Плохое быстро забывается. Про то, что ещё в начале нулевых при упоминании «Гражданской обороны» в многотиражной прессе приличные люди крутили пальцем у виска, может вспомнить сейчас разве что несгибаемый автор тех упоминаний. Даже в момент выхода альбома «Долгая счастливая жизнь», после которого свершилась заслуженная и бесповоротная канонизация «ГО», газета «Коммерсантъ» без тени иронии сообщала, что в каждой ноте «ГО» живёт «неизлечимая патология, ген распада и гниения, запах порчи», пластинка оставляет ощущение записанной в переходе под площадью трёх вокзалов, а вокал Летова вызывает ассоциации с «поющим мясным фаршем». Так вот, в те недалёкие незапамятные времена продюсер «Нашего радио» Михаил Козырев в ответ на многочисленные просьбы радиослушателей заявил: дескать, Летова на нашей волне не будет никогда, это лютый антисемит, в эфир его песни пойдут через мой труп. Как антисемит? почему антисемит? — в ответ на последовавшие вопросы Козырев предъявил непререкаемый аргумент: текст песни «Общество «Память». Мы призываем крестом и мечом вешать жидов и Россию спасать. К чести Козырева, через несколько лет «Оборона» таки появилась на радиоволнах — хотя к её статусу это уже не могло ничего прибавить, и в её судьбе ничего не могло изменить — и для этого не потребовалась лингвистическая экспертиза, и никто, наверное, даже не показал Михаилу ютьюбовский ролик с концерта в Хайфе, где вместе с Летовым «Общество «Память» поёт тысячный зал, с особым задором выкрикивая последние строки, как раз про крест и меч.
Я к чему это всё.
Конечно, если впервые услышать песню «Общество «Память» в том контексте, в котором её впервые услышал я — съезды народных депутатов, журнал «Огонёк», дело Смирнова-Осташвили, митинги в Лужниках с лозунгами про Тель-Авидение — даже если услышать её просто в контексте альбома «Всё идёт по плану», там, где «Я убил в себе государство» и «На любое моё движение их реакция предусмотрена» — тогда ничего объяснять не надо, и странно было бы сопровождать этот трек дополнительными ми, дескать, Летов поёт от лица персонажа, точку зрения которого ненавидит — точно так же, как тысячам тинейджеров, оравших в разное время на разных лавках у подъездов песню «Всё идёт по плану», не требовалось объяснять, что строчки «лишь один дедушка Ленин хороший был вождь» не есть утверждение истины, а вовсе даже наоборот. А ведь если всё это услышать впервые, с чистого листа, помимо, так сказать, интертекстуальных взаимосвязей — ведь это невесть что можно вообразить!
Я это не к тому, что Козырев тупой и не врубается — все мы, слушавшие, врубавшиеся, учившие наизусть, тоже порою воображали себе по поводу «Обороны» невесть что.
Иногда только из летовских интервью приходилось узнавать, что в песне, которую ты всю сознательную жизнь понимал так-то и так-то, речь идёт о вещах прямо противоположных.
И «Вижу, поднимается с колен моя Родина» — не про национальное возрождение, а про то, что мы в глубокой жопе, это одновременно предвосхищение смехотворного путинского «вставания с колен» и скрытое над ним издевательство.
А допустим, «Долгая счастливая жизнь» — не про искупление и утверждение наших неказистых биографий, не про счастье всем и сразу, и чтоб никто не ушёл обиженным, а про серую скучную слизь, в которую превращается подававшее такие надежды человечество.
Но при всей смене масок, точек зрения, горизонтов видения (Летов «КГБ-рока» и Летов «Прыг-скока» — это бесконечно отличающиеся уровни понимания), при непрерывном тасовании личностей внутри себя («меня неизменно повсюду несметное множество») Летов всегда оставался единым.
Трудно найти музыканта настолько последовательного, как будто выполнявшего заранее заложенную программу, выстроившего корпус своих работ как законченный сюжет — и ушедшего, поставив последнюю точку (причём то, что точка — последняя, говорилось и ощущалось ещё при жизни, в том числе самим автором).
Это одно из многих блистательных противоречий Летова: самый западный по духу русский рок-музыкант, лучше всех знающий и чувствующий англосаксонскую рок-культуру, причём ту её часть, что принципиально непереводима на русский — вдруг создаёт самую (если не единственную) оригинальную, самостоятельную русскую рок-эстетику, корнями уходящую к тому самому, единственно живому дереву: когда Летов говорил, что «Прыг-скок» — возвращение долга группе Love, это же не чувствуется ни в аранжировках, ни в гармониях, ни даже в настроении пластинки; родство двух альбомов сидит где-то внутри. Так вот: Летов, который всю жизнь заклинал смерть, пропевал смерть, призывал смерть и проходил сквозь смерть — мы действительно считаем, что смыслом этого было утверждение смерти?
Максим Семеляк писал уже, что на каком-то глубоком, не эмоциональном даже, а совершенно нутряном уровне «Гражданская оборона» всегда воспринималась именно, в буквальном смысле — как оборона. Как нечто, что даёт защиту, охраняет, бережёт.
В самое разное время и на самых разных уровнях, пропуская через себя образы хаоса, разрушения, распада, Летов находил то, что этому распаду неподвластно. На ранних альбомах — голодные панки, сумасшедшие и смешные, перед которыми однако же бессилен весь ГУЛАГ и совдеп: майор поскользнётся, майор упадёт.
На поздних — нечто превосходящее саму человеческую природу, безграничное бытие, жизнь как чудо.
Летовская поэтика с её бесконечным нанизыванием однородных членов предложения и совмещением несовместимых понятий — это в своём роде богословский метод, одновременно апо- и катафатический: поиск божественного через перечисление всего, что им не является — и всего, что им является; а является им, в общем, всё на свете, если выдернуть это самое всё из привычных логических гнёзд и увидеть как яркие стёклышки в бесконечно сложном и радостном калейдоскопе. Летов, конечно же — это про утверждение жизни, если понимать конечную земную жизнь как возможность, как способ разжечь внутри отчаянный нелепый уголёк, который прожжёт все эти разноцветны тряпочки — и станет в итоге Бесконечным Всем.
-
Егор Летов
Преждевременный уход каждого большого художника — это в каком-то смысле счастливая возможность не участвовать в чём-то, что настанет потом. Бессмысленно спрашивать, поддерживал бы Высоцкий «Огонёк» или «Наш современник» и поехал ли бы Цой агитировать за Ельцина — они заработали право не отвечать на эти вопросы.
Вот уже три года я пытаюсь понять — что же с уходом Летова начинается такого, в чём Летов по высшей справедливости не должен был принимать участия? Всё, что случилось с тех пор — президентство Медведева, грузинская войны, победа наших над голландцами в четвертьфинале, фейсбук, хипстеры, химкинский лес — частью какой невыносимой для Летова истории всё это является? Означает ли это, что дух умер — как говорил совсем молодой ещё Летов, повторяя слова давно умершего Бердяева — или что нынешние эволюционные формы жизни исчерпали свои возможности, или что в душах новой технологической эпохи уже нельзя найти этот живой негасимый остаток, потому что сверху навалено слишком много словесной шелухи, тряпочек да стеклышёк, отчего души становятся похожи не на угольки, а на игровые приставки, что ли? Вроде бы и после Летова неплохо устраивается жизнь, и много чего ещё будет: будет новое пальто, будет всякое не то. Мир, составленный из слов, праздник шёпота и снов. Почему-то кажется, что в последней песне с альбома «Реанимация» Летов почти в открытую рассказал, в чём он не будет принимать участия, и что за волшебными крючками, на которых нам так весело сегодня, скрывается лишь оскаленное время да отравленные тени.
А может быть, он имел в виду нечто прямо противоположное. Никогда нельзя до конца быть уверенным.
«Он не был над схваткой, он себя ощущал схваткой»: фрагмент из книги «Значит, ураган» о Егоре Летове
Летов еще в 1990 году делил свою публику на три сегмента: гопников, эстетов и «своих». Последних было совсем мало, а эстеты в этой иерархии были едва ли не хуже гопников — что, в общем, и привело его в итоге на соответствующую сторону баррикад в октябре 1993 года.
Несмотря на заборные надписи и народную молву, ГО по смыслу оставалась топливом одиночек. Для умирания не собираются вместе, как говорят французы, к которым он не поехал. Другое дело, что таких одиночек было много и слушали его самые разные люди и персонажи.
Берт Тарасов рассказывает: «Искал я себе соседа в коммуналку: запостил объяву в фейсбук, нашелся желающий жить в центре чел. Две ходки, 12 лет по зонам, весь в тату правильных — и на коленях звезды, и на плечах, свастики-гитлеры, ну настоящий разбойник. При этом вся дискография „ГрОб Рекордс“, говорит, у него в лослесс-формате, все знает и правильно, на мой взгляд, трактует.
Пообщались — заезжай, говорю… Проходит где-то полгода, и вдруг взбрело мне в голову залезть на мой аккаунт в ЖЖ, где я лет пять, наверное, и не был. Долистываю до топового моего поста „Летов умер“ — 168 комментов на тот момент — и вдруг гляжу: знакомая аватарка с Серафимом Саровским восьмым комментом идет.
Зову соседа — подходит-смотрит: „Ну да, это я в зоне сидел и в ЖЖ общался с людьми“».
Собственные его хождения в народ часто носили комический характер. Как-то в конце 1990-х Летов поехал на метро до станции «Красногвардейская», и в вагоне его обступила толпа детей от 10 до 15 лет и немедленно устроила ему допрос с пристрастием на тему такого романа Юкио Мисимы, которого даже он не читал. «Оборона», кстати, вообще во многом была (и остается) детской темой.
Сергей Попков вспоминает: «Был концерт в Тель-Авиве, по-моему, самый первый. Егор уже вышел играть, и тут я вижу, что на входе кутерьма с охранниками. Я подхожу, а они возвышаются над мальчиком реально лет девяти.
Он весь в коже, какие-то шипы, напульсники. Они его отказываются в таком виде пропускать со всем его железом, а он страшно, по-детски, ревет, размазывая слезы по лицу, не желая расставаться с прикидом.
В результате я взял у него эти цацки на хранение, и он спокойно прошествовал в зал».
В 1998 году на концерте в «Крыльях Советов» Егор в первый и последний раз решил совершить акт стейдждайвинга. Приглядевшись к толпе, он рассудил, что безопаснее будет занырнуть в тот сектор, где преобладали, скажем так, панкессы. Расчет не оправдался.
Одна из девиц намертво взяла его за шею борцовским хватом, а остальные принялись раздирать одежду, включая подаренную Э.В. Лимоновым майку с портретом Че Гевары. Охранники, в свою очередь, потащили его на сцену за ноги, в результате чего лидеру прославленного коллектива едва не оторвало голову.
В 2000 году, после задержания Егора на границе Латвии и последующей депортации, сюжет об этом показали по ТВ-6. На следующее утро Летов пошел в Омске покупать «Спорт-экспресс». Продавщица в киоске, куда он наведывался годами, опознала его как лицо из телевизора. С того дня он стал ходить за «Спорт-экспрессом» в другой и более далекий во всех отношениях киоск.
«Я для чего пою? Чтобы меня жрали?» Почему в 1990 году Егор Летов распустил «Гражданскую оборону»
«Тень популярности Летова для некоторых музыкантов до сих пор травматична». Иван Смех — о первой книге по истории сибирского панка
Когда вышел альбом «Реанимация», то текст басни «Беспонтовый пирожок» в буклете был атрибутирован как народный, в то время как сочинил его точно Егор.
Впрочем, народные отголоски в ней, безусловно, присутствуют — так, в частности, на беспонтовость купленного по случаю пирожка указал Жека Колесов (правда, в его версии фигурировал колобок), а историческая фраза про народ, которую потом слямзил Шнуров, принадлежит гитаристу Чеснакову.
На мой вопрос об анонимном статусе Летов усмехнулся-отмахнулся, это, дескать, чтоб не обижались на строчку «Любит народ наш всякое говно». При этом буквально в тот же день он мне со вздохом по какому-то другому поводу пожаловался: страна у нас говно и народ у нас дрянь.
Кирилл Кувырдин вспоминает: «Я случайно встретил его в метро: он меня не видел и шел один в надвинутой на нос кепке, в черной куртке. Это был совершенно другой персонаж — и не сценический, и не домашний, а еще некто третий, специально для существования во внешнем мире».
У Летова был хронический страх перед превращением в субъекта массовой культуры. Но против того, чтоб стать частью культуры народной, он не возражал и многое для этого делал. Просторечия и всякий сказовый лад вполне были его стихией, причем не только в песнях. Он любил вместо «разозлился» говорить «осерчал», вместо «одежды» — «одежа», жаловал футбольное словечко «щи» и называл поезда паровозами.
Собственно говоря, «Егор» был не единственным вариантом псевдонима — рассматривался также и Степан, в связи с чем ономастическая история русской рок-музыки имела шанс пойти по другому руслу.
Интересно, что летовский тезка Тальков еще в 1980 году сочинил трилогию про старого большевика под названием «Дед Егор».
Нелегко представить, что было б, доживи Тальков до событий 1993 года — и что бы он как виднейший на тот момент представитель патриотического музыкального лагеря сказал по поводу движения «Русский прорыв».
Песни «Гражданской обороны» нуждались в значительном кредите доверия — сама их техническая и эмоциональная уязвимость по контрасту требовала валового человеческого участия. Весь смысл и замысел их самоуничижения и самоедства был сопряжен с самой что ни на есть наглядной агитацией и пропагандой. Чем хуже, тем больше.
У Летова в итоге получилось стать популярным и посторонним одновременно — что, очевидно, и являлось целью. Образно говоря, он работал с переходными глаголами, то есть предполагающими воздействие на предмет и переходящими на личность: у него был отличный навык мозгодуя. Наждачною бумагой приласкайте сердца.
Олег Коврига размышляет: «Вот почему Силя, например, не стал народным автором, а Летов стал? В Летове изначально была какая-то попсовость, мелодичность, что, в сущности, хорошо. Не могу для себя объяснить… он интеллигентный человек, которого я понимаю, и он гений, конечно. Но Янка была родная, а он — нет».
Он — нет. Внутри «Гражданской обороны» при всей ее прямолинейности всегда находился очаг даже не юродства, но какого-то несговорчивого лукавства. Осознанная вшивость звукоизвлечения была неплохим методом вербовки. Люди принимали все спетое и сыгранное за чистую монету, а монетка, как и было сказано, падала третьей стороной.
Так решили боги бурлящего хаоса: почему «Гражданская оборона» без Летова — это нормально
Запрещенка: краткая история музыкальной цензуры в отдельно взятой стране
Вспоминает Игорь «Джефф» Жевтун: «По большому счету, Егор счастливым был только в детстве — а так-то он был очень одинокий, грустил и постоянно переживал за что-то неведомое.
Еще он бывал счастлив в процессе записи, для него счастье было в труде. Он часто говорил про праздник, но большинство понимали под этим безудержное веселье, пляски и алкоголь. А он имел в виду что-то вроде „на работу как на праздник“.
Для него деятельность была счастьем, а делал он по преимуществу то, что хотел.
Вот есть советский сериал „День за днем“, там Грибов говорил: „Что такое работа без оплаты? Это творчество“. Летов всю жизнь менялся, но я не думаю, что он специально искал этих перемен — скорее его меняли внешние обстоятельства.
В 1993-м он изменился по политическим соображениям, после 1995–1996-го — от активного воздействия веществ и алкоголя. Всегда были внешние воздействия, а не то, что он придумал себе в голове.
Когда ехали с похорон Янки, я помню, Манагер о чем-то спросил его, ну так, по старинке, безобидно — а Егор ответил: нет, я теперь стал совершенно другой».
Летова положено считать автором правдивым и сущностно честным — в общем, по заслугам. Война была его излюбленной метафорой, а сам он слыл почти штатным певцом пограничных состояний и несмываемых противоречий. Но помимо этого он был большой стилист. Хиты «Все идет по плану» и «Про дурачка» — это стилизации.
Песню, например, «Поймали в мешок золотой огурец» сложно назвать содержательно правдивой, но звук и интонация — предельно жизненны.
Я уж молчу о том, что композицию «Общество „Память“» иные и в XXI веке принимали как написанную от первого лица (и среди них были не петры андреевичи, а вполне себе магистры радиовещания).
Сила Летова по большому счету — не в правде (ГО определенно не саундтрек «Брата-2»), а в сокрушительном правдоподобии. Кажущийся реализм его песен на самом деле существует для прикрытия (и одновременно приманки) того, что руками-не-потрогать-словами-не-назвать. Все тайны бытия в двух-трех мирских и матерных минутах.
Его становым девизом принято считать фразу «Я всегда буду против».
Но для понимания «Гражданской обороны» важнее целеполагающая сентенция с альбома «Некрофилия», не входящая в списки хитов и почти не исполнявшаяся на концертах: «Мне придется выбирать».
«Я всегда буду против» — это указательный знак. «Мне придется выбирать» — очертание маршрута, который еще не проложен (как у Блоха, о котором мы говорили в первой главе).
Высшая точка выбора — это война, о которой он постоянно твердил. Но, по-моему, для Летова война не ограничилась двумя сторонами конфликта. В ней был третий элемент — как раз элемент выбора и перехода на ту или иную сторону. Егор и жил категорией этого перехода, своеобразным антинейтралитетом, на основании которого формировалась свобода.
Процесс неостановимого выбора давал ему возможность находиться снаружи измерений и переходить, например, от условного антикоммунизма к абстрактному коммунизму без каких-либо потерь для собственного творчества.
Он не был НАД схваткой, он СЕБЯ ощущал схваткой.
Именно поэтому для него поражение и равнялось торжеству, и солнечный зайчик из «Моей обороны» имеет двойственную природу: то ли это хрусталик заключенного в одиночной камере, то ли луч гиперболоида, пляшущий по анилиновым заводам.
История создания и смысл песни "Убей в себе государство" – Гражданская оборона | Какой Смысл
Автора композиции «Убей в себе государство» многие слушатели называют музыкальной легендой. Именно Егор Летов стал ключевой фигурой сибирского андеграунда. Музыкант не боялся экспериментов.
Егор Летов создавал искренние тексты о проблемах, с которыми сталкивалось общество. Его песни понятны и просты. Артист прислушивался к мнению людей относительно его треков. Именно поэтому у группы «Гражданская оборона» была внушительная армия поклонников.
Рассмотрим, как создавалась одна из композиций панк-коллектива — «Убей в себе государство».
История создания песни «Убей в себе государство»
Начало 1980-х годов. Самобытный поэт и музыкант Егор Летов создал панк-группу «Гражданская оборона». Артист со своим коллективом решил бросить вызов всей советской власти. В альбоме «Все идёт по плану», который вышел в 1988 году, появилась песня «Убей в себе государство». На всех инструментах играл сам Егор Летов.
Мысль о создании композиции «Убей в себе государство» пришла к артисту после того, как он вместе с Янкой Дягилевой вынужденно скитался по стране. Текст песни был написан именно во время этих странствий. Егор Летов вернулся в Омск зимой 1988 года. Это произошло тайно. В своей хрущевке он начал создавать новый альбом.
У автора было много разных мыслей, он в одиночку старался написать композиции, которые будут тепло приняты слушателями. Но Егор Летов был ограничен во времени. Поэтому все песни, вошедшие в сборник «Все идёт по плану», были записаны крайне быстро.
Впоследствии исполнитель принёс свои извинения поклонникам за низкое качество вошедших в альбом композиций.
Музыкальное сопровождение записывалось весьма своеобразно. В один день были ударные, на следующий день — ритм и бас-гитары. После этого у Егора Летова было полтора дня на запись голоса и партию соло-гитары.
В душе у артиста была буря эмоций, переживаний, мыслей. Именно под ее влиянием и появилась дерзкая и открытая композиция «Убей в себе государство». Но смысл этой песни понятен не каждому.
Поклонники творчества легендарного музыканта вновь и вновь прослушивают композицию, чтобы уловить ее основную идею.
Смысл песни «Убей в себе государство»
На первый план в композиции выходят жестокость и абсурдность бытия. Лирический герой пытается «открыть» глаза слушателям на их существование. В первом куплете персонаж говорит о том, что свобода иллюзорна.
Это лишь видимость. «Ржавый бункер — моя свобода». Мы все связаны проблемами, сложностями, которые не дают нам дышать полной грудью.
У людей нет возможности для роста, они ограничены рамками, искусственно созданными в обществе.
«Сладкий пряник засох давно». Фраза, имеющая глубокий смысл. Часто мы стремимся к чему-либо ради выгоды. Нас манит успех, счастливая жизнь. Но даже перспектива светлого будущего уже не является стимулом для людей. Пряник засох, остался только кнут. Люди не хотели добровольно менять свою жизнь к лучшему. Поэтому они получили то, что выбрили за них.
Никто по одиночке не намерен делать мир искреннее, добрее, приветливее. Народ словно толпа, которая бесцельно существует. В людях постепенно просыпается возмущение, но они боятся высказывать свою точку зрения. Многих не устраивает их существование. Однако они ничего не делают, а ждут, когда жизнь наладиться. Но так ждать можно слишком долго.
Все в наших руках, поэтому их никогда нельзя опускать.
В следующей части композиции лирический герой сообщает, что его душевные силы на исходе. Он устал бороться, стремиться к чему-либо, так как он не замечает никаких результатов. Он словно топчется на месте. Никаких перспектив, никаких ярких событий. «Запрятанный за углом». Эти слова говорят о том, что человек не сам выбрал такой путь. Его мнение никто не хотел слушать.
Он лишь один из толпы. Но персонаж ни с кем не стал спорить. Он просто ушёл в тень. «Добровольно ушедший в подвал». Зачем тратить свои душевные силы, если тебя все равно никто не слышит? Хотя выбор героя — не самый лучший вариант. За своё счастье всегда нужно бороться. Сложно идти против системы.
Необходимо стремиться к достижению внутренней гармонии, тогда и силы прибавятся.
Персонажа одолевают грустные мысли. Он уверен, что просвета совсем не видно. «Заранее обреченный на полнейший провал». Герой не верит, что все может быть иначе. Он считает, что нет никаких шансов повлиять на эту ситуацию. Любые его действия не будут иметь никакой ценности.
Стоит ли в таком случае тратить свои силы? Герой даёт ответ на этот вопрос: «Я убил в себе государство». У него больше нет ни веры в лучшее, ни надежды на счастливый исход. Он кардинально решил проблему. Он вышел из игры. Его больше не интересует то, что происходит вокруг. Персонаж разочарован.
Но сломлен ли его дух?
Следующая часть песни показывает, что герой крайне возмущён. Он искренне не понимает, почему ему навязывают чужую точку зрения, ведь он с ней категорически не согласен. Персонажу больно смотреть на то, что происходит вокруг. «Бессловесные в мире брани».
Почему люди друг с другом воюют, ругаются? Какие цели они преследуют? Почему не получается жить в мире и согласии? «Зрячие в мире пустых глазниц». Если посмотреть, глобальных проблем нет практически ни у кого. Мы слишком большое значение придаём мелочам.
Людям нужно заниматься тем, что они умеют, а не вести пустые разговоры. Сплетни и слухи необходимо искоренить. Важно улучшать качество жизни людей, а не создавать дополнительные сложности. Но лирический герой не доволен действиями власти. Он открыто заявляет об этом.
Персонажа не интересуют последствия. Он жёстко высказывает свою точку зрения. Ведь герой осознаёт, что все в этом мире не вечно.
«Балансирующие на грани». Сегодня ты ликуешь, на коне. Однако завтра все может измениться. Никто не знает, что ждёт его за следующим поворотом судьбы. Поэтому нельзя преследовать корыстные цели.
Персонаж уверен, что всегда нужно бороться за правду, жить с открытым и добрым сердцем. Однако некоторые люди пользуются искренностью и доверчивостью окружающих. Герой не поддерживает их.
Наоборот, он считает, что так поступать нельзя.
В следующей части песни персонаж говорит, что он не просто спрятан за углом, а забыт. Его словно вычеркнули из списка успешных людей. Герой понимает, что он не один. «Мы убили в себе государство». Он нашёл поддержку в лице единомышленников. Только даст ли это желаемый результат? К каким выводам придёт персонаж?
В заключительной части композиции лирический герой сообщает о своём видении ситуации. Он словно из подвала наблюдает за хаосом и беспределом, которые происходят вокруг. Но персонаж уверен, что не все так плачевно, как кажется на первый взгляд. Выход есть. Он в нас самих. Мы можем противостоять произволу и деградации общества.
Главное, желание и вера в лучшее. Лживый и гнилой механизм, который разрушает общество, можно победить. Персонаж призывает вступить в ряды его команды. Он настроен крайне решительно. Герой готов повести за собой тех, кто разделяет с ним его позицию. Действия одного человека не принесут желаемого результата.
Поэтому людям необходимо объединиться ради создания комфортных условий.
Егор Летов — самый главный анархист :: Частный Корреспондент
В одной из ранних композиций, с которой по мелодичности может сравниться только звук перфораторной дрели, Егор Летев пел: «Всё, что не анархия, то фашизм!» Воспринимать эти слова буквально — ошибка. Песни Летова — не манифесты, а метафизическая рефлексия над обществом и человеком.
Но сколько бы Летов ни отказывался в интервью от политических самоопределений и какие бы ярлыки в других интервью на себя ни вешал, его творчество проникнуто духом анархизма.
«Гражданская оборона» — самое оригинальное, чем разродилась русская земля в рок-музыке. Столь милый нам русский рок был в силу объективных причин крайне подражательным.
Плагиат наполнялся национальным содержанием, в нём гостила русская душа, но с точки зрения музыкальной и стилистической русский рок был и остаётся явлением вторичным.
Но только не в случае с «Гражданской обороной»! Егор Летов, создатель и идеолог легендарной группы, никогда не копировал чей-то стиль. Одно время он говорил, что ему близка психоделика 60-х, но это влияние не было определяющим.
Тот шум, который производила группа «Гражданская оборона», вообще сложно назвать каким-то музыкальным стилем.
В каком стиле ревут локомотивы, лупящие через полустанок? В каком стиле бьёт по ушам яростный ветер или орут ополоумевшие обезьяны? Или скрежещут безнадёжные тормоза? В музыкальном стиле Егора Летова, который в строгом смысле и музыкой не является.
Музыка в классическом понимании требует гармонии, мелодики. А гармония — это последнее, что хотел производить Летов. Он ставил перед собой задачу не развлекать публику, а пугать, показывать, что под плёнкой нашего благополучия лежит страшный мир.
Трудно передать своими словами мысли Летова. Да у него и нет никаких мыслей. Весь смысл его песен — в метафизической бурливой жизни слов. И слова не связаны логикой.
Они выстраиваются по тому же закону, что и пузыри над бурлящим маслом. Шипят. Стреляют. Дымят. Но за этой ослепительной и пугающей жизнью слов стоят очень конкретные левые идеалы, глубоко укоренённые в культуру.
В духовно обеспокоенную русскую культуру.
Гражданская оборона. Я не верю в анархию
Летовское творчество, как творчество всех великих русских писателей и мыслителей, — мучительный поиск истины. И это правдоискательство ему дороже счастья, славы и богатства. Правдоискательство — его солдатский долг.
Именно поэтому мы можем говорить, что «Гражданская оборона» — наиболее оригинальное и национальное явление в русской музыке. Гораздо более русское, чем ансамбль «Золотое кольцо» или Надежда Бабкина со всей казацкой удалью.
Как принято у русских поэтов и писателей философского направления, Егор Летов в познании и описании мира утверждает приоритет интуитивного над рациональным. Гражданская оборона. Евангелие
Законы бытия не схватываются разумом. Если «от ума», значит «по дурости». Мир постигается Егором Летовым где-то по ту сторону слов.
Поэтому все образы его — недовоплотившиеся образы, застывшие перед самым порогом своего рождения, за секунду до того, чтобы стать понятными, стать «как у людей».
А в целом творчество Летова — это упрямое воспроизведение ограниченного набора лейтмотивов, которые кочуют из альбома в альбом, наполняясь новыми обертонами и новыми шумами.
Свобода. Смерть. Система
Первый из них — свобода. Свобода понимается как высшая цель жизни, которая, однако, остаётся недостижимой. Человек вынужден каждое утро просыпаться и каждый вечер засыпать внутри своего неповоротливого тела.
И как бы далеко он ни зашёл, он всегда останется «за решёткой» этого мира. Пусть даже лучшего из миров. Летов переживает свободу как трагедию.
Свобода, которая на первых порах кажется человеку «торжеством», если не останавливаться на достигнутом, неминуемо оборачивается «поражением».
С этим связан другой лейтмотив творчества Летова — смерть как освобождение. Исследование смерти составляет самые гениальные и самые страшные озарения Летова, в которых человек мечется между суицидом, некрофилией и почти тайной мечтой о вечной жизни, кружится в пляске смерти. Из темы смерти рождается неповторимая пугающая эстетика «Гражданской обороны».
Культуре свойственно отгораживаться от смерти и страданий. Культура воротит нос. Она табуирует эти неприятные темы, загоняя их в глубину человеческого бессознательного, где они превращаются в демонов.
Летов, напротив, последовательно, как бесстрастный патологоанатом, препарирует тему смерти, аккуратно раскладывает и классифицирует все её проявления за скрипучими дверями своей творческой лаборатории.
Смерть становится его лучшим другом, она дарит ему надежду, она делает его сильней. А нас превращает в заворожённых зрителей анатомического театра.
Следующая принципиально важная тема «Гражданской обороны» — борьба с Системой. Речь идёт не о государстве, а о социальной реальности в широком смысле. О цивилизации, построенной на отчуждении и репрессии. В этом контексте Летов не делает различия между социализмом позднесоветского периода, своим врагом восьмидесятых, и капитализмом новой России, врагом девяностых и нулевых годов.
Отличаясь отношением к собственности, к социальной политике, политическими ценностями и конечными целями, и социалистический и капиталистический строй были построены по принципу власти, доминирования и подчинения.
Разные с политической точки зрения, они были одинаковыми с точки зрения метафизической. Вся цивилизация, по Летову, представляет собой репрессивную структуру, мировая история — это история подавления. Поэтому «всё, что не анархия, то фашизм». Логика проста.
Система противопоставлена свободе. И пока существует Система, в любом обличье, Летов «будет против».
В песнях «ГрОба» не раскрывается тема любви. Если вся мировая литература о любви, то Летова нужно причислять скорее к философам, чем к поэтам. Отсутствие любви удивительно ладно укладывается в летовскую картину мира.
Любовь — это свободное чувство. Самое свободное. В мире, построенном на отношениях доминирования и подчинения, она невозможна. Если любовь существует в поле властных отношений, она симуляционна.
И неважно, осознают это влюблённые или нет.
Отсутствие любви Летов тоже переживает как метафизическую трагедию. Обрести любовь можно только за рамками этого мира, по ту сторону принципа власти. Поэтому, когда Летов смягчает свой боевой рёв, когда в его голосе начинает звучать нежность, объект этой нежности всегда оказывается где-то «на другом берегу».
Государство
Егор Летов в своей жизни несколько раз пытался поучаствовать в политике, но всегда покидал её «как пожарище». Обожжённый и зарекающийся. И российская политика виновата в этом лишь отчасти.
Политическое сознание Летова на сто процентов реактивно.
Непонятно, к чему он вообще стремился, вооружаясь против ветряных мельниц современной цивилизации, ведь строить какую-то конструктивную программу на фундаменте летовского миросозерцания — всё равно что небоскрёб в бесконечном болоте.
Гражданская оборона. Государство
Как бы ни рычал Летов в микрофон, его анархизм не носит революционного характера. Базовая интуиция, что достижение свободы в мире невозможно, накладывает отпечаток безысходности на политическую лирику «Гражданской обороны».
Хрестоматийный пример — текст песни «Государство» (1988).
Отрицание государства объединяет всех анархистов. Государство понимается ими как антитеза свободы личности, как институт попрания человеческого достоинства, угнетения народов, как синоним репрессии. Анархисты XIX и XX веков немало преуспели в критике государства. Все они, анархо-индивидуалисты, анархо-коммунисты, анархо-синдикалисты, призывали разрушить государство.
По мнению большинства анархистов, особенно русских, Михаила Бакунина, Петра Кропоткина, свободные люди сами в силах организовать хозяйственную жизнь. Людям свойственна взаимопомощь и солидарность, а государство испокон века лишь ссорило нации и разделяло народ, чтобы грабить его и эксплуатировать. Уничтожить государство, и сразу всё изменится к лучшему!
В большинстве своём анархисты не являются пацифистами, но и осознают, что насилие не является благом. Насилие допустимо против тех, кто сам его применяет. Например, если полицейские и фашисты готовы убивать… Тут уж кто с мечом к нам придёт… Смысл этих действий — нанесение максимального материального ущерба Системе.
Егор Летов настроен не так благодушно. Он поёт: «Запрятанный за углом / Убитый помойным ведром / Добровольно ушедший в подвал / Заранее обречённый на полнейший провал / Я убил в себе государство».
Оставим богатую метафору помойного ведра, обратимся к двум последним строкам. Бунт против государства и попытка разрушения государства обречены на поражение. Не потому, что государство сильно.
Вся репрессивная и властная система государства с администрациями, судами, полициями и тюрьмами отнюдь не так прочна, как можно подумать, глядя в глаза чиновника.
Проблема в том, что сам человек переполнен институтами власти.
То, что человек с охотой передоверяет свою судьбу государству, его схемам и институтам, потому что не хочет брать ответственность на себя, не новость. Большинству населения гораздо уютней жить в рабстве и безответственности, чем на колючем ветру свободы. И пока это так, государство будет существовать.
Но есть и другая проблема. С ней сталкивался любой, кому в жизни удалось на какое-то время стать начальником. В тот день, когда он получил в подчинение людей, когда от его решения стало многое и многие зависеть, мир к нему изменился. Подобрел. Улыбнулся. Расцвёл.
Как будто вчера пейзаж за окном был «экранкой», а сегодня вышел на DVD. Девушки стали подмигивать, уважаемые господа — прочувствованно жать руки.
В этот момент счастливцу очень легко поддаться сладостному самообману, поверить, что улыбаются и жмут руки его талантам, которые столько лет никто не замечал и вот наконец, чёрт возьми, уже никто не осмелится оспорить.
С этого момента новоявленный начальник начинает привыкать к своему властному статусу и скоро уже не хочет знать никаких отношений между людьми, кроме господства и подчинения.
Государство переполняет его, заливает до краёв, становится его внутренним содержанием. Порабощает и лишает человеческого облика. По ощущению Летова, такое внутреннее государство гораздо опасней внешнего.
Именно поэтому последней фразой песни становится призыв: «Убей в себе государство».
Сопливые оптимисты призывают уничтожить «государство как государство», трагические реалисты, умудрённые книгами и психоделическим опытом, выдавливают его из себя. И рецепт освобождения один — подавлять свою волю к власти и заставлять себя быть ответственным.
Христос
В творчестве Летова есть одна недооценённая тема, тоненький мотивчик, почти неслышный за гулом маршей. Мотив религиозный. И Летов раскрывает его тоже очень по-русски, в русле толстовского непротивленческого анархизма. Лучшая иллюстрация — песня «Евангелие» (1993).
Предположим, что эту песню взялся прокомментировать сам граф Лев Николаевич Толстой.
«Зоркие окна / Кто согреет зоркие окна? / Пожалей беззвучными словами / Своего оловянного Христа», — поёт Егор Летов.
Все верующие знают заповеди Христа, так бы начал граф Толстой, но все считают их невыполнимыми. Все христиане слышали заветы Нагорной проповеди, но высокие слова о подставлении щеки, отдаче рубахи, примирении с врагами и любви к врагам представляется современным людям лишь красивой метафорой. Христос — сам метафора, оловянный крестик на шее.
Писатель Толстой не страшен. Нам страшен мыслитель Толстой. А главная его мысль — отрицание заблуждений православной церкви. Да что там заблуждений. Самой церкви. Лев Толстой пытался в России сделать то, что за 400 лет до него сделал в Германии Мартин Лютер.
Лютер не просто видел, что многие церковнослужители живут не по заветам Христа, не просто стал «протестовать». Многие видели и многие протестовали. Лютер копнул глубже. Он раскритиковал догмы тогдашней церкви, то есть «основы».
А когда его прокляли и отлучили, сжёг папскую буллу об отлучении и перевёл на немецкий язык Библию.
«Беглые тени / Кто поймает беглые тени? / Спеленай надёжными цепями / Своего безнадёжного Христа».
Мы верим в Нагорную проповедь лишь в том только смысле, что это есть идеал, к которому должно стремиться человечество, идеал, который достигается молитвою и верою в искупление и в воскресение из мёртвых.
Выполнение же заповедей буквально, мол, сказано: «Возлюби ближнего» — возлюби; сказано: «Обрати другую щёку» — обрати; сказано: «Просящему у тебя дай» — дай, — невозможно. Христос — безнадёжный романтик.
«Скользкие вены / Скользкие тревожные вены / Поцелуй холодными губами / Своего зазеркального Христа».
При всём уважении к Христу, всё, что нас окружает: спокойствие, безопасность наша и семьи, наша собственность — всё построено на законе, отвергнутом Христом, на законе «зуб за зуб». Больше того, всё зло людское: осуждение людей, казни, войны — всё это оправдывалось и оправдывается церковью.
А что нам делать? И что делать нашей церкви? Как можно не «противиться» плохим людям? Тогда они доставят нам столько страданий. Как можно «не судить»? Отказаться от судов, которые противостоят злым людям, берегут нас и нашу собственность от злых людей? Мы устроили всю свою жизнь на тех самых основах, которые Христос отрицает.
«Круглое небо / Кто накажет круглое небо? / Задуши послушными руками / Своего непослушного Христа».
Чтобы «нормально функционировать» в этом мире, нужно как-то нейтрализовать «непослушного» Христа. Адаптировать. Вот печальный вывод Егора Летова.
Таков основной перечень тем летовского творчества. Наверное, их ровно столько, сколько нужно рок-легенде — философу. Чуть больше, и он превратился бы в Жан-Поля Сартра.
- Стиль «Гражданской обороны», пожалуй, именно такой, какой может адекватно передать хрипы и хохот больного времени, вывернутых из суставов десятилетий.
- А анархия, наверное, и в правду лучшая альтернатива фашизму.
- ОТПРАВИТЬ:
Гражданская оборона – Государство: аккорды и бой
Оглавление
- 1 Текст
- 2 Аппликатуры
- 3 Бой
- 3.1 Вступление
- 3.2 Куплет
- 3.3 Припев
Текст
Во вступлении последовательность, как и в припеве. Играется два раза. Последний припев повторяется 3 раза и завершается на G (на последнюю строчку текста – «убей»).
Аппликатуры
- Гражданская оборона, Государство – аккорды для темы:
- Em (ми минор) и Am (ля минор) – простые, в открытой позиции.
- G (соль мажор) – с большим пальцем («T» – в сетке), прижимает 6 струну на 3 ладу.
- Мажорные аккорды B (си), С (до), D (ре), D# (ре-диез) – в одной и той же апликатуре (A (ля мажор) на первых ладах), но в разных позициях на грифе; 5 и 6 струну приглушить большим пальцем.
Если сложности с аппликатурами в позициях – замените их стандартными баррэ. Положение пальцев сохраняется (кроме большого), но указательным прижимаются все струны на ладу, от которого строится аппликатура.
Бой
Вступление
- На вступление основной бой схематически:
- 2 вниз – 2 вверх – 1 вниз
- Для D# и D бой меняется:
- На D# (ре-диез) – 2 вниз
- На D (ре) – вниз-вверх –2 раза
Чтобы быстрей понять и освоить ритмику, послушайте версию «Убей в себе государство» на акустике (трек из альбома). Также используйте табы для Guitar Pro (скачать здесь), можно замедлять темп воспроизведения редактора в процессе разучивания.
- Аккорды и бой вступления:
- На D: последний удар боя по открытым струнам (в табах на линейках «0»); перед переходом на G и далее на куплет.
Куплет
- Для 1 части – Em/ Am/ B/ Em (4 раза):
- Для 2 части – Em/ Am/ B/ (3 раза):
- Em и Am – бой такой же, как и в 1 части куплета (вниз – вниз-вверх).
- На B – почти как основной бой из вступления, только добавляется последний удар по открытым струнам.
- И далее на завершающие аккорды куплета C и D – бой как во вступлении.
Штрихи в табах:
Обратите внимание, последний удар боя по открытым струнам перед переходом на другой аккорд в 1 и 2 части куплета (кроме завершающих – C и D).
Припев
G/ Em/ С/ – ритм, как и во вступлении.
Затем сбивка на D# и D. На каждый: вниз-вверх – вниз.
- Табы припева:
Ритм боя можно менять – только лишь взять за основу рассмотренный вариант. Например, добавить сбивки в кульминации на С и D (например, как в оригинальной записи).
На этом завершаем разбор аккордов «Государство» (ГрОб). Изученные аппликатуры и ритм пригодятся вам, если захотите сыграть и другие песни Летова.
Загрузка...
