?
Staryiy (staryiy) wrote, 2019-12-22 20:45:00 Staryiy staryiy 2019-12-22 20:45:00 Category: Михаил Булгаков написал сатирическую повесть «Собачье сердце» в 1925 году. В России ее опубликовали лишь в 1987 году, но уже через год Владимир Бортко ее экранизировал. Благодаря отличному сценарию и тщательно подобранным актерам, фильм стал не менее культовым, чем само произведение. Он не только собрал множество наград, но и так полюбился зрителям, что и спустя десятки лет его смотрят и пересматривают.
Как проходили съемки и что осталось за кадром?
После премьеры на режиссера обрушились критики
Владимир Бортко вспоминает: «Я открыл газеты и обомлел. За достоверность цитат не ручаюсь, но там было написано примерно следующее: „Такой дряни, как „Собачье сердце“, никто отродясь не снимал. Режиссеру за это надо отрубить не только руки, но и ноги и сбросить с моста“. За границей нас приняли благосклонно: фильм отметили призами в Италии, Польше, Болгарии. А через 2 года после выхода „Собачьего сердца“ на экран мне и Евгению Евстигнееву вручили Госпремию».
Итальянские кинематографисты экранизировали повесть «Собачье сердце» на 12 лет раньше
Первый фильм по повести Михаила Булгакова был снят в 1976 году итальянскими и немецкими кинематографистами. В итальянский прокат фильм вышел с оригинальным названием, а в немецкий как «Почему лает господин Бобиков?». Этого самого Бобикова сыграл начинающий комик Коки Понцони, а профессора Преображенского — Макс фон Сюдов.
Профессора Преображенского мог сыграть другой актер
На роль профессора пробовалось сразу несколько признанных актеров: Юрий Яковлев, Леонид Броневой, Михаил Ульянов и Владислав Стржельчик. «Все они грандиозные артисты и играли Филиппа Филипповича более чем великолепно, — рассказывал режиссер. — Потом пришел Евстигнеев. В нем была, кроме гениальной игры, проникновенность, которой, на мой взгляд, недоставало другим в этом образе. И Евгений Александрович был утвержден».
Для Евгения Евстигнеева эта роль стала спасением
На момент съемок Евгений Александрович переживал нелегкий период — в тот год МХАТ разделили, а самого актера отправили на пенсию. Поначалу он и в фильме-то не хотел сниматься, но родные его уговорили. Зато потом он часто повторял, что роль Преображенского останется для него любимой.Сын Евстигнеева вспоминал: «Этот фильм возник в жизни отца очень вовремя и буквально спас его. Трудно соглашаясь на работу в „Собачьем сердце“, он потом просто жил ею. Что было на площадке, я не знаю, но он постоянно говорил о своей роли, что-то наигрывал, показывал какие-то сцены. В тот момент картина стала для него опорой».
Шарикова искали по всей стране
Во все театры Советского Союза были отправлены телеграммы с просьбой прислать «самого уродливого актера», ведь режиссер искал эдакого человека-собаку. Кинематографистов завалили фотографиями. В итоге остановились на 8 кандидатах, в числе которых были Николай Караченцов и Алексей Жарков. Но режиссер не был до конца доволен ни одним из них. Когда же ему показали фотографию неизвестного на тот момент актера алма-атинского Театра русской драмы Владимира Толоконникова, он сразу же попросил позвать того на пробы.
Пробы Владимира Толоконникова
Толоконников пробовался в эпизоде «Желаю, чтобы все!». По сценарию он должен произнести тост и выпить рюмку водки. Бортко впоследствии вспоминал: «Когда я впервые его увидел, мне показалось, что передо мной сидит пес в галстуке. Володя убил меня в тот же миг, как сделал глоток водки. Он так убедительно гмыкнул, хэкнул, так удивительно пропутешествовал глоток по его шее, так хищно дернулся кадык, что я утвердил его немедленно».
Во время съемок Толоконников поранился
В фильме есть эпизод, в котором доктор Борменталь с профессором ловят Шарикова, а тот мечется и разбивает посуду и стекла в буфете. Владимир Алексеевич тогда сильно порезал ногу.
- Актер, который понял Булгакова
- На роль Шарика пробовалось сразу 20 претендентов
- Режиссер назвал Карая самым талантливым актером в картине
- Владимир Бортко «привел» в фильм персонажей из других произведений Михаила Булгакова
- Многих полюбившихся зрителям шуток в повести не найти
- Эпизод со свечкой был придуман режиссером
- Частушки в исполнении Шарикова сочинил Юлий Ким
- Перевоплотиться пришлось не только актерам
- Источник
Собачье сердце
?
Дамінік ад Патрыка (opatryck) wrote in movie_rippers, 2018-06-26 19:11:00 Дамінік ад Патрыка opatryck movie_rippers 2018-06-26 19:11:00 Categories:
- Кино
- Литература
- Медицина
- История
- Cancel
Смотрю народ как-то заглох, а вот меня что-то попёрло, посему хочу представить вам очередное кино-книгосравнение, на сей раз книга будет отечественной, а вот одна из рассматриваемых экранизаций зарубежная. Однако в связи с тем, что обе экранизации к изначальному книжному материалу отнеслись достаточно бережно (во всяком случае не выворачивали изначальную задумку писателя наизнанку), рассматривать буду не сами отличия фильмов от книги, а отличие персонажей книжных и киношных, ну и в довершении ещё немного пройдусь по режиссёрам.
Итак: Михаил Булгаков “Собачье сердце” (1924)
Для начала сюжет книги.
Москва. Зима 1924-1925го годов, самый разгар НЭПа. Медицинский, а следом за ним и весь остальной мир полнится новыми открытиями, в том числе перспективой омоложения человека. И в этой самой Москве живёт и трудится медицинское светило Филипп Филиппович Преображенский.
В результате по сути неудачного медицинского опыта над подобранным с улицы псом, точнее путём пересадки тому яичек и гипофиза от скончавшегося накануне человека тот не омолаживается, а превращается в человека.
А превратившись, через не продолжительное время, не без помощи домкома Швондера, поимевшего на профессора Преображенского зуб, пёс Шарик, точнее уже гражданин Полиграф Полиграфович Шариков выходит из-под контроля, что в конце концов приводит к повторной операции и возврату Шарикова обратно в собачье обличье.
- Тем кто не читал, настоятельно советую, книга достойная, к тому же Булгаков, сам будучи врачом по образованию и первой специальности, достаточно лихо и в то же время понятно пользуется профессиональной терминологией, так что заодно просветитесь.
- А теперь рассмотрим сходства и отличия книжных героев и их кинообразов в итало-немецкой экранизации Альберто Латтуады 1974го года и советской двухсерийки Владимира Бортко 1988го.
- Филипп Филиппович Преображенский
Неоднозначная фигура. С одной стороны Филипп Филиппович нетерпим к насилию и вообще грубости, что не характерно для такой циничной профессии, как медик. Более того он способен на доброту.
В своё время он приютил у себя на кафедре и возможно у себя дома (в книги нету подробностей) нищего иногороднего студента, да и пса Шарика он первым делом вылечил от ожогов кипятком и тот жил у Преображенского в поистине царских условиях.
С другой, все свои знания профессор пустил не просто на омоложение, а конкретно на продление сексуальной жизни новых хозяев Москвы, а следом, помогает этим самым омоложенным нэпманам и красным комиссарам и их малолетним любовницам избавляться от “последствий” этого самого омоложения.
А сидя за столом с дорогою сигарой рассуждает о евгенике и создании путём омоложения новой породы более чистых людей.
Более того, не стесняясь сам себя считает научным гением и категорически не желает признавать собственных ошибок и постоянное наблюдение перед собой такой ошибки в лице Шарика-Шарикова, которого он продолжает считать своим домашним животным, приносит ему воистину физические страдания, которые прекращаются только после того, как Шариков вновь превращается в пса. В общем назвать Преображенского положительным персонажем никак нельзя, но и отрицательным он также не является.
Преображенский (Макс фон Сюдов)
Слишком молод для опытного Филиппа Филипповича (на момент съёмок ему не было и пятидесяти), немного театрален в своей игре, но в целом пытается быть таким же нейтральным, как и булгаковский профессор, что в прочем получается не всегда. Также в отличие от своего оригинала Преображенский от фон Сюдова в меру циничен.
Преображенский (Евгений Евстигнеев)
Играет весьма убедительно, но ещё б Евстигнееву с таким актёрским опытом действовать иначе, но в отличие от книжного оригинала Преображенский от Евгения Александровича однозначно положительный персонаж, что сбивает с толку и смещает акценты всей истории и даже когда этот Преображенский ругает Швондера и вообще новых советских хозяев он делает это как-то по доброму и вместо ругани выходит скорее стариковское брюзжание пополам с отцовским журением.
Иван Арнольдович Борменталь
Уроженец Вильно, в прошлом, тот самый нищий студент получивший приют у профессора Преображенского, а ныне его коллега и ассистент. По происхождению из балтийских немцев, во всяком случае по отцу.
Всеми фибрами души предан своему учителю, помогал ему в эксперименте над Шариком, после тщательно вёл карту эксперимента, после того, как Шарик превратился в человека переехал жить к учителю, чтоб помогать ему (а по сути делать вместо него) воспитывать последнего. Импульсивен и время от времени порывается убить Шарикова.
Борменталь (Марио Адорф)
Не взирая на хорошую актёрскую игру Адорфа, Борменталь в его исполнении не убедителен. К тому же, если Преображенский фон Сюдова слишком молод, то Борменталь Марио Адорфа слишком стар (актёры ровесники) и никак не походит на ученика, он тут скорее друг и коллега со студенческой скамьи.
Борменталь (Борис Плотников)
А вот Иван Арнольдович Борменталь от Бориса Плотникова, как раз то что надо. Он гораздо моложе Преображенского и так же восторжен, как и его оригинальный прототип. Так что если была бы такая возможность именно этого Борменталя я бы поставил в пару к Преображенскому от Макса фон Сюдова
Шарик он же Полиграф Полиграфович Шариков
В прошлом уличный пёс со своею пёсьей философией. Достаточно умён для собаки, но при этом хитёр и вреден. Как и все городские собаки умел читать, знал московскую историю (во всяком случае в её собачьем изложении).
Став человеком под влиянием ли предыдущего “владельца” гипофиза или Дарьи Петровны – кухарки Преображенского освоил игру на балалайке, после попал под влияние Швондера, что приплюсовавшись к природной вреднючести сделало Шарика-Шарикова несносным.
Однако в целом его поведение можно рассматривать, как эдакий собачью пародию на человека. После обратной операции вновь стал добрым, но вредным псом.
Бобиков (Кочи Понзони)
По непонятной причине Латтуада решил сменить Шарикову фамилию, да и в целом герой Кочи Понзони несколько отличается от книжного Шарикова. Если в начале фильма Бобиков ведёт себя развязно и чем-то по поведению напоминает вора Промокашку, к концу истории его действия становяться более спокойными.
Только через время я понял, что тут Латтуада и Понзони пытались показать его постепенное очеловечивание т.е. в начале Бобиков не взирая на уже человеческое обличье по прежнему ещё слишком собака, а к концу становится уже полноценным человеком и даже опять став псом Бобик-Бобиков мыслит уже, как человек. Единственное, что выбивает, некоторая чрезмерная его сексуальная озабоченность.
В общем задумка интересная, но её не доработали и не доиграли так, чтобы она стала шедевральной.
Шариков (Владимир Толоконников)
Владимир Алексеевич Толоконников играет свою первую в актёрской карьере главную роль на все 200%, но… он скорее играет Клима Чугункина, точнее сказать Клима Чугункина в воображении режиссёра и автора сценария.
Вместо собачьего паскудства мы видим хамоватость, быдловатость и вседозволенность чисто человечью, которая резко контрастирует с теми моментами, когда Толоконникову приходится отыгрывать “собачье” поведение. Да, он делает это блестяще, но складывается впечатление, что у его Шарикова раздвоение личности.
Так что образ провальный, но в то же время сыграный настолько гениально, что стал в карьере не так давно скончавшегося актёра самой заметной ролью.
Швондер (имя отчества не известны, в фанфике от Александра Житинского стал Михал Михалычем)
Злобный, желчный и мстительный человек. Председатель домового комитета дома, где проживал Филипп Филиппович. Профессиональный революционер т.е.
из числа лодырей, которые пошли в камиссары чтобы продолжать не работать, а зарабатывать на жизнь путём экспроприаций и именно таких, как Швондер (а не всех красных комиссаров огульно) хает в своих речах книжный Преображенский.Не взирая на запрет, попытался лишить Преображенского части его квартиры, а когда это не вышло, начал всячески гадить профессору.
Поэтому появление Шарикова, стало для него настоящим подарком небес в силу которых атеист Швондер не должен был верить, так что в целом все выходки Шарикова на самом деле совершались под швондеровским чутким руководством.
Швондер (Вадим Гловна)
Вместо люмпена в комиссарской должности Швондер от Вадима Гловны скорее простой рабочий парень, прямолинейный и иногда даже наивный, а местами симпатичный и потому некоторые поступки Швондера в его исполнении выглядят воистину инородно. Сказывается леваческое мировоззрение Латтуады, который не мог допустить, чтобы коммунист был негодяем. Отсюда крайняя не убедительность персонажа.
Швондер (Роман Карцев)
Не взирая на, то что Карцев не профессиональный актёр, роль вышла яркая и убедительная, но… Роман Андреевич играет не мстительного и желчного люмпена, а одесскую босоту и в целом, если бы их поменяли местами с Толоконниковым получилось бы всё гораздо каноничней. Так что по итогу ни в итало-немецкой, ни в советской версии Швондера мы так и не увидели.
- Зина Бунина
- Прислуга и по совместительству медсестра Преображенского. В целом персонаж малозаметный, но хотелось сказать о нём именно в свете экранизаций
- Зина (Элеонора Джорджи)
В версии Альберто Латтуады не только прислуга, но и ассистентка Преображенского и Борменталя во время операции над Шариком.
Ветреная особа, мы видим её на свидании (куда Зина взяла Шарика) с неким офицером, затем попытки кокетничать с Иваном Арнольдовичем, а так же некоторую симпатию к Бобикову.
Объект сексуальных фантазий последнего, в фильме есть эпизод, когда Бобиков ночью прокрадывается в комнату прислуги и лижет ей ноги, пока та спит.
Зина (Ольга Мелихова)
Замечательно сыгранное пустое место. Точнее сказать Мелихова сыграла абсолютно книжную Зину, простую русскую девушку, работающую прислугой у известного человека, параллельно с этим выполняя нехитрые обязанности в его медицинской деятельности.
- Ну и в двух словах о впечатлениях от экранизаций
- Собачье сердце (1976)
Альберто Латтуада слыл в европейском кино русофилом и многие его фильмы были экранизациями русской классики, посему ему практически удалось избежать клюквы, практически, но не до конца.
В тоже время чувствовался то ли недостаток знаний о реалиях жизни в СССР вообще и в СССР в период НЭПа в частности, то ли попытки совместить жизнь жителей молодой советской республики с таковой в Европе, но в целом иногда поведение персонажей выглядит смешно, а то и вовсе инородно. Плюс, добавил негативных впечатлений идиотский перевод и попытки вклинивать дословные цитаты из Булгакова, там где они были несколько изменены в угоду сценарию (последнее я узнал ознакомившись с отзывами тех, кто знает итальянский).Но в целом видно, что и режиссёр, и актёры старались, так что если простить им некоторые грехи фильму можно поставить 6/10
Собачье сердце (1988)
Основная ошибка Бортко чрезмерно тщательное отношение к тексту Булгакова и он зачастую путает мысли героев с мыслями самого автора: сказал Преображенский, что поведением Шарикова руководит люмпен Клим Чугункин значит Шариков должен быть хамоватым быдлом и быдловатым хамлом и т.д.
Плюс конечно сказалось, то что фильм снимался в эпоху перестройки, когда модно было ругать советскую действительность. Правда лично мне не понятно, как при всём при этом Бортко умудрился стать членом КПРФ, хотя в данной экранизации в слепую руководствуясь текстом он сильнейшим образом проехался по пролетариату.
Так что поставлю этому фильму те же 6/10, но только из-за Синдрома утёнка.
«Вокруг Булгакова»: «подводные камни» «Собачьего сердца»
Самая простая из мыслимых трактовок «Собачьего сердца» сводится к конфликту между выдающимся учёным, рафинированным интеллигентом Филиппом Филипповичем Преображенским и «пролетариями» в лице Шарикова и Швондера.
Этот конфликт прямо следует из текста произведения, и он охотно принимается постановщиками, идёт ли речь о блестящей киноверсии Владимира Бортко или о спектаклях (автор видел три театральные постановки «Собачьего сердца», все они исходили именно из такой трактовки).
Мало того, что такая трактовка не единственно возможная (к этому вопросу мы ещё вернёмся), но сама по себе она неверная просто исходя из текста произведения. Не верите? Давайте порассуждаем.
Профессор и пролетарии
Читая повесть, мы естественным образом подходим к выводу о том, что раз уж профессор Преображенский не любит пролетариев, так он, наверное, не любит пролетарскую революцию и пролетарскую власть.
В общем — контрреволюционер и антисоветчик.
Поскольку этот образ для «белогвардейца» Булгакова выглядит вполне органично, мы тихо умиляемся безумной храбрости Михаила Афанасьевича, писавшего такую колерованную антисоветчину.
Потом читаем любое абсолютно развёрнутое жизнеописание Булгакова (допустим — классическую Мариэтту Чудакову) и наше умиление бьёт нас же по голове тупым тяжёлым предметом. Дело в том, что «контрреволюционер» и «антисоветчик» Булгаков отнюдь не в стол писал «Собачье сердце».
Он действительно собирался его опубликовать! И, надо сказать, продвинулся в этом деле довольно далеко. Вероятность того, что книга увидит свет, существовала.
В конечном итоге опубликовали её, конечно, только после падения советской системы цензуры, но это произошло вовсе не потому, что сам Булгаков так задумал.
На самом деле мы попали в ловушку общепринятых оценок. Как писал Станислав Ежи Лец — так хорошо научились читать между строк, что забыли прочитать сами строки. В строках же ничего контрреволюционного и антисоветского нет, и, более того, сам Преображенский прямо говорит, что никакой контрреволюции в его брюзжании не содержится.
Вокруг Булгакова. 100 лет писателю, пережившему душевный кризис
© А.П. Остроумова-Лебедева, «Портрет Михаила Булгакова», 1923 г
И правда — а что там?
Может, профессор Преображенский переживает о судьбе государя императора? Нет. И, более того, есть у нас подозрение, что в феврале 1917 года он, может, красный бант, подобно Тальбергу, не нацепил, но уж коллег точно начал называть «гражданами».
Может, он недоволен ликвидацией демократической республики и разгоном Учредительного собрания? Тоже нет. Во всяком случае, демократия в рамках отдельно взятого дома его раздражает.
Может он против преследований Православной церкви? Куда уж там, если он сам взялся исправлять рукой хирурга божественный промысел…
В революции и советской власти не устраивают милейшего Филиппа Филипповича всего три «Б» — быдло, бардак и отсутствие привычного благосостояния (хотя по сравнению с окружающими профессор — человек более чем обеспеченный).
Справиться с этими напастями профессор Преображенский собирается вполне контрреволюционно — путём призыва городового. Но если выйти за пределы «Собачьего сердца» и почитать ещё и фельетоны Булгакова, то можно легко установить, что сам Михаил Афанасьевич вполне был готов удовлетвориться обычным советским милиционером. А раз так, то, наверное, и Филипп Филиппович удовлетворился бы…
Проницательный читатель может, конечно, заметить, что раз уж книга предполагалась подцензурной, то Булгаков и не мог там ничего антисоветского и контрреволюционного писать. Но при этом он всякую разную контрреволюцию вполне мог иметь в виду…
Во-первых, мы вольны предполагать что угодно, но из текста ничего такого всё же не следует.
Во-вторых, «Собачье сердце» отнюдь не шариковы и швондеры читали, а хорошо известный Булгакову Николай Ангарский (Клестов). И даже Лев Каменев. Люди образованные и проницательные. Не стал был он им для прочтения ничего сомнительного давать.
Пролетарии и профессор
Итак, с профессором всё понятно — у него есть проблемы с пролетариатом, но нет проблем ни с пролетарской революцией, ни с пролетарским государством. А как там у пролетариев?
Хм… Простите. А кто такие Клим Чугункин и Полиграф Шариков? Они что — пролетарии?
Знаете, когда обобщённая «ксюшасобчак» начинает возмущаться «властью шариковых и швондеров», то у нас немедленно развивается когнитивный диссонанс.
Потому что Чугункин, судя по известным о нём фактам и культурному багажу, оставленному Шарикову, пролетарием никогда не был.
Был он балалаечником в трактире, то есть, относился к той самой творческой интеллигенции, что и упомянутая «ксюшасобчак».
Нам тут же вспомнились два печальных обстоятельства.
Первое связано с личными обстоятельствами Булгакова — его младший брат, Иван Афанасьевич, после службы в Белой армии оказался в эмиграции, образования так и не получил и потому всю жизнь проработал «балалаечником в трактире». Уровень, конечно, был повыше — не трактир, а ресторан, и не просто балалаечник, а балалаечник в оркестре, но смысл тот же… Иван Булгаков умер в 1969 году в Париже от последствий фронтового ранения. В последние годы сильно пил.
На момент написания «Собачьего сердца» (1925 год) о судьбе младшего брата Михаил Афанасьевич знал в общих чертах. Текст книги выглядит жутковатым предсказанием.
Второе обстоятельство связано с недавно опубликованным «Комсомольской правдой» фрагментом воспоминаний Александра Ширвиндта:
«Олега Николаевича Ефремова и Михаила Михайловича Козакова, людей дикого темперамента, особенно в состояния опьянения, обуздать не могли. Единственным, кого эти два персонажа слушались в период запоя, был я.
И мне звонили из театра “Современник” неожиданно, часа в два ночи, и говорили: “Пожалуйста, если нетрудно, подъезжайте. Олег Николаевич…”. Я даже не дослушивал, что с Олегом Николаевичем, и пёрся. В это время великого Ефремова держали несколько человек.
А у него был пунктик: нутряной демократ, он ненавидел все, что касается роскоши, барства, и в состоянии крайнего опьянения ногами бил машины, стоявшие у театра. Тогда машины были признаками неслыханного благополучия. Причем Олег так расходился, что бил и свою машину тоже.
Тут надо было обуздать его, чтобы машину не пришлось потом “госпитализировать”».
Да простят автора поклонники актёрского таланта Ефремова-старшего (сам автор тоже к ним относится — в восторге от Мольера из булгаковской «Кабалы святош»), но не видят ли они чего-то общего между пьяными выходками «нутряного демократа» и шариковским «взять всё, да и поделить»? Уровень, разумеется, разный. Но наклонности — одинаковые.
И да, кстати, Шариков-то тоже подался отнюдь не в пролетарии — стал активистом и быстро устроился на административную работу. Как бы не интеллигент, конечно, но что-то близкое. Тоже прослойка.
Тут вспоминается история из жизни Якова Джугашвили — в 1930 году он подал документы на поступление в Московский институт инженеров транспорта и в анкете, естественно, написал, происходит из семьи служащих.
Тут следует отметить, что даже 60 лет спустя такая анкета считалась при поступлении не слишком хорошей и при прочих равных условиях абитуриент из семьи рабочих или колхозников, а особенно — имеющий производственный стаж, имел более высокие шансы на поступление.
Джугашвили повезло — в приёмной комиссии нашёлся бдительный товарищ, который что-то заподозрил и попросил Якова Иосифовича написать должность отца…
«Вокруг Булгакова». Сталин как гений манипуляции
© РИА Новости, РИА Новости / Перейти в фотобанк
Возвращаясь к «Собачьему сердцу», делаем вывод — нет в тексте никакого конфликта интеллигенции и пролетариата, да и не могло быть. Потому что для пса Шарика (равно как и для писателя Булгакова) «пролетарий» — дворник. С настоящими пролетариями они не знакомы.
Это Валентин Катаев мог себе позволить на несколько месяцев углубиться в производственный (а на стройке Беломорканала — даже в зэковско-производственный) коллектив и написать в результате «Время — вперёд!».
Булгаков на такое не разменивался (и был по-своему прав).
В общем, видим мы в повести конфликт между представителями научной интеллигенции и представителями интеллигенции творческой.
Сам по себе этот конфликт существует, конечно, но Булгаков предпочёл ему более понятный и актуальный на то время конфликт между представителем производственной интеллигенции и активистами.
Собственно, именно это делает повесть очень современной — сколько вокруг нас шляется шариковых и швондеров, занятых исключительно «общественным активизмом»?
Резюме
Того конфликта, который виден с первого взгляда и лежит буквально на поверхности, в «Собачьем сердце» нет и близко. Также отсутствуют в тексте прямые следы «контрреволюции» и «антисоветчины».
Именно это дало основания члену Компартии Владимиру Бортко ставить «Собачье сердце» — ну не увидел он там никакого криминала с точки зрения партийной идеологии. Более того, смог убедить в этом товарищей по партии.
Бортко увидел в «Собачьем сердце» другие мотивы. Например, такие: «коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество» (В.И. Ленин).
«Образование» Шарикова очень хорошо описано в «Задачах союзов молодёжи» — «естественно, что на первый взгляд приходят в голову мысли о том, что учиться коммунизму — это значит усвоить ту сумму знаний, которая изложена в коммунистических учебниках, брошюрах и трудах.
Но такое определение изучения коммунизма было бы слишком грубо и недостаточно.
Если бы только изучение коммунизма заключалось в усвоении того, что изложено в коммунистических трудах, книжках и брошюрах, то тогда слишком легко мы могли бы получить коммунистических начетчиков или хвастунов, а это сплошь и рядом приносило бы нам вред и ущерб». А вы говорите — переписка Каутского с Энгельсом…
Вокруг Булгакова. Загадки и тайны названия «Дней Турбиных»
© klin-demianovo.ru / Перейти в фотобанк
- При жизни Булгакова «Собачье сердце» не было издано не из-за его «антисоветизма», а из-за того, что сатира (вполне благонамеренная, заметим, сатира) на некоторые особенности советского строя (тех же «активистов») оказалась чересчур ядрёной.
- Впрочем, существуют и другие точки зрения, о которых мы поговорим в последующих выпусках «Вокруг Булгакова».
«Вокруг Булгакова»: «подводные камни» «Собачьего сердца»
Украина.руУкраина.ру
Мало того, что такая трактовка не единственно возможная (к этому вопросу мы ещё вернёмся), но сама по себе она неверная просто исходя из текста произведения. Не верите? Давайте порассуждаем.
Читая повесть, мы естественным образом подходим к выводу о том, что раз уж профессор Преображенский не любит пролетариев, так он, наверное, не любит пролетарскую революцию и пролетарскую власть.
В общем — контрреволюционер и антисоветчик.
Поскольку этот образ для «белогвардейца» Булгакова выглядит вполне органично, мы тихо умиляемся безумной храбрости Михаила Афанасьевича, писавшего такую колерованную антисоветчину.
Потом читаем любое абсолютно развёрнутое жизнеописание Булгакова (допустим — классическую Мариэтту Чудакову) и наше умиление бьёт нас же по голове тупым тяжёлым предметом. Дело в том, что «контрреволюционер» и «антисоветчик» Булгаков отнюдь не в стол писал «Собачье сердце».
Он действительно собирался его опубликовать! И, надо сказать, продвинулся в этом деле довольно далеко. Вероятность того, что книга увидит свет, существовала.
В конечном итоге опубликовали её, конечно, только после падения советской системы цензуры, но это произошло вовсе не потому, что сам Булгаков так задумал.
На самом деле мы попали в ловушку общепринятых оценок. Как писал Станислав Ежи Лец — так хорошо научились читать между строк, что забыли прочитать сами строки. В строках же ничего контрреволюционного и антисоветского нет, и, более того, сам Преображенский прямо говорит, что никакой контрреволюции в его брюзжании не содержится.
Может, профессор Преображенский переживает о судьбе государя императора? Нет. И, более того, есть у нас подозрение, что в феврале 1917 года он, может, красный бант, подобно Тальбергу, не нацепил, но уж коллег точно начал называть «гражданами».
Может, он недоволен ликвидацией демократической республики и разгоном Учредительного собрания? Тоже нет. Во всяком случае, демократия в рамках отдельно взятого дома его раздражает.
Может он против преследований Православной церкви? Куда уж там, если он сам взялся исправлять рукой хирурга божественный промысел…
В революции и советской власти не устраивают милейшего Филиппа Филипповича всего три «Б» — быдло, бардак и отсутствие привычного благосостояния (хотя по сравнению с окружающими профессор — человек более чем обеспеченный).
Справиться с этими напастями профессор Преображенский собирается вполне контрреволюционно — путём призыва городового. Но если выйти за пределы «Собачьего сердца» и почитать ещё и фельетоны Булгакова, то можно легко установить, что сам Михаил Афанасьевич вполне был готов удовлетвориться обычным советским милиционером. А раз так, то, наверное, и Филипп Филиппович удовлетворился бы…
Проницательный читатель может, конечно, заметить, что раз уж книга предполагалась подцензурной, то Булгаков и не мог там ничего антисоветского и контрреволюционного писать. Но при этом он всякую разную контрреволюцию вполне мог иметь в виду…
Во-первых, мы вольны предполагать что угодно, но из текста ничего такого всё же не следует.
Во-вторых, «Собачье сердце» отнюдь не шариковы и швондеры читали, а хорошо известный Булгакову Николай Ангарский (Клестов). И даже Лев Каменев. Люди образованные и проницательные. Не стал был он им для прочтения ничего сомнительного давать.
Итак, с профессором всё понятно — у него есть проблемы с пролетариатом, но нет проблем ни с пролетарской революцией, ни с пролетарским государством. А как там у пролетариев?
Хм… Простите. А кто такие Клим Чугункин и Полиграф Шариков? Они что — пролетарии?
Знаете, когда обобщённая «ксюшасобчак» начинает возмущаться «властью шариковых и швондеров», то у нас немедленно развивается когнитивный диссонанс.
Потому что Чугункин, судя по известным о нём фактам и культурному багажу, оставленному Шарикову, пролетарием никогда не был.
Был он балалаечником в трактире, то есть, относился к той самой творческой интеллигенции, что и упомянутая «ксюшасобчак».
Нам тут же вспомнились два печальных обстоятельства.
Первое связано с личными обстоятельствами Булгакова — его младший брат, Иван Афанасьевич, после службы в Белой армии оказался в эмиграции, образования так и не получил и потому всю жизнь проработал «балалаечником в трактире».
Уровень, конечно, был повыше — не трактир, а ресторан, и не просто балалаечник, а балалаечник в оркестре, но смысл тот же… Иван Булгаков умер в 1969 году в Париже от последствий фронтового ранения. В последние годы сильно пил.
На момент написания «Собачьего сердца» (1925 год) о судьбе младшего брата Михаил Афанасьевич знал в общих чертах. Текст книги выглядит жутковатым предсказанием.
Второе обстоятельство связано с недавно опубликованным «Комсомольской правдой» фрагментом воспоминаний Александра Ширвиндта:
«Олега Николаевича Ефремова и Михаила Михайловича Козакова, людей дикого темперамента, особенно в состояния опьянения, обуздать не могли. Единственным, кого эти два персонажа слушались в период запоя, был я.
И мне звонили из театра “Современник” неожиданно, часа в два ночи, и говорили: “Пожалуйста, если нетрудно, подъезжайте. Олег Николаевич…”. Я даже не дослушивал, что с Олегом Николаевичем, и пёрся. В это время великого Ефремова держали несколько человек.
А у него был пунктик: нутряной демократ, он ненавидел все, что касается роскоши, барства, и в состоянии крайнего опьянения ногами бил машины, стоявшие у театра. Тогда машины были признаками неслыханного благополучия. Причем Олег так расходился, что бил и свою машину тоже.
Тут надо было обуздать его, чтобы машину не пришлось потом “госпитализировать”».
Да простят автора поклонники актёрского таланта Ефремова-старшего (сам автор тоже к ним относится — в восторге от Мольера из булгаковской «Кабалы святош»), но не видят ли они чего-то общего между пьяными выходками «нутряного демократа» и шариковским «взять всё, да и поделить»? Уровень, разумеется, разный. Но наклонности — одинаковые.
И да, кстати, Шариков-то тоже подался отнюдь не в пролетарии — стал активистом и быстро устроился на административную работу. Как бы не интеллигент, конечно, но что-то близкое. Тоже прослойка.
Тут вспоминается история из жизни Якова Джугашвили — в 1930 году он подал документы на поступление в Московский институт инженеров транспорта и в анкете, естественно, написал, происходит из семьи служащих.
Тут следует отметить, что даже 60 лет спустя такая анкета считалась при поступлении не слишком хорошей и при прочих равных условиях абитуриент из семьи рабочих или колхозников, а особенно — имеющий производственный стаж, имел более высокие шансы на поступление.
Джугашвили повезло — в приёмной комиссии нашёлся бдительный товарищ, который что-то заподозрил и попросил Якова Иосифовича написать должность отца…
Возвращаясь к «Собачьему сердцу», делаем вывод — нет в тексте никакого конфликта интеллигенции и пролетариата, да и не могло быть. Потому что для пса Шарика (равно как и для писателя Булгакова) «пролетарий» — дворник. С настоящими пролетариями они не знакомы.
Это Валентин Катаев мог себе позволить на несколько месяцев углубиться в производственный (а на стройке Беломорканала — даже в зэковско-производственный) коллектив и написать в результате «Время — вперёд!». Булгаков на такое не разменивался (и был по-своему прав).
В общем, видим мы в повести конфликт между представителями научной интеллигенции и представителями интеллигенции творческой.
Сам по себе этот конфликт существует, конечно, но Булгаков предпочёл ему более понятный и актуальный на то время конфликт между представителем производственной интеллигенции и активистами.
Собственно, именно это делает повесть очень современной — сколько вокруг нас шляется шариковых и швондеров, занятых исключительно «общественным активизмом»?
Того конфликта, который виден с первого взгляда и лежит буквально на поверхности, в «Собачьем сердце» нет и близко. Также отсутствуют в тексте прямые следы «контрреволюции» и «антисоветчины».
Именно это дало основания члену Компартии Владимиру Бортко ставить «Собачье сердце» — ну не увидел он там никакого криминала с точки зрения партийной идеологии. Более того, смог убедить в этом товарищей по партии.
Бортко увидел в «Собачьем сердце» другие мотивы. Например, такие: «коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество» (В.И. Ленин).
«Образование» Шарикова очень хорошо описано в «Задачах союзов молодёжи» — «естественно, что на первый взгляд приходят в голову мысли о том, что учиться коммунизму — это значит усвоить ту сумму знаний, которая изложена в коммунистических учебниках, брошюрах и трудах.
Но такое определение изучения коммунизма было бы слишком грубо и недостаточно.
Если бы только изучение коммунизма заключалось в усвоении того, что изложено в коммунистических трудах, книжках и брошюрах, то тогда слишком легко мы могли бы получить коммунистических начетчиков или хвастунов, а это сплошь и рядом приносило бы нам вред и ущерб». А вы говорите — переписка Каутского с Энгельсом…
При жизни Булгакова «Собачье сердце» не было издано не из-за его «антисоветизма», а из-за того, что сатира (вполне благонамеренная, заметим, сатира) на некоторые особенности советского строя (тех же «активистов») оказалась чересчур ядрёной.
Впрочем, существуют и другие точки зрения, о которых мы поговорим в последующих выпусках «Вокруг Булгакова».
Загрузка...
