6].
«Деконструкция при ближайшем рассмотрении оказывается игрой, юродством и скоморошеством, одними из отличительных черт русской культуры»
Следующим важным произведением становится «Школа для дураков» Саши Соколова (полное имя – Александр Всеволодович Соколов). Говорить о сюжете в этом романе сложно: он представляет собой поток сознания ученика Такого-то, больного раздвоением личности и учащегося в спецшколе.
Восприятие времени у Такого-то нелинейное, прошлое следует за будущим, а настоящее растворяется в окружении мальчика и состоит из «многих» настоящих. Жизнь мальчика/юноши/мужчины – ведь время нелинейно, и нельзя точно сказать, сколько главному герою лет – это пристальное изучение мира, внимание к деталям.
«Потому соображение о мире превращается в перечисление предметов, в составление вещно-сюжетных рядов: хорошо известная нам по другим перечням постмодернистская любовь к каталогу»[7].
Саша Соколов. Фото с сайта colta.ru
«Школа для дураков» – очень интимный роман, и именно эту интимность проводит Такой-то.
В то же время такая интимность детства позволяет выйти за рамки повествования, разрушает границы дозволенного (многие исследователи считают, что «Школа для дураков» отчасти антисоветская книга), а обилие окружающих персонажей и даже множественность главного героя (шизофрения Такого-то не приходит приступами, а течёт постоянно) приводит к дисперсии смысла, заключённого в длинные предложения (зачастую без знаков препинания). Кроме того, игра – это естественное состояние детства, а неопределённость – шизофрении, и произведение Соколова тем самым иллюстрирует обозначенные выше элементы постмодернизма.
Выросший в христианской культуре Саша Соколов, как и Венедикт Ерофеев, вводит в интертекст евангельские сюжеты: так, учителя географии и наставника Такого-то зовут Павел Петрович, (но иногда Такой-то, вспоминая давнишние события, называет его Савлом Петровичем) и умирает он после увольнения из школы Такого-то. Возможно, это отсылка к мученической смерти апостола.
Собрание сочинений Саши Соколова, среди которых – «Школа для дураков». Скан личного экземпляра автора статьи.
Последний в тройке первых русских постмодернистских текстов – «Это я – Эдичка» Эдуарда Лимонова, одно из самых эпатажных произведений, написанных на русском языке, зачастую не относимое к постмодернизму. Однако при ближайшем рассмотрении текста сквозь призму заявленных выше признаков постмодерна можно убедиться, что роман Лимонова принадлежит именно ему.
Эдуард Лимонов в молодости. Фото с сайта briefly.ru
Книга, как и «Москва – Петушки», псевдоавтобиографична и повествует о жизни советского эмигранта в Нью-Йорке.
Эдичка кормится велфэром, иногда работает, встречается с городскими низами, троцкистами, другими эмигрантами, но главное, на чём акцентирует внимание автор – страдает от любви.
Эти страдания иногда принимают самую странную и вызывающую форму, известную даже тем, кто книгу не читал. Неудивительно, что в итоге именно натуралистическое описание сексуальных похождений Эдички приносят книге скандальную славу.
Первое в СССР издание «Это я – Эдичка». Скан личного экземпляра автора статьи
Сам автор вкладывал в подобные сюжеты другой смысл: «Автору Эдички суждено было первому разрушить сразу целый набор табу, до тех пор соблюдавшихся благоговейно вышеупомянутой литературой в паутине»[8].
Лимонов с лёгкостью утверждает, что основная задача романа – разрушение границ дозволенного (те же Ерофеев и Соколов находились всё же в допустимой плоскости алкоголизма и шизофрении соответственно).
Будущее Эдички осознанно не определено, он болтается по Нью-Йорку без цели и перспектив, при этом постоянно идёт жизненный процесс, с Эдичкой и его окружением что-то регулярно происходит.
В «Русском литературном постмодернизме» В.Н. Курицын приводит следующее мнение о романе: «[Лимонов] основную энергию перенес на создание своего несгорамо-переменчивого образа. Вот в чём его постмодерн, непоправимая его «посленовость» и благая весть современной русской культуре»[9].
Итак, русский советский постмодернизм, хотя и оторванный от общемировых тенденций, опираясь на многообразие форм русского языка, различные пласты русской культуры, преломившись через личный опыт авторов, стал полноценным литературным явлением, значимым не только для России, но и для всего мира.
Ерофеев, Соколов и Лимонов самостоятельно нашли пути деконструкции, отличные от западных. Все три автора с лёгкостью вводят в свои произведения элементы игры и фатальной неопределённости.
Создав три совершенно различных текста, три совершенно различных автора утвердили новую традицию в русской литературе, которая повлияла на дальнейшее становление русской культуры (скажем, Ерофеева высоко ценил Довлатов, первое зарубежное издание «Школы для дураков» предварялось кратким восторженным комментарием Набокова, а натурализм Лимонова легко отыскивается в текстах Сорокина) и лишний раз упрочила своё положение в мире.
Александр Страхов
[1] Орлова Э. А. Культурная (социальная) антропология. М.: Академический проект, 2004. С. 394-395.
[2] Ерофеев В. В. Москва – Петушки // http://www.serann.ru/text/moskva-petushki-9669.
[3] Скоропанова И.С. Русская постмодернистская литература. М., 2001. С. 146.
[4] Там же. С. 145-146.
[5] Ерофеев В.В. Москва – Петушки // http://www.serann.ru/text/moskva-petushki-9669.
[6] Курицын В.Н. Русский литературный постмодернизм // http://www.guelman.ru/slava/postmod/5.html.
[7] Там же.
[8] Лимонов Э. Это я – Эдичка. М.: Глагол. 1991. С. 330.
[9] Курицын В.Н. Русский литературный постмодернизм // http://www.guelman.ru/slava/postmod/6.html.
Михаил Эпштейн: Постмодернизм в России
Моя книга “Постмодернизм в России” только что вышла в Петербурге (Азбука, 2020, 606 сс.). Ее можно скачать на Литрес и на Амазон (Киндл), а печатную книгу можно приобрести на Озоне, в Читай-городе, Московском доме книги, Все свободны и др.
Нельзя быть человеком 21 в., не усвоив опыт постмодернизма, так же как человек 19 в. не мог сформироваться без влияния романтизма, а человек 20 в. — без уроков авангарда.
И даже для того, чтобы преодолеть постмодернизм, нужно сначала освоить его как систему — и постепенно подняться на ту ступень рефлексии, которая позволит увидеть его уже пройденным, а значит, открыть перед собой новый горизонт культуры.
Уже давно наблюдается тенденция отождествлять путинскую политику с философией и практикой постмодернизма.
Эта тенденция именно российская, и она свидетельствует, с одной стороны, об успехах официальной пропаганды, которой выгодно утверждать, что политика Кремля идет “в тренде” современной цивилизации и задает этот тренд, а значит, путинизм — это якобы постмодернизм.
С другой стороны, успех такой подделки свидетельствует о дремучей провинциальности общественного сознания, которое слышало какой-то звон о “постмодерне”, но не имеет понятия о смысле и контексте этого термина.
Постмодернизм ассоциируется с обманом, с фальсификацией, с промывкой мозгов, с наглой пропагандой, извращающей истину. Тогда неясно, почему бы не считать постмодернистами гитлеровских и сталинских идеологов и почему множество наветов и подделок прошлого, включая “Протоколы сионских мудрецов” и дело Бейлиса, тоже не отнести по ведомству постмодерна.
Постмодернизм – философия неистощимого многообразия стилей и культур – стал служить оправданию любой лжи и бреда. Конечно, никто из западных философов постмодернизма не предполагал, что эта теория окажется мощным пропагандистским оружием.
На самом деле постмодерн стремился к совершенно другому: он хотел создания такого общества, где к каждому субъекту, к каждой этнической или культурной группе применялась бы их собственная мера, где не было бы всеобязательных нарративов, где признавалась бы кардинальная разница между интеллектами, стилями, эпохами, где царило бы разнообразие живого. Формула постмодернизма — ответ Пушкина на критику “неправильной” пьесы “Горе от ума” Грибоедова: “Драматического писателя должно судить по законам, им самим над собою признанным”. И не только драматического, и не только писателя…
Противоречие, которое взрывает постмодернизм изнутри, – между двумя его версиями, условно говоря, бодрийяровской и лиотаровской. Жан Бодрийяр – создатель теорий гиперреальности и симулякра.
Гиперреальность создается все более совершенными средствами воспризведения и производства реальности.
«Симулякр никогда не скрывает правду, он и есть правда, которая скрывает, что ее нет» – известный эпиграф Бодрийяра к его книге «Simulacres et Simulation».
Легко угадать, что бодрийяровские симулякры могут послужить удобным теоретическим оправданием пропагандистских концепций «постправды» (post-truth), «информационных фейков» и «альтернативных фактов», получивших хождение во второй половине 2010-х годов, и отнюдь не только в риторике президента Д. Трампа.
Политолог Александр Морозов заключает: «Видимо, есть прямая связь между post-truth и фейками, с одной стороны, и дли- тельным доминированием философского и литературного постмодернизма – с другой. Ведь все мы, так сказать, „конструктивисты“.
И скорее всего, „эпоха фейка“ – это просто зенит постмодернизма, его пышная фаза…» Таким образом, постмодернизм начинает ассоциироваться с обманом, с фальсификацией, с промывкой мозгов, с наглой пропагандой, извращающей истину.
В этом же русле и Россию 2010-х годов начинают называть «постмодернистской империей», учитывая невероятную идеологическую эклектику, где сочетаются неокоммунизм и религиозный фундаментализм.
Однако классический постмодернизм имеет и другую важнейшую составляющую: это критика метанарративов и рефлексивно-критическая позиция в отношении всех властных дискурсов. В книге Ж.-Ф. Лиотара «Состояние постмодерна», первом философском манифесте этого направления, оно характеризуется именно как подрыв всех общеобязательных кодов, организующих смысл истории.
“Упрощая до крайности, мы считаем „постмодерном“ недоверие в отношении метарассказов. С выходом из употребления метанарративного механизма легитимации связан, в частности, кризис метафизической философии, а также кризис зависящей от нее университетской институции.
Нарративная функция теряет свои функторы: великого героя, великие опасности, великие кругосветные плавания и великую цель. Она распыляется в облака языковых нарративных, а также денотативных, прескриптивных, дескриптивных и т. п.
частиц, каждая из которых несет в себе прагматическую валентность sui generis” (“Состояние постмодерна”, 1981)
Постмодерн – это культура рефлексии, недоверия и критической отстраненности по отношению ко всем стратегиям власти. «Постмодернизм» и «империализм» – невозможное сочетание.
Симулятивность «империалистической пропаганды», российской или американской, никак не сочетается с критической направленностью постмодерна.
Все эти гибридные, фейковые дискурсы нацелены на создание и укрепление новых метанарративов, как бы они ни назывались – «русский мир» или «сделаем Америку снова великой».
«Великие герои, великие опасности, великие цели» – весь этот пафос, сочетание героики и ностальгии, претит постмодернизму и утилизуется разве лишь в качестве объектов концептуальной игры в духе Дмитрия Пригова или Владимира Сорокина. Постмодернизм в высшей степени ироничен в отношении любых монолитных и героических дискурсов и поощряет многосубъектность, множественность традиций, перспектив, картин мира.
Цель постмодернистской политики – создание сообществ, уважающих неоднородность правил и многоразличие языковых игр (лиотаровское differend и дeрридеанское diffе́rance).
Действительный постмодернизм на пространстве бывшего СССР – это развитие множества постсоветских идентичностей, разнообразных этнических и конфессиональных традиций, ни одна из которых не претендует на власть над другими и тем более над всем миром.
Вот симпатичная картинка, которая, не претендуя на серьезность, иллюстрирует разность премодерного, модерного и постмодерного.
Что касается идеологической эклектики, этой дикой смеси клерикализма, монархизма и советизма, когда чуть ли не одни и те же уста славят Иисуса Христа, Николая II и Сталина, то это не постмодернизм, а выстраивание нового метанарратива, в котором все, что делаем мы и наши предки, – хорошо, а все, что делают другие, – плохо. Обличение постмодернизма как теоретического рассадника тотальной и тотализующей лжи проходит мимо главного: принципов «различания» и «деконструкции» (Ж. Деррида) и «недоверия» и «фрагментации» (Ж.-Ф. Лиотар). Примечательно, что в такой лжетрактовке постмодернизма сходятся и его фашиствующие сторонники, которые охотно ищут в теориях симулякра обоснования «гибридной» пропаганды и имперской экспансии, и его консервативные противники, которые обвиняют постмодернизм в разрушении иерархии ценностей, в моральной вседозволенности.
Впрочем, нельзя исключить, что попытки завербовать и узурпировать постмодернизм в качестве теоретической основы крайне правых дискурсов (евразийского, трампистского) тоже входят в перспективу его возможной эволюции.
Тогда придется признать, что, наряду с движением от классического постмодернизма к новому техноавангарду (протеизм) или новому витализму (взрывной стиль), вырисовается еще одна развилка – к «реакционному постмодернизму», как выразительно назвал его Марк Липовецкий в статье «Псевдоморфоза: Реакционный постмодернизм как проблема»). По сути, это гибридный антимодернизм, склонный к избирательной рецепции симулятивных, «бодрийяровских» идей («постправда», «fake news» и т. п.) ради утверждения «Великой Традиции», поворота к домодерным, националистическим ориентирам, сочетающим экспансионизм и изоляционизм в политике.
В этом контексте заново встает вопрос о путях постмодерна в России.
Если страна, перевернув вектор истории, окажется отброшенной в домодерное прошлое, если все попытки модернизации, которые Россия многократно предпринимала начиная с Петра I, обернутся провалом, то какова будет судьба ее постмодерного наследия? Останется ли постмодерн экзотическим цветком в истории страны, которая лишь на короткий период – между крахом коммунистической утопии и фантомом посткоммунистической автаркии – сумела стать «с веком наравне», чтобы потом снова и уже безнадежно от него отстать? Или постмодерн, как опыт преодоления тоталитарного сознания, может оказаться целительной прививкой против духовной болезни новой идеократии – не марксистской, но еще более узкой и тупиковой, имперско-шовинистской?
На Западе постмодернизм часто воспринимается как ностальгическая память о «прекрасной эпохе» конца XX века.
В России постмодерн, как опыт деконструкции и релятивизации любого тоталитарного проекта, еще устремлен в будущее и может оказаться действенным оружием против тех патриархально-мифологических чудовищ, которые яростная «почвенническая» пропаганда вызывает из глубин общественного подсознания.
Постмодерн в России еще не выполнил своей исторической задачи.
И чем больше страна откатывается в домодерное прошлое, тем больше затребованы в ней ценности постмодерна: стилевая мягкость и пластичность, этическая терпимость и открытость, способность ставить индивидуальное и фрагментарное выше тотального. Как ни парадоксально, судьба дальнейшей модернизации России зависит от того, насколько глубоко она усвоит свое собственное постмодернистское наследие, которое роднит ее с Западом.
Фрагменты, приведенные выше, нисколько не охватывают содержания книги, которая в основном о другом: об информационном взрыве, о природе революций 20 в., о концептуальной поэзии и живописи, о соцреализме и соцарте, о лирическом музее и значении единичного, о карнавале и его изводе у Венедикта Ерофеева, о новой сентиментальности, наконец, об эпохе “прото”, следующей за эпохой “пост”…
- ОГЛАВЛЕНИЕ (страницы приводятся по печатному изданию)
- РАЗДЕЛ 1. ОБЩИЕ ЗАКОНОМЕРНОСТИ
- Информационный взрыв и травмa постмодерна 26
Отставание человека от человечества. — Постмодерная травма. — Референция от обратного. — Специализация и дезинтеграция. — Век новых катастроф? — Постинформационный шум. — Датаизм и новейшая информационная травма
Ироническая диалектика: Революции XX века как предпосылка постмодернизма 54
Модернистские корни постмодернизма. — Гипер в культуре и научная революция. — Текстуальная революция. — Экзистенциальная революция. — Сексуальная революция. — Социальная революция. — Материалистическая революция. — Революция как создание гиперфеноменов. — Постмодерная ирония: от супер к псевдо
РАЗДЕЛ 2. СВОЕОБРАЗИЕ РОССИЙСКО-СОВЕТСКОГО ПОСТМОДЕРНА
Истоки и смысл русского постмодернизма 79
Культура вторичности. — Интуиция пустоты. — Философская критика Запада и диалектическое опустошение понятий. — Все как ничто. — Исторический парадокс российского постмодерна
Постмодернизм и коммунизм. 106
Создание гиперреальности. — Детерминизм и редукционизм. — Анти- модернизм. — Идеологический эклектизм. — Критика метафизики. Диалектика и деконструкция. — Эстетический эклектизм. — Цитат- ность. — Среднее между элитарным и массовым. — Постисторизм и утопия
Соцреализм и соц-арт 133
Социалистический реализм между модерном и постмодерном. — От соцреализма к соц-арту
РАЗДЕЛ 3. ЛИТЕРАТУРНЫЕ ДВИЖЕНИЯ. МЕТАРЕАЛИЗМ. КОНЦЕПТУАЛИЗМ. АРЬЕРГАРД
Новая поэзия: между концептуализмом и метареализмом. 143
Поэзия как самосознание культуры. — О концептуализме. — О метареализме. — Шкала поэтических стилей
От метафоры к метаболе. О «третьем» тропе . . . ..175
Как труп в пустыне я лежал…От лирического «я» к лирическому «оно» 186
Высшая реальность в метареализме и концептуализме. 194
Метареализм. «Сад» у Ольги Седаковой. — Концептуализм. «Дальше» Льва Рубинштейна. — Норма у Платона и Владимира Сорокина
Манифесты новой поэзии. 1980-е 204
Зеркало-щит. О концептуальной поэзии. — Что такое метареализм. — Каталог новых поэзий
Концептуализм как прием и как мировоззрение 217
Лишний мир, или Становление арьергарда 230
От лишнего человека — к лишнему миру. — Арьергард. — Российское «послебудущее» и западный постмодернизм
Циклическое развитие русской литературы 249
РАЗДЕЛ 4. ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ДВИЖЕНИЯ. СЛОВО — ВЕЩЬ — ИЗОБРАЖЕНИЕ — ИГРА
Пустота как прием. Слово и изображение у Ильи Кабакова.258
Таинственный чердак. — Границы между литературой и живописью. — «Никакой» стиль. — Текст и картинка. — Лубок и миф. — Неолубок и профанация мифа. — Синтез искусств, анализ мифа. — Художественное двуязычие и язык пустоты. — Пустота-отрицание. — Пустота- утверждение. — Критика чистого изображения
Вещь и слово. О лирическом музее и новой мемориальности 294
Что такое лирический музей? — Между складом и свалкой. — Домашний музей. Антивитрина. — Новая мемориальность. От эпики к лири- ке. — Значение единичности. Космодицея и антроподицея. — Опыты описания вещей. — Вещь как слово о себе
Игра в жизни и в искусстве 324
Игра и постмодерн. — Эстетические и социологические концепции иг- ры. — Разновидности игры. — Игра и литература. — Игра драматическая и театральная. — Системы актерской игры. — Игровое и серьезное
РАЗДЕЛ 5. ДВИЖЕНИЯ МЫСЛИ
Между экзистенциализмом и постмодернизмом. Андрей Синявский. 353
Соцреализм как пародия и мистика. — Между экзистенциализмом и постмодерном. — Пушкин — наше ничто. Творчество из пустоты. — Голоса ниоткуда. — Художество — дурачество — воровство. — Эстетическое оправдание России. — Стилистика еврейского вопроса. — Кто такой мыслитель?
Манифесты нового сознания. 1980-е 389
Экология мышления 391 Эссеизм как направление в культуре. 394 Бедная религия 398 Эпоха универсализма . 404 Архетип и кенотип . 407 Парадокс ускорения 412 Рождение культуры из цивилизации416 Теория и фантазия421
- Веселье мысли, или Культура как ритуал. Александр Генис 428
- РАЗДЕЛ 6. ГРАНИЦЫ ПОСТМОДЕРНИЗМА
- После карнавала, или Обаяние энтропии. Венедикт Ерофеев 442
Условия мифосложения. — Новый юродивый? — Диалектика похмелья. — Деликатность и противоирония. — По ту сторону карнавала. — Обаяние энтропии. — От бедной Лизы к бедному Вене
Новая сентиментальность. Тимур Кибиров и другие. 468
Будущее после смерти «будущего».479
Крест новизны. — Лиотар и Джеймисон: два постмодернизма. — Будущее как проклятие и благословение. — Реальность после симулякра
РАЗДЕЛ 7. ПО ТУ СТОРОНУ ПОСТМОДЕРНИЗМА
От пост к прото. Новое начало — протеизм ..494
Fin de siècle. — Début de siècle. — Прото как вектор нашего времени. — Что такое протеизм? — Протеизм современной цивилизации. — Ожидания и опасения. — Утопия и апокалипсис. — Техномораль. — Протеизм и авангард
Постмодернизм и взрывное сознание XXI века 536
Техника и витальность. — От мультикультурализма к транскультуре. — Постправда. Реакционный постмодернизм
- ЗАКЛЮЧЕНИЕ
- Постмодерн и искусственный интеллект 547
- Постмодернизм как первая стадия постмодерности. 550
- Приложение Разговор с Андреeм Битовым о постмодернизме. 556
- Словарь терминов 573
- Библиография
Постмодернизм в целом. 577 Русский постмодернизм. 578 Работы Михаила Эпштейна о постмодерне 582
Summary 587 Contents 589
Именной указатель 93 Предметно-тематический указатель. 600
Русский постмодернизм в литературе доклад
Термин «постмодернизм» охватывает множество культурных процессов второй половины XX и начала XXI века: формирование новой философской позиции и массовой культуры, возникновение новых течений в искусстве и литературе обозначают как постмодернизм. Точное определение границ, важности и признаков нового течение в искусстве и литературе удается с трудом.
У истоков литературного постмодернизма стоят литераторы США. Работа «Пересекайте границы, засыпайте рвы», опубликованная в 1969 г. Лесли Фидлером ознаменовала сближение сложной интеллектуальной литературы модернизма, неинтересной простому обывателю, с массовой литературой.
Для произведений русской литературы периода постмодернизма характерно легкомыслие к истории и своему прошлому, к классике, фольклору и философии. Неприемлемость традиционных устоев временами доходит до крайностей.
Основной чертой литературы постмодернизма не глубокий смысл и серьезные темы, а развлечение, высмеивание, легкое словотворчество. Русская литература постмодернизма – это текст ради текста, игра слов вокруг цитат произведений классиков.
Обыгрывали мастера слова и центральные мотивы, и сюжеты в целом, и мифы, используя игру слов, парадоксы, черный юмор и даже ненормативную лексику.
Писатели протестую против коммерциализации творчества и массовой культуры. Творчество известных современников Венедикта Ерофеева, Андрея Битова, Евгения Попова, Михаила Харитонова и Виктора Пелевина лучше других демонстрируют суть российского постмодернизма.
Российская литература постмодернизма представлена двумя основными течениями – концептуализм и соц-арт. Основные произведения литературы того периода направлены на критику и опровержение мировозренческих теорий и убеждений, представлений и произведений предшественников. Самые яркие литераторы русского концептуализма в литературе – Всеволод Некрасов, Дмитрий Пирогов и Лев Рубинштейн.
Идеологическое ядро соц-арта или поп-арта развивалось на основе соцреализма. Все основные понятия были заимствованы из Советского Союза: образ мышления, взгляды на жизнь, атрибуты и культурная идеология. Приметные последователи российского соц-арта в литературе – Зуфар Гареев, Андрей Сергеев, Платонов, Сорокин.
Творят последователи постмодернизма в разных жанрах: дневники, записки, письма, объединения коротких фрагментов и рассуждения героев романов.
- Река Волга
Волга считается самой могущественной и длинной рекой в России. Длина составляет больше 3500 км. Исток берет начало в районе Валдайской возвышенности и впадает в Каспийское море. - Здоровый образ жизни
Самое драгоценное, что может дать природа человеку – это здоровье. В народе есть прекрасная поговорка: «Здоровому человеку все здорово!. - Уход за зубами
Самое известное и наиболее изученное заболевание – зубной кариес. Каждый день стоматологи неустанно трудятся над его устранением. Кариес может поражать зуб на всю его глубину - Созвездие Весы
Весы относится к созвездиям, которых легко различить на звёздном небе. Наилучшая пора для того, чтобы наблюдать его являются последние месяцы весны. Полностью весы можно увидеть в центральной - Экономия семейных ресурсов
Проблема рационального расходования средств существует во множестве семей – даже в тех, которые сложно назвать бедными. Соответственно, и экономия ресурсов является весьма актуальным вопросом - История развития геометрии
История развития геометрии ведет свое начало с древних времен. Людям необходимо было как-то измерять земельные участки. Отсюда и пошло название геометрия: geo – земля, metria – мера (землемер
Три волны русского постмодерна
Три волны русского постмодерна
В истории русского литературного постмодернизма принято выделять три волны.
Период становления (конец 1960-х – 1970-е гг.). В это время созданы такие значительные произведения, как «Прогулки с Пушкиным» (1966-1968 гг.) Абрама Терца, «Пушкинский дом» (1964-1971; нов. ред. 1978, 1990) А. Г. Битова, «Москва – Петушки» (1970) Вен. В.
Ерофеева, «Двадцать сонетов к Марии Стюарт» (1974) И. А. Бродского. Возникло новое направление – русский концептуализм (Вс. Н. Некрасов, Л. С. Рубинштейн, Д. А. Пригов).
Основой для концептуалистов оказывается работа с собственным сознанием, а произведение лишь фиксирует, оформляет эту работу.
Это период утверждения нового литературного направления, в основе которого лежит постструктуралистский тезис «мир (сознание) как текст» и деконструкция культурного интертекста (конец 1970-х – 1980-е гг.). В это время возникает «ленинградский концептуализм» (группа «Митьки» – Д. Шагин, А. Флоренский, В. Шинкарев, В. Тихомиров, А. Филиппов).
Среди прозаиков-представителей второго поколения постмодернистов наибольшую известность получили Е. А. Попов, Вик. В. Ерофеев, В. Г. Сорокин, М. Ю. Берг (Штернберг), А. В. (Саша) Соколов. Авторы вступают в своих текстах в игру с читателем, «напяливая» языковую маску простака – графомана («Душа патриота…» (1989) Е. А.
Попова), сталкивая различные стили, культурные языки («Тело Анны, или Конец русского авангарда» (1989) Вик. В. Ерофеева), имитируя язык литературы социалистического реализма, ее основных жанрово-стилистических пластов («Норма» (1984) В. Г.
Сорокина), создавая в одном тексте пародию на основные жанры современной развлекательной литературы («Палисандрия» (1985) Саши Соколова), имитируя литературоведческое исследование («Рос и я» (1989) Мих. Берга).
Конец 1990-х гг. можно назвать периодом расцвета русского постмодернизма, несущего идею раскрепощения, открытости. Постмодернистские тексты создают такие писатели, как Л. С. Петрушевская, Т. Н. Толстая, Л. В. Лосев, М. З. Левитин, В. Б. Кривулин, Тимур Кибиров (Т. Ю.
Запоев) и др. Появляется целая плеяда талантливых писателей: М. П. Шишкин, В. Н. Курицын, В. О. Пелевин, В. И. Пеленягрэ, Д. Л. Быков, Ю. В. Буйда и др.
Постмодернизм проникает даже в детскую литературу («Верная шпага короля» (1995) и другие книги-игры Дмитрия Браславского).
В этот период А. Г. Битов завершает свой роман «Оглашенные», первое произведение русского экологического постмодернизма. Роман создавался на протяжении более двадцати шести лет (1969-1995).
Его первая часть включает повести «Птицы, или Оглашение человека», «Человек в пейзаже» и роман «Ожидание обезьян». Вторая представляет интерпретацию этой трилогии, рассуждения о поднимаемых в ней проблемах, принадлежащие Автору, Герою, Критику, Переводчику, Литературоведу, Богослову, Кентавристу и т. д.
Для Читателя тоже оставлена пустая страница, как бы подталкивающая вписать о книге собственное мнение.
Писатель не проводит в романе четкой границы между реальностью художественной и жизненной, помещая в текст героев своих прежних произведений, напоминая, что перед нами текст, состоящий из «автора», размноженного в своих героях. Текстовая реальность подчеркивается и цитатностью (из Р. Киплинга, О. Чиладзе и др.).
Земля рассматривается в романе как единая экологическая система.
Показывая, как прекрасна каждая деталь «земного» пейзажа, писатель трактует посягательство на Божественную Красоту как «затаптывание» рая: «Утром мне не нравится пейзаж. Ни кровинки в его лице. Ни травинки.
Здесь был человек! До горизонта – издырявленная, черная от горя, замученная и брошенная земля, населенная лишь черными же, проржавевшими нефтяными качалками».[165]
При этом А. Г. Битова не покидает скепсис. В романе не раз высказывается сомнение: способно ли хоть что-то остановить человека-агрессора в отношении к природе, другим людям. Для этого необходимо признать за Другим право быть Другим, за всем живым – право на жизнь.
Дмитрии Володихин
Волны гасит рынок
В
Сон русского на чужбине
Сон русского на чужбине Отечества и дым
Нам сладок и приятен!
Державин Свеча, чуть теплясь, догорала.
Камин, дымяся, погасал;
Мечта мне что-то напевала,
И сон меня околдовал…
Уснул – и вижу я долины
В наряде праздничном весны
И деревенские картины
Заветнойрусской
Природа русского стиха
Природа русского стиха
В русском языке нет ничего (никаких явлений, мыслей, чувств, наблюдений, событий, жизненных фактов и прочее, и прочее), чего нельзя было бы выразить стихами.Стихи — всеобщий язык, но только не искусственное и условное создание, как эсперанто, а
Глава 4. “Злые” волны и “остров малый”
Глава 4. “Злые” волны и “остров малый”
И вотРедеет мгла ненастной ночиИ бледный день уж настает…Ужасный день!Для обыденного восприятия (первый смысловой ряд) ужас — в надвигающемся на город наводнении, причиной которого является изменение направления течения реки
Особенности русского ума
Особенности русского ума
Название моей статьи – это название цикла лекций великого Ивана Павлова. Пытливый академик однажды на свой страх и риск огласил открытые им особенности национального разума. А риск был немаленький, поскольку на русском свете стояли времена
Вл. Гаков. На гребне «волны»
Вл. Гаков. На гребне «волны».
Английская фантастика 60-70-х годовДостаточно простого перечисления имен, чтобы убедиться, сколь сильна была в английской литературе «фантастическая» традиция. Социальные утописты Томас Мор и Фрэнсис Бэкон, автор одного из первых произведений
Особенности русского декаданса
Особенности русского декаданса
В русской художественной культуре конца XIX – начала XX в., так же, как и в культуре Западной Европы, получил распространение декаданс (от фр. «упадок»), характеризующийся оппозицией к общепринятой «мещанской» морали, провозглашением красоты
«Волны» русской эмиграции
«Волны» русской эмиграции «Удержать прошлое»
После событий 1917-1921 гг. из России выехало около 9 млн человек. «Первая волна» рассеяния прокатилась по всем континентам, но в становлении русской зарубежной литературы особую роль сыграли Берлин, Париж, Прага, Белград,
Поэты «третьей волны» эмиграции
Поэты «третьей волны» эмиграции
Поэты этого поколения – созвездие ярких индивидуальностей: Иосиф Бродский, Дмитрий Бобышев, Александр Галич, Бахыт Кенжеев, Наум Коржавин, Лев Лосев, Ирина Ратушинская и др. Несмотря на разность художнических устремлений, всех их
Поэзия «новой волны»
Поэзия «новой волны»
Современную ситуацию в русской поэзии принято обозначать словами «безвременье», «хаос», «смута» (В. Страда). Между тем более верным определением является «время поисков» – прежде всего поисков нового художественного синтеза. Эксперимент,
Сказки русского «Леса»
Сказки русского «Леса»
Постановка Григория Козлова в Театре на Литейном имеет все основания на долгий, солидный, настоящий успех. Такого славного Островского питерский зритель не видал давно; может, сам добрый создатель русского театра чем помог из своего прекрасного
4. Эмиграция третьей волны в США
4. Эмиграция третьей волны в США
В 1970-годах началось движение третьей волны эмиграции из СССР на Запад. Это было поколение, рожденное и воспитанное в советской системе. В основном, эти люди добивались репатриации в Израиль, хотя многие из них, получив визы, отправились в
На окраине русского зарубежья
На окраине русского зарубежья
«На окраине серебряного века». Так Роман Тименчик назвал статью, в которой звал к «пристальному изучению читательской среды в эпоху символизма и постсимволизма». Коллективный портрет читателя модернистов, продолжал он, будет складываться
Вирджиния Вулф Virginia Woolf 1882 – 1941 ВОЛНЫ THE WAVES 1931
Вирджиния Вулф
Virginia Woolf
1882 – 1941
ВОЛНЫ
THE WAVES
1931
Русский перевод Елены Суриц
Постмодернизм в русской литературе конца XX – начала XXI вв
В русской литературе появление постмодернизма относится к началу 1970_х годов. Лишь в конце 1980_х годов о постмодернизме стало возможным говорить как о неотменимой литературной и культурной данности, а к началу XXI века приходится уже констатировать завершение «эпохи постмодерна». Постмодернизм нельзя охарактеризовать как исключительно литературное явление.
Он непосредственно связан с самими принципами мировосприятия, которые проявляют себя не только в художественной культуре, в науке, но и в разных сферах социальной жизни.
Точнее было бы определить постмодернизм как комплекс мировоззренческих установок и эстетических принципов, причем оппозиционных к традиционной, классической картине мира и способам ее представления в произведениях искусства[6].
В развитии постмодернизма в русской литературе условно можно выделить три периода:
1. Конец 60_х – 70_е гг. (А. Терц, А. Битов, В. Ерофеев, Вс. Некрасов, Л. Рубинштейн, и др.)
2. 70_е – 80_е гг. утверждение в качестве литературного направления, в основе эстетики которого лежит постструктурный тезис «мир (сознание) как текст», и основу художественной практики которого составляет демонстрация культурного интертекста (Е. Попов, Вик. Ерофеев, Саша Соколов, В. Сорокин, и др.)
3. Конец 80_х – 90_е гг. период легализации (Т. Кибиров, Л. Петрушевская, Д. Галковский, В. Пелевин и др.) [18].
Современный постмодернизм своими корнями уходит в искусство авангарда начала века, в поэтику и эстетику экспрессионизма, литературы абсурда, мир В. Розанова, зощенковский рассказ, творчество В. Набокова. Картина постмодернистской прозы очень пестра, многолика, здесь много переходных явлений.
Сложились устойчивые стереотипы постмодернистских произведений, определенный набор художественных приемов, ставших своего рода клише, призванных выразить кризисное состояние мира конца века и тысячелетия: «мир как хаос», «мир как текст», «кризис авторитетов», эссеизм повествования, эклектизм, игра, тотальная ирония, «обнажение приема», «власть письма», его эпатажный и гротесковый характер и т.д.
Постмодернизм – это попытка преодолеть реализм с его абсолютными ценностями. Ирония постмодернизма заключается, прежде всего, в невозможности его существования, как без модернизма, так и без реализма, которые придают этому явлению некую глубину и значимость.
Отечественная постмодернистская литература прошла определенный процесс «кристаллизации», прежде чем оформилась в соответствии с новыми канонами. Сначала это была «другая», «новая», «жесткая», «альтернативная» проза Вен. Ерофеева, А. Битова, Л. Петрушевской, С.
Каледина, В. Пелевина, В. Маканина, В. Пьецуха, и др.
Это проза была полемичной, оппозиционной по отношению к традиции, это была иногда даже «пощечина общественному вкусу» с ее антиутопичностью, нигилистическим сознанием и героем, жесткой, негативной, антиэстетической стилистикой, всеобъемлющей иронией, цитатностью, чрезмерной ассоциативностью, интертекстуальностью. Постепенно из общего потока альтернативной прозы выделилась именно постмодернистская литература с ее собственно постмодернистской чувствительностью и абсолютизацией игры слов[14].
- Русский постмодернизм нес в себе основные черты постмодернистской эстетики, такие как:
Загрузка...
