Читать
Не верю ни в бога, ни в черта,
Ни в благо, ни в сатану,
А верю я безотчетно
В нелепую эту страну.
Она чем нелепей, тем ближе,
Она — то ли совесть, то ль бред,
Но вижу, я вижу, я вижу
Как будто бы автопортрет.
Любите вы Листа, Моцарта, Сальери,
Лавки букинистов, летний кафетерий,
Споры о Шекспире и о Кальдероне
В городской квартире в Киевском районе.
Ах, Париж весенний! Как к тебе добраться?
Рано утром в Сене можно искупаться.
Вы себя погубите западной душою,
Заграницу любите — ох, нехорошо.
Мастера палитры, вы не виноваты,
Ох, космополиты — милые ребята.
Любите вы Брамса,
нравится вам Врубель,
Так подайте рубль,
дорогие братцы.
Есть у раздражения
Самовыражение.
Дверью — хлоп,
И пулю — в лоб.
Ах, как всем досадил!
И лежит в гробу — костюм,
Новые ботинки,
Галстук на резинке.
Две вдовы
(Две жены)
К случаю наряжены.
Он лежит — уже ничей
В ожидании речей.
Караул! Караул!
Вот почетный караул.
Хорошо ему в почете,
Жалко, ноги протянул.
Говорю ему — привет,
Ты — туда, а я — в буфет.
О чем во тьме кричит сова?
Какие у нее слова?
Спроси об этом у совы
На «ты» или на «вы».
На «вы» спросить — переспросить
На «ты» — невежливо спросить.
Поскольку женщина сова
И у нее свои права.
Иду дорогой через лес,
Держу ружье наперевес.
Охотник я. Но где же дичь?
Где куропатка или сыч?
Хотя — съедобны ли сычи,
Про то не знают москвичи.
Но я — неважный гастроном,
Давай зальем сыча вином!
Мы славно выпьем под сыча
Зубровки и спотыкача!
Прекрасен ты, осенний лес, —
Какая к черту мне охота!
Пересеку наперерез
Твои осенние болота.
Товарищ дал мне сапоги –
Размеры наши совпадают,
Подарок с дружеской ноги
Сейчас в болоте пропадает!
Но притяжение болот
Мы все–таки преодолеем,
Тому надежда и оплот,
Что силу воли мы имеем.
Мы — это я и сапоги,
Подарок с дружеской ноги.
Они ходили с малых лет
Через болота и овраги,
А покупали их в сельмаге,
Для них асфальт — уже паркет.
Люблю я эти сапоги,
Заклеенные аккуратно,
Подарок с дружеской ноги –
Я не верну его обратно.
Уже светлеет. Переход
От тени к свету непонятен,
Число полутонов растет,
А воздух влажен и приятен.
Рога трубят? Рога трубят…
Апрель 1964
Я голову приподнимаю,
Прошедший день припоминаю.
Улицу наклонную, по улице — туман,
С дворянскими колоннами старинные дома.
Старого точильщика,
Лудильщика кастрюль,
Военного училища
Медленный патруль.
Заберите меня, заберите,
Посадите меня под арест,
Десять суток мне подарите,
Прикажите позвать оркестр.
Пусть по улицам бьют барабаны
И в подзорные трубы глядят,
И суровые ветераны
Пощадить меня не велят.
По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.
Даже если пепелище
Выглядит вполне,
Не найти того, что ищем,
Ни тебе, ни мне.
Путешествие в обратно
Я бы запретил,
Я прошу тебя, как брата,
Душу не мути.
А не то рвану по следу –
Кто меня вернет? —
И на валенках уеду
В сорок пятый год.
В сорок пятом угадаю,
Там, где — боже мой! —
Будет мама молодая
И отец живой.
Городок провинциальный,
Летняя жара,
На площадке танцевальной
Музыка с утра.
Рио–рита, рио–рита,
Вертится фокстрот,
На площадке танцевальной
Сорок первый год.
Ничего, что немцы в Польше,
Но сильна страна,
Через месяц — и не больше –
Кончится война.
Рио–рита, рио–рита,
Вертится фокстрот,
На площадке танцевальной
Сорок первый год.
Я жизнью своею рискую,
С гранатой на танк выхожу
За мирную жизнь городскую,
За все, чем я так дорожу.
Я помню страны позывные,
Они раздавались везде –
На пункты идти призывные,
Отечество наше в беде.
Живыми вернуться просили.
Живыми вернутся не все,
Вагоны идут по России,
По травам ее, по росе.
И брат расставался с сестрою,
Покинув детей и жену,
Я юностью связан с войною
И я ненавижу войну.
Я понял, я знаю, как важно
Веслом на закате грести,
Сирени душистой и влажной
Невесте своей принести.
Пусть пчелы летают — не пули,
И дети родятся не зря,
Пусть будет работа в июле
И отпуск в конце января.
За лесом гремит канонада,
А завтра нам снова шагать.
Не надо, не надо, не надо,
Не надо меня забывать.
Я видел и радость и горе,
И я расскажу молодым,
Как дым от пожарища горек
И сладок отечества дым.
Москва сортировала поезда:
Товарные, военные, почтовые.
Нас увозили в дальние места,
Живыми оставались чтобы мы.
Для жизни дальней оставались жить,
Которая едва обозначалась,
Теперь — глаза в слезах, едва смежить,
За все начала, за все начала.
Звон трамвая голосист и гулок,
Парк расцвечен точками огней,
Снова я пришел на переулок –
Переулок юности моей.
Над асфальтом наклонились вязы,
Тенью скрыв дорожку мостовой.
Помню, как к девчонке сероглазой
Торопился я под выходной.
Как, промокнув под дождем веселым,
За цветущий прятались каштан,
Девочка из сорок третьей школы
И до слез смущенный мальчуган.
Мне хотелось слез необычайных,
Клятву, что ли, дать или обет.
Этот дождь, короткий и случайный,
Стал причиной близости к тебе.
Знаю — случай ничего не значит.
Но сегодня поздно пожалел,
Что могло случиться все иначе,
Если б дождь подольше прозвенел.
Звон трамвая голосист и гулок,
Парк расцвечен точками огней,
Снова я пришел на переулок –
Переулок юности моей.
Источник: https://www.litmir.me/br/?b=116262&p=1
Геннадий Шпаликов – Стихи
Здесь можно скачать бесплатно “Геннадий Шпаликов – Стихи” в формате fb2, epub, txt, doc, pdf. Жанр: Поэзия. Так же Вы можете читать книгу онлайн без регистрации и SMS на сайте LibFox.Ru (ЛибФокс) или прочесть описание и ознакомиться с отзывами.На В Твиттере В Instagram В Одноклассниках Мы
Описание и краткое содержание “Стихи” читать бесплатно онлайн.
Геннадий Федорович Шпаликов
– To ли страсти поутихли… – Ах, утону я в Западной Двине… – Друг мой, я очень и очень болен… – Летняя дорога, летние кусты… – На меня надвигается… – Ничего не получалось… – О, Паша, ангел милый… – Почто, о друг, обижен на меня?.. – Поэтам следует печаль… – Саша, ночью я пришел… – Троим – Утешение – Чего ты снишься каждый день…
* * * На меня надвигается По реке битый лед. На реке навигация, На реке пароход.
Пароход белый-беленький, Дым над красной трубой. Мы по палубе бегали Целовались с тобой.
Пахнет палуба клевером, Хорошо, как в лесу. И бумажка наклеена У тебя на носу.
Ах ты, палуба, палуба, Ты меня раскачай, Ты печаль мою, палуба, Расколи о причал.
* * * Поэтам следует печаль, А жизни следует разлука. Меня погладит по плечам Строка твоя рукою друга.
И одиночество войдет Приемлемым, небезутешным, Оно как бы полком потешным Со мной по городу пройдет.
Не говорить по вечерам О чем-то непервостепенном Товарищами хвастать нам От суеты уединенным.
Никто из нас не Карамзин А был ли он, а было ль это Пруды и девушки вблизи И благосклонные поэты.
* См. Карамзин
* * * Ах, утону я в Западной Двине Или погибну как-нибудь иначе,Страна не пожалеет обо мне, Но обо мне товарищи заплачут.
Они меня на кладбище снесут, Простят долги и старые обиды. Я отменяю воинский салют, Не надо мне гражданской панихиды.
Не будет утром траурных газет, Подписчики по мне не зарыдают, Прости-прощай, Центральный Комитет, Ах, гимна н
адо мною не сыграют.
Я никогда не ездил на слоне, Имел в любви большие неудачи, Страна не пожалеет обо мне, Но обо мне товарищи заплачут.
* * *
В.П. Некрасову
Ничего не получалось, Я про это точно знал, Что всегда доступна частность И неведом идеал.
Я его однажды видел Не во сне, а наяву, Появился в лучшем виде, Повалился на траву.
Мы во Внукове лежали, Отменялся самолет. Ничего уже не жаль мне, Жалко вот, Жаль мне только, Жалко только И тогда, да и теперь Ничего не знаю толком О тебе и о себе. 1963
* * *
В.П. Некрасову
Чего ты снишься каждый день, Зачем ты душу мне тревожишь? Мой самый близкий из людей, Обнять которого не можешь.
Зачем приходишь по ночам, Распахнутый, с веселой челкой, Чтоб просыпался и кричал, Как будто виноват я в чем-то.
И без тебя повалит снег, А мне все Киев будет сниться. Ты приходи, хотя б во сне, Через границы, заграницы. 29 октября 1974
ТРОИМ
С.К., Ю.И. и П.Ф.
Сегодня пьем Опять втроем, Вчера втроем, Позавчера Все вечера Втроем. Четвертый был, Но он забыл, Как пел и пил. Ему плевать, Ушел вчера, А нам блевать Все вечера ВТРОЕМ.
* * * To ли страсти поутихли, То ли не было страстей,Потерялись в этом вихре И пропали без вестей Люди первых повестей.
На Песчаной – все песчано, Лето, рвы, газопровод, Белла с белыми плечами, Пятьдесят девятый год, Белле челочка идет.
Вижу четко и нечетко Дотянись – рукой подать Лето, рвы и этой челки Красно-рыжей благодать.
Над Москвой-рекой ходили, Вечер ясно догорал, Продавали холодильник, Улетали за Урал.
* * *
П. Финну
Почто, о друг, обижен на меня? Чем обделен? Какими сапогами? Коня тебе? Пожалуйста – коня! Зеленый штоф, визигу с пирогами.
Негоциантку или Бибигуль? Иль деву русскую со станции Подлипки? Избу на отдаленном берегу Иль прелести тибетской Айболитки?
Все для тебя – немой язык страстей И перстень золотой цареубийцы. Ты прикажи – и вот мешок костей Врагов твоих и тело кровопийцы.
УТЕШЕНИЕ
П. Финну – в ночь
бодрости и ужаса
Смертный, гонимый людьми и судьбой,
расставаяся с миром, Злобу людей и судьбы сердцем прости
и забудь. К солнцу последний свой взор обрати, как Руссо,
и утешься: В тернях заснувшие здесь,
в миртах пробудятся там.
* * *
П. Финну
Друг мой, я очень и очень болен, Я-то знаю (и ты) откуда взялась эта боль! Жизнь крахмальна,- поступим крамольно И лекарством войдем в алкоголь! В том-то дело! Не он в нас – целебно, А, напротив,- в него мы, в него! И нелепо ли бяше!- а лепо, Милый Паша, ты вроде Алеко И уже не помню кого, Кто свободен руками, ногами, Кто прощается с Соловками! А к тебе обращается узник, Алексеевский равелин…
* * *
П. Финну
О, Паша, ангел милый, На мыло – не хватило Присутствия души,Известный всем громила Твое похитил мыло. Свидетели – ежи, Два милиционера, Эсер по кличке Лера, Еще один шпажист И польский пейзажист, Который в виде крыльев Пивную рисовал, Потом ее открыли, и они действительно
улетели, С пивной, так что – свидетелей
не осталось.
* * *
Василию Ливанову
Летняя дорога, Летние кусты, Отдохни немного, Ты или не 281 ты.
Погляди на облако Или на траву,Остальное – побоку, Вижу наяву:
Среди поля – дерево, А на поле – ты. Верю – неуверенно В дело доброты.
* * * Саша, ночью я пришел, Как обыкновенно. Было мне нехорошо, Как обыкновенно.
Саша, темное окно Не темнело лучше. Саша, мне нехорошо, А тебе не лучше.
Ничего я не узнал Про тебя, любимый. Только видел я глаза Мне необходимые.
Источник: https://www.libfox.ru/51042-gennadiy-shpalikov-stihi.html
Поэт Геннадий Шпаликов
«А еще он был поэтом…» — такое начало, пожалуй, моментально губит разговор о поэзии. Нельзя быть «еще и поэтом». Поэзия требует полного подчинения, остальное позволительно только в качестве чего-то второстепенного и менее важного.
Может быть, это предубеждение и сыграло злую шутку с Геннадием Шпаликовым. Мы знаем его в первую очередь как человека другой сферы.
Фильмы по его сценариям — вершины оттепельного кино («Застава Ильича», «Я шагаю по Москве», «Я родом из детства»), собственная режиссерская работа «Долгая счастливая жизнь» — без преувеличения шедевр. Ну а со стихами что?
С ними не все так очевидно. Во-первых, их мало — опубликованных что-то около сотни. Во-вторых, многие стали известны благодаря песням («Я шагаю по Москве», «Рио-рита», «Палуба», «Ах, утону я в Западной Двине», «По несчастью или счастью истина проста…
»), что невольно уменьшает серьезность отношения к ним. Это легко понять, потому что шпаликовские стихи отличаются незамысловатостью, почти пушкинской легкостью, их так и хочется пропеть.
Пушкин, по-видимому, был для него важным ориентиром: как поэтическим, так и жизненным.
***
В коммунальное помещение,Где засохли в банках цветы,Ты пришла, как чудное видениеИ как гений чистой красоты.Потом ушла…К чему рыданье!К чему похвал ненужный хор!Осталось прежнее страданье
И холостяцкий коридор.
Шпаликову приписывается фраза о том, что поэту в России неприлично жить больше 37 лет. Он столько и прожил — как Пушкин. Вообще, его жизнь легко укладывается в стереотипическое представление о поэте.
Родился в 37-м, умер в 37 лет (не обошлось без числовой мистики), рано начал писать и писал постоянно, жил беззаботно, много пил, от этого страдала семейная жизнь сначала с Натальей Рязанцевой, потом с актрисой Инной Гулая.
В последние годы, когда забраковывали все его сценарии и лишали средств к существованию, был депрессивен, пил еще больше. Умер от «нехватки воздуха», как говорил Блок о том же Пушкине. Последнее нам напомнил сериал «Оттепель».
Кадры, представляющие персонаж Кости Паршина, прообразом которого был Шпаликов, живописуют бедный быт его тесной комнатенки: медный чайник, почерневший от старости, бутылка вина, граненый стакан, лист бумаги и карандаши. Пишущая машинка и портрет Маяковского, соседствующий с банкой соленых огурцов.
Маяковский действительно был героем юности Шпаликова. Первые стихи, написанные в суворовском училище, сделаны под него.
Обвинение дождю
Откуда у неба столько воды,Тут помутнеешь в рассудке.Дождь,наливаяс краями пруды,Хлещет вторые сутки.Погода сама говорит за то,Что в этот безбожный векСкоро будет всемирный потопИ нужно строить ковчег.Кто там, на небе,давай разберись,Пожалуйста,не авральте.Нам же не сеятькитайский рисНа заливном
асфальте.
Таких стихов много: «Половина девятого», «Надоело!», «Редкое сновидение, или жалко, что не в жизни», «Март». Тогда под обаяние футуристов попали многие поэты его поколения. Но даже сделанные под кого-то стихотворения Шпаликова были узнаваемо шпаликовские.
Уже в ранних текстах можно разглядеть тот мир, который он потом додумает и воспоет в своих сценариях и более поздних поэтических текстах. Это те мифические оттепельные 60-е, та Москва, в которой под дождем может вприпрыжку идти босая девушка, а за ней следом будет катить велосипедист с зонтом.
Мир, в котором все незнакомые женщины, идущие мимо, прекрасны и где для счастья ничего не нужно, только бы не мешали жить.
***
Мы сидели скучалиУ зеленой воды,Птиц домашних качалиПатриарши пруды.День был светлый и свежий,Людям нравилось жить.Я был весел и вежлив,Я хотел рассмешить.
Сочинял вам, не мучась,Про царей, про цариц,Про печальную участьОкольцованных птиц.Их пускают китайцы,Чтоб потом — наповал —Били птиц сенегальцыНад рекой Сенегал.Не узнать комсомольцам,Что убийцы босыИ научные кольцаПродевают в носы.
Погибают скитальцыВдалеке от друзей.Громко плачут китайцы
И Британский музей.
Герой Шпаликова — молодой житель города, из обыкновенной семьи, с военным детством, в чем-то непутевый и легкомысленный, но, в общем-то, счастливый. Собственно, так или иначе, это сам Шпаликов и есть. Все им созданное отображает его представление о жизни вплоть до полного разочарования последних лет.
Бесполезно спорить о том, существовали 60-е Шпаликова, полные надежд и юношеского прекраснодушия, или это чистая выдумка. Очевидно, что для него существовали, он в них верил. В «Трех посвящениях Пушкину» он говорит: «…Да здравствуют дома, где нас сегодня ждут, / Я счастлив собираться, торопиться.
// Там на столе грибы и пироги, / Серебряные рюмки и настойки, / Ударит час, и трезвости враги / Придут сюда для дружеской попойки. // Редеет круг друзей, но — позови, / Давай поговорим как лицеисты / О Шиллере, о славе, о любви, / О женщинах — возвышенно и чисто». Этот лицейский дух был характерен для ВГИКовской компании, в которой Шпаликов был самым ярким и талантливым.
Ко всем дружелюбный, большой выдумщик и душа общества. Его исключительность признавали все друзья. Инна Гулая говорила: «Он ведь гений… И я не знаю, как мне вести себя с ним».
В конце 50-х и позднее Шпаликов качнулся от Маяковского в сторону позднего Пастернака с его «неслыханной простотой» и, может быть, позднего Заболоцкого. Стал еще воздушнее и прозрачнее. Вот, например, стихотворение 1970 года, совершенно пастернаковское, в духе «Быть знаменитым некрасиво».
***
А. КончаловскомуПопытка выразить себя —Труднейшая из всех попыток.Она врывается слепя,И от нее сплошной убыток.Художнику в конце концовНе до конечных результатов.
Он правде заглянул в лицо,Себя от правды не запрятав.Незащищенность мастеров,Цена попыток, откровений…Бывает легкое перо,Но не бывает легким гений.Не верю легкости труда,Обманчива такая легкость.
Сто раз обманчивая легкость,
Но есть потеря и беда.
Кстати, в этом стихотворении, опровергается миф о легкости писания стихов, которая приписывалась Шпаликову. Георгий Данелия, например, в своей книге «Безбилетный пассажир» рассказывает, как придумывалась песня к фильму «Я шагаю по Москве» :
— Если не сочинишь, никуда не пойдем.
— Сейчас! — Гена задумался.
— Можно снимать? — спросил я Юсова.
— Рано.
— Сочинил! — заорал снизу Гена. — «Я иду, шагаю по Москве, и я пройти еще смогу соленый Тихий океан, и тундру, и тайгу…» Снимайте!
— Лучше «А я»!
— Что «А я»?
— По мелодии лучше «А я иду, шагаю по Москве!»
— Хорошо — «А я иду, шагаю по Москве…» Снимайте! Мотор!
— Перед «А я» должно еще что-то быть! Еще куплет нужен!
— Говорил, не надо «А»! — расстроился Гена.
Пока Юсов снимал, Гена придумал предыдущий куплет («Бывает все на свете хорошо, / В чем дело, сразу не поймешь…») и последний («Над лодкой белый парус распущу / Пока не знаю где…»)
— Снято, — сказал Юсов.
Понятно, что писание стихов не было просто прихотью или забавой. На свою первую публикацию он отозвался так: «…Пусть моя строка другой заслонится, / Но благодарю судьбу свою / Я за право творческой бессонницы / И за счастье рядовых в строю».
Несмотря даже на то, что в том же стихотворении он говорит: «Я сегодня стал литературой / Самой средней, очень рядовой».
Поэзия для него служила отдушиной от участия в тяжеловесном процессе кинопроизводства с бесчисленными цензурными инстанциями, необходимостью согласовывать и править сценарии.
***
Я жил как жил,Спешил, смешил,Я даже в армии служилИ тем нисколько не горжусь,Что в лейтенанты не гожусь.Не получился лейтенант,Не вышел. Я — не получился,Но, говорят, во мне талантИного качества открылся:
Я сочиняю — я пишу.
Сергей Соловьев в одном из интервью сказал: «Гена на самом деле никакой не сценарист, он писатель. Он писатель, который некоторое количество своего времени, лет, сил, ума, таланта отдал вот этому смешному делу — производству кинофильмов». И пусть Соловьев часто склонен к преувеличениям и излишней восторженности, но в этом ему верится.
***
Хотел бы я писать всерьезПро замечательный мороз,Про мало ли, про мало что,Но получается не то.Строка сменяется строкойИ возникает под рукойКартина в ясной простоте,Но получаются не те.Как мне себя же разгадать,Души движенье передать,Не притворяясь, не шутя,Хотя бы так, как бы хотя.Но небольшая благодать —Желание зарифмовать,Хотя в попытке этой есть
Как будто мужество и честь.
Шпаликовские стихотворения просты и понятны для многих. Поэтому в современной поэзии, когда господствует ориентация на усложненную поэтику и неочевидные смыслы, они могут показаться архаическими, а популярность у неизощренной аудитории может вызвать раздражение.
Более того, такой подход, когда выбираются и внимательнее рассматриваются поэты более «сложные», влияет и на ретроспективное исследование русской поэзии XX века. Хорошо, что подобное происходит не всегда.
Вот, например, что говорит о Шпаликове поэт Герман Лукомников, который столкнулся с ним при составлении антологии русской поэзии 1950–2000-х голов:
«Шпаликов. Ну, я знал, конечно, что есть такой великий человек, сценарист Шпаликов, про которого куча всяких мемуаров и, вроде, „Иду, шагаю по Москве“ — вроде его слова, и еще, там, может, пара песенок… Но я, конечно, не представлял, что это такой потрясающий поэт! Я как-то его как поэта совершенно… Он у меня вообще как-то не ассоциировался с этим словом».
Такая ситуация напоминает историю еще с одним литератором — Довлатовым. Шпаликов в стихах даже чем-то похож на Довлатова в прозе, только там, где у второго — цинизм, у первого — простодушная сентиментальность. Можно сколько угодно говорить о том, что все описанное — «плохой вкус», «эстрада», не «великая литература».
Подобные разговоры, как мне кажется, ни к чему не ведут. Литературное пространство обогащается за счет разнообразия, которое складывается из одновременного существования таких разных поэтов, как Шпаликов, Бродский, Айги, Вс. Некрасов и другие. И не всегда можно однозначно выделить, кто из них «великий поэт», а кто «средняя литература».
Раскладывание классиков и современников по полочкам, определение более и менее важных для себя авторов тесно связано с индивидуальным опытом чтения, оно важно для отдельного поэта и для отдельного читателя. Так формируется вкус, с этим ничего не поделать.
Но перенесение этого опыта в более широкий разговор о поэзии не всегда уместно, особенно когда дело доходит до навешивания ярлыков.
Что же касается Шпаликова, пусть он и не был главным поэтом своего времени, не солировал первой скрипкой. Но, безусловно, его голос был чем-то вроде волшебной флейты, которая недолго, но уверенно ведет свою тему, а потом замолкает. Однако и без нее симфония невозможна.
***
Лают бешено собакиВ затухающую даль,Я пришел к вам в черном фраке,Элегантный, как рояль.Было холодно и мокро,Жались тени по углам,Проливали слезы стекла,Как герои мелодрам.Вы сидели на диване,Походили на портрет.
Молча я сжимал в карманеЛеденящий пистолет.
Расположен книзу дуломСквозь карман он мог стрелять,Я все думал, думал, думал —Убивать, не убивать?И от сырости осеннейДрожи я сдержать не мог,Вы упали на колени
У моих красивых ног.
Источник: http://rara-rara.ru/menu-texts/poeht_gennadij_shpalikov
Геннадий Шпаликов. Обреченность собою
Мои друзья ушли сквозь решето —
Им всем досталась Лета или Прана.
Естественною смертию — никто.
Все — противоестественно и рано.
Владимир Высоцкий
В 1974 году, когда ушел из жизни Геннадий Шпаликов, мне было 20 лет, – вспоминает зав.отделом социально-гуманитарной литературы Ольга Федоровна Солодовникова.
– Мы с ровесниками вовсю распевали любимые песни «Пароход белый-беленький» и «Я шагаю по Москве», еще не зная автора простых, но таких понятных и, оттого быстро запоминающихся строк.
Песенки были, вроде бы, неказистые, какие-то самодельные, но они дышали живой жизнью, они были первичными, почти природными, трогательными, сентиментальными. В них была простая мечта о наивном человечном рае. И на самом деле:
Бывает все на свете хорошо,
В чем дело, сразу не поймешь, –
А просто летний дождь прошел,
Нормальный летний дождь.
Эти стихи и песни были написаны совсем молодым Геннадием Шпаликовым для таких же молодых, влюбленных, радостных, возвышенных и истово верящих еще в идеалы парней и девчат.
Пароход белый-беленький,
Дым над красной трубой.
Мы по палубе бегали –
Целовались с тобой.
Или какая природная, естественная патриотичность в малоизвестном куплете, не вошедшем в кинофильм Георгия Данелия «Я шагаю по Москве»:
Москва, Москва, люблю тебя как сын,
Как русский пламенно и нежно,
Люблю поток твоих машин
И летний воздух свежий.
Все находили в них самих себя. Они стали знаком времени, его надежд и пристрастий.
И фильмы, и стихи, и песни вошли в нашу жизнь с той самой «хрущевской оттепелью». Короткий период оттепели — всего 12 лет, с 1956-го по 1968-й, — изменил буквально всё. Время, которое многие шестидесятники вспоминают как лучшее не только в своей жизни, но и в истории страны. Удивительное время свободы в несвободной стране — свободы, конечно, относительной, но очень плодотворной.
Это был вдох, новый вдох в искусстве, тогда стали откровением для молодежи «Звездные мальчики» Василия Аксенова, первые песни Булата Окуджавы, не менее знаменитые фильмы «Мне 20 лет», «Я шагаю по Москве», «Коллеги».
Тогда же страна и запела эти незатейливые, но такие очаровательные шпаликовские песенки. Кстати, песня из фильма «Я шагаю по Москве», как уверяли очевидцы, была написана Шпаликовым, что называется, на одном дыхании, тут же, на съемочной площадке.
Успех картины был потрясающим.
Каким же был поэт, драматург, кинорежиссер Геннадий Федорович Шпаликов, который, по словам публициста Н. Ирина, – «За свою небольшую жизнь создал сравнительно немного.
Однако несколько его творений проросли в национальную почву столь глубоко, что, кажется, без этих корней она расползлась бы, покрылась уродливыми трещинами».
Он родился в семье военного инженера.
Отец маленького Гены погиб в 1944-м при освобождении Польши, и мальчика на льготных условиях устроили в суворовское училище.
Еще учась в суворовском училище, Гена начинает писать стихи и рассказы, редактировать молодежную газету, а также регулярно вести дневник. Привычку эту, к слову, Шпаликов сохранит на всю жизнь. В том же 1955 году первое стихотворение Шпаликова появляется в центральной печати. Голова у молодого человека не закружилась, он напишет зрелое определение своему творчеству:
Не смотри на будущее хмуро,
Горестно качая головой…
Я сегодня стал литературой
Самой средней, очень рядовой.
Пусть моя строка другой заслонится,
Но благодарю судьбу свою
Я за право творческой бессонницы
И за счастье рядовых в строю.
Дослужившись до командира отделения, Шпаликов получил во время учений серьезную травму колена и был вынужден отказаться военной карьеры. В результате он без труда поступил во ВГИК.
Общительный, дружелюбный, а главное искренне доброжелательный, он мгновенно стал лидером и любимцем студенческой «тусовки»: редко какие посиделки обходились без компанейского Гены Шпаликова.
По воспоминаниям друзей, многих восхищала, а в ком-то вызывала зависть особенность Шпаликова: писал он легко и очень быстро, и, даже когда вся компания «отключалась» от выпитого, Геннадий преспокойно садился за стол и благополучно работал над очередным сценарием до утра.
Вся беда была в том, что эксперименты с алкоголем не влияли на его работоспособность; впоследствии эта роковая особенность и сгубила в итоге кинематографиста.
У него был талант — огромный, сверхъестественный, всепроникающий и покоряющий всех. Он всегда тянулся к празднику в жизни. Стремясь к полету ввысь, он лепил свои легенды из талого льда. Но лед таял, и оставалась почти неуловимая краткость его бессмертия. Он и сам стал скоротечной тающей легендой, мифом.
Миф по жизни. Соавтор популярнейших фильмов, шумная женитьба на актрисе Инне Гулая, и, наконец, трагический финал. Художник, не принимая чужого времени, спивается и вешается на чердаке Дома творчества.
Миф по творчеству. Десятилетиями гуляли по стране тетрадки с его стихами, а гитаристы наигрывали в дружеских компаниях его песенки.
Ах, утону я в Западной Двине
Или погибну как-нибудь иначе,
Страна не пожалеет обо мне,
Но обо мне товарищи заплачут.
Но практически все фильмы, начиная с первой крупной работы с М. Хуциевым «Мне двадцать лет» («Застава Ильича»), выходили в свет через тернии цензурных проверок, сокращений, подвергались обструкции со стороны кинокритиков. В 1962 году фильм «Я шагаю по Москве» (режиссер Г.
Данелия) также пробивался к зрителю через многочисленные замечания, исправления и утверждения в разнообразных инстанциях.
Единственная режиссерская работа Г. Шпаликова «Долгая счастливая жизнь» (1966 г.
) – несмотря на то, что на международном фестивале авторского кино в Бергамо картина получила главный приз, а дифирамбы ей пел сам Микеланджело Антониони, в СССР фильм прошёл малозамеченным.
Наконец, фильм Ларисы Шепитько «Ты и я» (1971 г.), в сценарии которого Шпаликов констатировал крах иллюзий шестидесятых, получив серебряную награду на Венецианском кинофестивале, был разруган критиками и пущен в ограниченный прокат, а позже – и вовсе забыт. Похожая судьба ждала и фильм Сергея Урусевского «Пой песню, поэт» (1971).
Миф идеологический. Чтобы понять лучшее, на что нацеливались его современники в шестидесятых, стоит всего лишь прочитать его лучшие сценарии «Я родом из детства» или «Девочка Надя, чего тебе надо?». Очередной сценарный проект Г.Шпаликова – фильм В. Турова «Я родом из детства», – многие белорусские критики называют лучшей картиной, созданной за всю историю белорусского кино.
Геннадий Шпаликов и сегодня остается для читателей и зрителей знаменосцем романтизма и веры. Его стихи использовались в создании фильмов уже других режиссеров, которые не могли пройти мимо творчества пронзительного поэта.
Как известно, замечательный режиссер и прекрасный музыкант Петр Тодоровский дружил с Геннадием Шпаликовым, он вспоминал впоследствии: «…Поначалу я не особенно прислушивался к его стихам… а потом, когда я вчитался, когда вслушался, то понял, какой это серьезный замечательный поэт.
Когда я вдруг набрел у него на эти строки — «Рио-Рита», «Рио-Рита», вертится фокстрот, на площадке танцевальной сорок первый год», — я просто задрожал, я понял, что мой фильм (я снимал «Военно-полевой роман») без этих слов в чем-то очень сильно потеряет или чего-то не найдет.
Самое поразительное, Генке Шпаликову в сорок первом году было четыре года! …И этот четырехлетний мальчик запомнил и в этих строфах — «городок провинциальный, летняя жара» — точно описал эту атмосферу, эту беззаботность, эту безответственность, это непонимание того, что сейчас случится…». Достойная, высокая оценка мастера.
Пройдут годы и уже Валерий Тодоровский создаст фильм «Оттепель» (2013 г.) – картину, посвященную отцу и его друзьям, поколению шестидесятников. «Оттепель» продута теплым весенним сквозняком поэзии молодого Шпаликова. В ритме его стихов схвачена суть оттепельного мироощущения – доверие к жизни, которая много чего наобещала, и ей поверили.
Геннадий Шпаликов, Моцарт 60-х, выразил и поколенческую эйфорию, и отчаяние обманутых и обманувшихся. Короткая, как вздох, история оттепели воплощена в трагической судьбе автора главных сюжетов времени.
Его отраженное присутствие в сериале в образе нетрезвого, но гениального сценариста Кости Паршина, покончившего самоубийством, предваряет, не сильно забегая вперед, драматический финал светлейшей поры российской истории ХХ века».
В промокампании «Оттепели» в эфире «Первого» канала на черно-белой пленке Михаил Ефремов читает стихотворение Геннадия Шпаликова «По несчастью или к счастью, истина проста…», Александр Яценко — «Людей теряют только раз», Евгений Цыганов — «Прощай, Садовое кольцо». И как читают!
В финале фильма «Подранки» звучит стихотворение Геннадия Шпаликова «По несчастью или к счастью…» в блистательном исполнении режиссёра фильма Николая Губенко.
В финале фильма «Гений» звучит песня на стихи Геннадия Шпаликова «Ах, утону я в Западной Двине…» в исполнении Александра Абдулова.
В письмах и дневниках Г. Шпаликова начала семидесятых годов везде присутствует тема подведения итогов «…Успел я мало. Думал иной раз хорошо, но думать — не исполнить. Я мог сделать больше, чем успел. Не в назидание и не в оправдание это пишу — пишу лишь, отмечая истину. У меня не было настоящего честолюбия…
У меня не было многого, что составляет гения или просто личность, которая как-то устраивает (в конце концов) современников или потомков. Пишу об этом совершенно всерьез, потому что твердо знаю, что при определенных обстоятельствах мог бы сделать немало. Обстоятельства эти я не знаю, смутно догадываюсь о них, никого не виню…
Но то, что у меня, в конце концов, сложилось, глубоко меня не устраивает и очень давно уже».
В 1974 году Шпаликов принял на себя ответственность за добровольный уход из жизни. После смерти Геннадия Федоровича в его доме было обнаружено последнее стихотворение, которое часто называют его завещанием родным:
Не прикидываясь, а прикидывая,
Не прикидывая ничего,
Покидаю вас и покидываю,
Дорогие мои, всего!
Все прощание — в одиночку,
Напоследок — не верещать.
Завещаю вам только дочку —
Больше нечего завещать.
Шпаликов был сильным, умным и слишком любил людей. В советское время таких называли «художниками – гуманистами». Он был, что называется, «штучным человеком».
Как профессиональный киносценарист и режиссер, хотел писать про то, что ему представлялось важным и интересным. Хотел видеть свои сценарии воплощенными в фильмы.
Хотел, чтобы эти фильмы смотрели люди, знакомые и незнакомые, чтобы они их обсуждали, хвалили или ругали, но только чтобы не оставались равнодушными, и, если бы кто-нибудь выразил ему за увиденное благодарность — был бы этому человеку признателен. Не получилось, не позволили, перекрыли поток жизнеутверждающей энергии.
В своих воспоминаниях о Шпаликове, подводя черту под своими размышлениями о страшной судьбе своего друга, русский писатель В. П. Некрасов написал: «Шпаликов не врал. Нигде и никогда. Ни в прозе, ни в поэзии, ни в жизни.
А это счастье. И жизнь его — неустроенную, безденежную, приведшую к такому трагическому концу — мы можем смело назвать счастливой. Он не врал. Ему не приходилось краснеть.
Для советского поэта, писателя это заслуга великая, незабываемая».
Эта цитата будет последней.
Источники:
Ирин Н. В чем дело, сразу не поймешь. «Свой», ежемесячное приложение к газете «Культура»,2017, сентябрь
Стишова Е. Пойманный свет. «Оттепель», режиссер Валерий Тодоровский.
«Искусство кино», 2014, №2, февраль
Материалы сайтов:
http://stuki-druki.com/authors/Shpalikov-Gennadiy.php
http://vm.ru/news/2013/09/06/7-samih-izvestnih-stihotvorenij-gennadiya-shpalikova-212733.html
http://www.km.ru/kino/2012/09/05/kino-v-rossii/nepreryvnyi-suitsid-gennadiya-shpalikova-foto-video
Ольга Федоровна Солодовникова, заведующая отделом социально-гуманитарной литературы Центральной библиотеки им.А.С.Пушкина
Источник: http://vokrugknig.blogspot.com/2017/09/blog-post_6.html
Загрузка...
