Осип мандельштам – стихи о сталине: читать стихотворения мандельштама про иосифа сталина

Сталин — Мандельштам, Пастернак, Ахматова

МАНДЕЛЬШТАМ, ПАСТЕРНАК, АХМАТОВА.

Мандельштам Осип Эмильевич (1891 – 1938), русский поэт. Поэзия насыщена культурно-историческими образами и мотивами, отмечена конкретно-вещественным восприятием мира, трагическим переживанием гибели культуры. Сборники «Камень» (1913), «Tristia» (1922), цикл «Воронежские тетради» (опубликовано в 1966). Книга «Разговор о Данте» (опубликовано в 1967), автобиографическая проза, статьи о поэзии.

Пастернак Борис Леонидович (1890 – 1960), русский писатель. В поэзии – постижение мира человека и природы в их многосложном единстве. Поэмы, в том числе «Девятьсот пятый год», сборники стихов, повести. Переводы произведений Шекспира, Гёте, Верлена, грузинских поэтов. Роман «Доктор Живаго». При Хрущёве вынужден был отказаться от Нобелевской премии под угрозой выдворения из СССР.

Ахматова (Горенко) Анна Андреевна (1889 – 1966), русская поэтесса. Психология женского чувства, осмысления общенародных трагедий 20 века, сопряжённое с личными переживаниями. Сборники «Вечер», «Чётки», «Реквием», статьи о Пушкине.

Вождь и Осип Мандельштам

В ноябре 1933 года, накануне открытия Первого Всесоюзного съезда советских писателей поэт Осип Мандельштам, яростно ненавидевший И.В. Сталина, написал пасквильный памфлет в стихах о вожде, оскорбительный для его чести и достоинства:

«Мы живём, под собою не чуя страны,

Наши речи за десять шагов не слышны.

Только слышно кремлёвского горца –

Душегуба и мужикоборца»…

Надежда Мандельштам впоследствии писала: «Тогда никто не сомневался, что за эти стихи он поплатится жизнью». Но поэта не расстреляли, а сослали на три года в отдалённый уральский городок Чердынь.

«Изолировать, но сохранить», — такое указание в отношении Мандельштама дал сам И.В.Сталин, хотя он знал, что в юности поэт разделял эсеровские взгляды, и Великую Октябрьскую социалистическую революцию, которая, по его собственным словам, отняла у него «биографию», встретил крайне враждебно.

Необычным было и то, что жене поэта разрешили сопровождать мужа для совместного проживания в месте ссылки. Спустя некоторое время Надежда Мандельштам обратилась лично к Сталину с телеграммой, заключавшей просьбу перевести их в другой, более цивилизованный город. Дело было вновь пересмотрено, и такое разрешение Мандельштамам было дано.

Мандельштамы поехали в Воронеж, где находились до 1937 года, то есть до конца ссылки.

В 1937 же году Осип Мандельштам пишет в честь великого вождя свою знаменитую «Оду»:

«Не я и не другой – ему народ родной –

Народ – Гомер хвалу утроит.

Художник, береги и охраняй бойца:

Лес человечества за ним поёт, густея,

Само грядущее – дружина мудреца

И слушает его всё чаще, всё смелее.

Он свесился с трибуны, как с горы,

В бугры голов. Должник сильнее иска.

Могучие глаза решительно добры,

Густая бровь кому-то светит близко…

Глазами Сталина раздвинута гора

И вдаль прищурилась равнина.

Как море без морщин, как завтра из вчера –

До солнца борозды от плуга исполина».

В 1937 году Мандельштам с женой возвращаются из воронежской ссылки в Москву.

Однако кляузник и интриган Ставский, при котором в Союзе писателей процветала шкурная борьба отдельных группировок и писателей друг с другом, 16 марта 1938 года, воспользовавшись мнением Павленко, настрочил донос «железному наркому» Ежову (есть данные, что этот документ сохранился – Л.Б.) и 3 мая 1938 года последовал второй арест Мандельштама.

На сей раз его осудили сроком на пять лет с формулировкой «за контрреволюционную деятельность». Через четыре месяца, 27 декабря 1938 года Мандельштам скончался в больнице для заключённых.

Как мы видим, лично сам И.В. Сталин к этому второму аресту абсолютно непричастен, хотя Осипа Мандельштама причисляют к главным «жертвам сталинизма».

Вождь и Борис Пастернак

Более того. Все послабления опальному поэту Мандельштаму делались по прямому указанию И.В.Сталина. В этом ряду стоит и знаменитый телефонный звонок вождя Борису Пастернаку.

Писатель не оставил записи того разговора, хотя часто о нём рассказывал.

По воспоминаниям Зинаиды Пастернак, муж не испытывал во время разговора никакой растерянности: «Боря разговаривал со Сталиным просто, без оглядок, без политики, очень непосредственно».

Существует несколько версий этого телефонного разговора, но ближе к истине версия друга О. Мандельштама и Б. Пастернака Анны Ахматовой: «Сталин сообщил, что отдано распоряжение, что с Мандельштамом всё будет в порядке.

Он спросил Пастернака, почему тот не хлопотал. «Если б мой друг попал в беду, я бы лез на стену, чтобы его спасти». Пастернак ответил, что если бы он не хлопотал, то Сталин бы не узнал об этом деле.

«Почему вы не обратились ко мне или в писательские организации?».-

«Писательские организации не занимаются этим с 1927 года». – «Но ведь он ваш друг?» Пастернак замялся, и Сталин после недолгой паузы продолжил вопрос: «Но ведь он же мастер, мастер?» Пастернак ответил: «Это не имеет значения…».

Пастернак думал, что Сталин его проверяет, знает ли он про стихи, и этим он объяснил свои шаткие ответы. «Почему мы всё говорим о Мандельштаме и Мандельштаме, я так давно хотел с вами поговорить». – «О чём?» — «О жизни и смерти».

Сталин повесил трубку».

Вождь слишком ценил время, чтобы тратить его впустую на досужие разговоры на общие темы…Пастернак этого не понял. Поэтому он перезвонил в секретариат И.В.Сталина. Но с вождём писателя вторично не соединили. Жена Пастернака утверждает, что её муж поинтересовался, может ли он рассказывать об этом звонке. В секретариате ответили утвердительно.

То, что И.В.Сталин дал отбой Пастернаку вовсе не означало, что он изменил своё мнение о писателе. Оно как было, так и осталось доброжелательным.

Вот свидетельство Зинаиды Пастернак: «После сталинского звонка через несколько часов вся Москва знала о разговоре Пастернака со Сталиным. В Союзе писателей всё перевернулось.

До этого, когда мы приходили в ресторан обедать, перед нами никто не раскрывал дверей, никто не подавал пальто – одевались сами. Когда же мы появились там после разговора, швейцар распахнул перед нами двери и побежал нас раздевать.

В ресторане стали нас особенно внимательно обслуживать, рассыпались в любезностях, вплоть до того, что когда Боря приглашал к столу нуждавшихся писателей, то за их обед расплачивался Союз писателей. Эта перемена по отношению к нам в Союзе после звонка Сталина нас поразила».

Другой яркий факт. Летом 1935 года в Париже проходил Международный конгресс писателей в защиту культуры. В представительную советскую делегацию первоначально Б.Пастернак включён не был.

Но затем, по указанию И.В. Сталина, А.

Поскрёбышев пригласил Бориса Пастернака на беседу и предложил не только принять участие в этом крупном антифашистском мероприятии, но и выступить в Париже, что тот весьма блестяще и сделал.

Вождь и Ахматова

Осенью 1935 года у Анны Ахматовой арестовали сразу мужа и сына. Она тотчас же выехала в Москву, чтобы похлопотать за них. Ахматовой помогли Булгаков, Пильняк, Сейфуллина и Пастернак. Она написала письмо И.В.Сталину, очень короткое, которое заканчивалось словами:«Помогите, Иосиф Виссарионович!» В письме Ахматова ручалась, что её муж и сын не заговорщики и не государственные преступники.

Борис Пастернак также написал И.В.Сталину, что знает Анну Ахматову давно и наблюдает её жизнь, полную достоинства. Она никогда не жалуется, живёт скромно, ничего никогда для себя не просит. Письмо Б. Пастернака заканчивалось словами: «Её состояние ужасно»…

Все эти хлопоты увенчались успехом!

Писательница Лидия Сейфуллина отличалась независимыми суждениями, твёрдыми принципами, справедливостью и правдивостью. И хотя она не была отмечена Сталинскими премиями, вождь её очень ценил и уважал. Так, посмотрев в театре Е. Вахтангова её пьесу «Виринея» он оставил хвалебный отзыв в книге гостей, отметив, что драма – «кусок жизни, взятый из самой жизни».

Однажды во время одной встречи у Горького с писателями в присутствии И.В. Сталина ряд выступавших заговорили о необходимости ужесточения литературной критики, а один из писателей даже призывал превратить её в дубинку. И.В. Сталин слушал молча.

Последней взяла слово Лидия Сейфуллина. Писательница выступила в защиту критики конструктивной и доброжелательной, критики справедливой. Она сказала о том, что не все головы выдержат удары «стоеросовой дубины».

Дубина только может навредить, писателей нужно беречь…

Её выступление было воспринято присутствовавшими, как дерзкий вызов, и многие гости Горького тут же сделали каменные лица и отвернулись от Сейфуллиной. А И.В. Сталин после перерыва послал записку писательнице, в которой говорилось, что она права. Взяв слово, И.В. Сталин в очень уважительном тоне говорил о литераторах Советского Союза и назвал их инженерами человеческих душ.

Сегодня, когда в Сталина не бросает камни разве что ленивый, среди множества других инсинуаций, можно встретить и такую: якобы Сталин заставлял поэтов писать о себе хвалебные стихи. В частности, упоминаются имена Мандельштама, Пастернака и Ахматовой, которые, мол, вынужденно писали свои стихи о Сталине.

Мне представляется, что из этих трёх громких имён нужно безусловно вывести имя Б. Пастернака, можно поставить под вопрос искренность А. Ахматовой (у которой в 1949 году был арестован 37-летний сын Лев Гумилёв, благополучно доживший до 80-летнего возраста – Л.Б.) и признать, что только О. Мандельштам покривил душой. И, конечно же, от автора поганенькой эпиграммы И.В.

Сталин не мог ни требовать, ни ожидать величальной оды. Ему это было просто не нужно!

По мнению искусствоведа Евгения Громова, «никуда не уйти от того факта, что немало талантливых и честных творческих людей питали к Сталину уважение, а подчас и преклонялись перед ним. И восхваление его в стихах и прозе нередко пронизаны вполне искренними чувствами». Вот пример. В речи на 18-м съезде Михаил Шолохов сказал о И.В.

Сталине такие тёплые слова: «Так повелось, так будет и впредь, товарищи, что и в радости, и в горе мы всегда мысленно обращаемся к нему, к творцу новой жизни.

При всей глубочайшей человеческой скромности товарища Сталина придётся ему терпеть излияния нашей любви и преданности, так как не только у нас, живущих и работающих под его руководством, но и у всего трудящегося народа все надежды на светлое будущее человечества неразрывно связаны с его именем».

Первым поэтом в советской литературе, написавшим два стиха о Сталине, был как раз Борис Пастернак, который, по свидетельству Корнея Чуковского и Надежды Мандельштам, «просто бредил Сталиным» Оба стихотворения были опубликованы 1 января 1936 года в газете «Известия». Одно из них заканчивалось так:

«… А в те же дни на расстояньи за древней каменной стеной

Живёт не человек, — деянье: поступок ростом с шар земной.

Судьба дала ему уделом предшествующего пробел.

Он – то, что снилось самым смелым, но до него никто не смел.

За этим баснословным делом уклад вещей остался цел.

Он не взвился небесным телом, не исказился, не истлел..

В собраньи сказок и реликвий Кремлём плывущих над Москвой

Столетья так к нему привыкли, как к бою башни часовой.

Но он остался человеком и если, зайцу вперерез

Пальнёт зимой по лесосекам, ему, как всем, ответит лес».

Отношение Анны Ахматовой к Сталину было неоднозначным. Тонкая лирическая душа поэтессы не всё принимала в жизни, казавшейся ей грубой и жестокой.

Но она не могла забыть заботы вождя о ней в 1935 году в трудный час, и личной воле Сталина приписывала она и чудесное спасение её из осаждённого Ленинграда, где непременно погибла бы.

В журнале «Огонёк» (1950, № 14) публикуются её стихотворения «И Вождь орлиными очами» и «21 декабря 1949 года». Вот второе:

« Пусть миру этот день запомнится навеки,

Пусть будет вечности завещан этот час.

Легенда говорит о мудром человеке,

Что каждого из нас от страшной смерти спас.

Ликует вся страна в лучах зари янтарной,

И радости чистейшей нет преград, —

И древний Самарканд, и Мурманск заполярный,

Источник: http://rus-poetry.ru/stalin-mandelshtam-pasternak-ahmato/

Мандельштам без сталина

04.08.2017 год Опубликовал Дмитрий, в 11:01

Мандельштам без Сталина

За последние 30 лет в головы миллионов людей каленым железом впечатана уверенность в том, что Сталин уничтожил великого поэта Осипа Мандельштама за его дерзкое стихотворение МЫ ЖИВЕМ, ПОД СОБОЮ НЕ ЧУЯ СТРАНЫ. Но так ли это на самом деле?

Согласно Википедии (и общепринятой точке зрения) Мандельштам написал свое знаменитое стихотворение о Сталине в ноябре 1933 года. Он якобы прочитал его пятнадцати своим друзьям и знакомым (среди которых был Пастернак). И будто бы кто-то из них донес.

В результате в мае 1934 года Мандельштам был в первый раз арестован и отправлен в ссылку в Пермскую область. Далее, согласно Википедии, при содействии Бухарина и самого Сталина Мандельштаму смягчают наказание и разрешают отбывать ссылку в Воронеже.

Читайте также:  Анализ рассказа «чистый понедельник» (и. бунин)

Уже здесь хочется задать недоуменный вопрос. Значит, вот за это предельно оскорбительное стихотворение о Сталине поэт наказан всего лишь недолгой ссылкой, да еще и сам Вождь за него хлопочет? Как-то не очень кроваво пока выглядит режим. Но пойдем дальше.

Согласно Википедии, в мае 1937 года срок ссылки закончился. Мандельштам приехал в Москву. Но в начале мая 1938 года был арестован вторично.

Он обвинялся в незаконном приезде в Москву и в антисоветской агитации. За это Мандельштам 2 августа 1938 года был приговорен к пяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере.

Заключенный был отправлен на Дальний Восток, где скончался в конце декабря 1938 года.

Второй раз зададим недоуменный вопрос. Итак, за антисоветскую агитацию (и смертельное оскорбление Вождя)–всего пять лет исправительно-трудового лагеря? И это в 1938 году? Многие в те годы по такой статье получали значительно больше.

И теперь еще раз повторим вопросы. А точно ли Мандельштам был арестован дважды за свое стихотворение о Сталине? А был ли донос? Точно ли Сталин знал об этом стихотворении Мандельштама?

И теперь послушайте совсем другую версию

В начале 1934 года Мандельштам жил в Москве в общежитии Литературного института. Его соседом был писатель Сергей Бородин (писавший под псевдонимом Амир Саргиджан). Мандельштам и Саргиджан дружили. Хотя у Мандельштама был крайне вспыльчивый характер, доходящий до психопатии. 

Однажды Саргиджан одолжил у Мандельштама 75 рублей и долго не отдавал. Мандельштам несколько раз напоминал о долге, но Саргиджан говорил, что денег нет совсем, и он отдаст потом. Вскоре Мандельштам увидел, как жена Саргиджана принесла домой большую сумку со вкусными продуктами. Значит, деньжата водятся! 

Взбешенный Мандельштам ворвался к Саргиджану и потребовал немедленно вернуть долг. Дошло до драки, и более молодой Саргиджан сильно напихал хилому Мандельштаму. 

Далее был товарищеский суд Союза писателей, на котором председательствовал красный граф Алексей Толстой. 

Суд постановил, что Мандельштам в целом неправ. 

Еще через несколько дней находящийся в ярости Мандельштам встретил Толстого и дал ему пощечину. Влиятельный Алексей Толстой написал заявление в органы, и Мандельштама в первый раз арестовали. И сослали в Пермь–именно за эту безобразную бытовую склоку, а не за стихи о Сталине!

Вполне вероятно, что и второй арест не был связан со стихами. Во всяком случае в течение четырех лет после написания этих стихов Мандельштам не подвергался суровым репрессиям.

Да, прогрессивные поэты боролись за сумку с продуктами. 

А Сталин… Сталин руководил великой страной. И сияли его голенища.

Источник

http://mirtesen.ru/pad/4315133…

  • Социум
  • Гражданское общество
  • Жизнь

Источник: https://cont.ws/post/681961

Осип Мандельштам – Ода Сталину: читать стих, текст стихотворения полностью

Когда б я уголь взял для высшей похвалы —

Для радости рисунка непреложной,—

Я б воздух расчертил на хитрые углы

И осторожно и тревожно.

Чтоб настоящее в чертах отозвалось,

В искусстве с дерзостью гранича,

Я б рассказал о том, кто сдвинул мира ось,

Ста сорока народов чтя обычай.

Я б поднял брови малый уголок

И поднял вновь и разрешил иначе:

Знать, Прометей раздул свой уголек,—

Гляди, Эсхил, как я, рисуя, плачу!

❉❉❉❉

Я б несколько гремучих линий взял,

Все моложавое его тысячелетье,

И мужество улыбкою связал

И развязал в ненапряженном свете,

И в дружбе мудрых глаз найду для близнеца,

Какого не скажу, то выраженье, близясь

К которому, к нему,— вдруг узнаешь отца

И задыхаешься, почуяв мира близость.

И я хочу благодарить холмы,

Что эту кость и эту кисть развили:

Он родился в горах и горечь знал тюрьмы.

Хочу назвать его — не Сталин,— Джугашвили!

❉❉❉❉

Художник, береги и охраняй бойца:

В рост окружи его сырым и синим бором

Вниманья влажного. Не огорчить отца

Недобрым образом иль мыслей недобором,

Художник, помоги тому, кто весь с тобой,

Кто мыслит, чувствует и строит.

Не я и не другой — ему народ родной —

Народ-Гомер хвалу утроит.

Художник, береги и охраняй бойца:

Лес человечества за ним поет, густея,

Само грядущее — дружина мудреца

И слушает его все чаще, все смелее.

❉❉❉❉

Он свесился с трибуны, как с горы,

В бугры голов. Должник сильнее иска,

Могучие глаза решительно добры,

Густая бровь кому-то светит близко,

И я хотел бы стрелкой указать

На твердость рта — отца речей упрямых,

Лепное, сложное, крутое веко — знать,

Работает из миллиона рамок.

Весь — откровенность, весь — признанья медь,

И зоркий слух, не терпящий сурдинки,

На всех готовых жить и умереть

Бегут, играя, хмурые морщинки.

❉❉❉❉

Сжимая уголек, в котором все сошлось,

Рукою жадною одно лишь сходство клича,

Рукою хищною — ловить лишь сходства ось —

Я уголь искрошу, ища его обличья.

Я у него учусь, не для себя учась.

Я у него учусь — к себе не знать пощады,

Несчастья скроют ли большого плана часть,

Я разыщу его в случайностях их чада…

Пусть недостоин я еще иметь друзей,

Пусть не насыщен я и желчью и слезами,

Он все мне чудится в шинели, в картузе,

На чудной площади с счастливыми глазами.

❉❉❉❉

Глазами Сталина раздвинута гора

И вдаль прищурилась равнина.

Как море без морщин, как завтра из вчера —

До солнца борозды от плуга-исполина.

Он улыбается улыбкою жнеца

Рукопожатий в разговоре,

Который начался и длится без конца

На шестиклятвенном просторе.

И каждое гумно и каждая копна

Сильна, убориста, умна — добро живое —

Чудо народное! Да будет жизнь крупна.

Ворочается счастье стержневое.

❉❉❉❉

И шестикратно я в сознаньи берегу,

Свидетель медленный труда, борьбы и жатвы,

Его огромный путь — через тайгу

И ленинский октябрь — до выполненной клятвы.

Уходят вдаль людских голов бугры:

Я уменьшаюсь там, меня уж не заметят,

Но в книгах ласковых и в играх детворы

Воскресну я сказать, что солнце светит.

Правдивей правды нет, чем искренность бойца:

Для чести и любви, для доблести и стали

Есть имя славное для сжатых губ чтеца —

Его мы слышали и мы его застали.

❉❉❉❉

Источник: http://thewitness.ru/osip-mandelshtam/oda-stalinu/

Осип Мандельштам: дорога к смерти и бессмертию – МК

Павел Нерлер рассказал “МК” о последних годах жизни великого поэта

27.12.2013 в 12:54, просмотров: 15338

75 лет назад 27 декабря 1938 года в пересыльном лагере скончался Осип Мандельштам.

“…Посланный в ад, он так и не вернулся, в то время как его вдова скиталась по одной шестой части земной суши, прижимая кастрюлю со свертком его песен, которые заучивала по ночам на случай, если фурии с ордером на обыск обнаружат их”, – писал Иосиф Бродский.

В день памяти великого поэта, сотрудничавшего с нашей газетой на рубеже 1920-30-х годов, “МК” беседует с Павлом Нерлером, главой Мандельштамовского общества, одним из основных спикеров конференции «Осип Мандельштам: Жизнь и Бессмертие», состоявшейся накануне в Еврейском музее и Центре толерантности.

Справка МК Справка “МК”

В сентябре 1929-го – в тот самый год, когда газета “Московский комсомолец” получила свое историческое название (ранее, с 1919 года, “Юный коммунар”, “Юношеская правда”, “Молодой ленинец”), – у редакции появился новый сотрудник – Осип Мандельштам.

Ему помог устроиться в издание Николай Бухарин. Поэт работал заведующим литературно-художественного отдела, вел еженедельную “Литературную страницу”. Мандельштам проработал в “МК” вплоть до закрытия издания в 1930-м году.

В 1938-м один из самых значительных и сложных поэтов ХХ века Осип Мандельштам скончался в пересыльном лагере, не доехав до места заключения.

О последних годах жизни Осипа Мандельштама и его наследие “МК” беседует с исследователем творчества поэта, руководителем Мандельштамовского общества Павлом Нерлером.

Павел Маркович, давайте вернемся в прошлое – в 1934 год. Осип Мандельштам читает узкому кругу друзей стихотворение “Кремлевский горец”, в том числе Пастернаку, который называет эту эпиграмму на Сталина “актом самоубийства” и заклинает больше никому ее не показывать… Все-таки кто-то доносит на поэта и его арестовывают. Известно ли кто донес на Осипа Мандельштама?

– Доносчик неизвестен, не будем спекулировать на эту тему. Пастернак – один из 30 человек, которым Мандельштам читал стихи о Сталине. Пытаться угадать по этому списку, кто донес, занятие неинтересное.

А вот кто донес в 1938 году, мы знаем – это был Ставский, который обратился непосредственно к Ежову с просьбой “решить вопрос о Мандельштаме”, к письму было приложено экспертное заключение Павленко.

Именно эти двое людей несут ответственность за гибель Мандельштама, 75-летие которой мы сейчас вынуждены отмечать в тяжелое декабрьское время.

– Решающую роль в судьбе поэта сыграло именно это стихотворение или не только в нем дело?

– Безусловно, эта эпиграмма фигурирует в делах, протоколах допросов. Но Мандельштам одновременно был и фигурантом другого дела, которое разворачивалось в Ленинграде и по которому расстреляли Лившица и арестовали Заболоцкого. Но Мандельштам там был лишь фигурантом, а вообще им занималась Москва.

– Сталин ведь читал эту эпиграмму?

– Не сомневаюсь, что он ее читал. Также я предполагаю – это уже гипотеза – что стихи ему понравились и польстили.

То впечатление, которое Сталин производил на подвластные ему города и веси, тот страх, которым он смог стреножить своих подданных – вся эта атмосфера была ему только лестна, собственно, он этого и добивался. Он мог только мечтать о таком подтверждении, как эта эпиграмма.

С моей точки зрения, это было ему отнюдь не оскорбительно, а именно лестно, потому что в стихах он представал как властитель, тиран, а именно к этому эффекту он и стремился.

– В 1934-м году Осип Мандельштам отправляется в первую ссылку – сначала в Чердынь, затем в Воронеж. В 1937-м он возвращается в Москву. Освобождения удалось добиться усилиями его супруги Надежды Яковлевны и друзей-писателей?

– Это произошло усилиями тех, кто хлопотал. И это были довольно сложные цепочки. Ахматова пошла в одни кабинеты, Пастернак – в другие. Ахматова ходила к Ломинадзе, а Пастернак пошел к Бухарину – скорее всего, сработала именно эта связка. Бухарин писал Сталину о Мандельштаме.

И после этого раздался звонок в квартире Пастернака – звонил Сталин и разговаривал с ним о Мандельштаме. Так что здесь сыграло то, что можно было бы назвать гражданским обществом, неравнодушие писательской среды.

А то, что Сталин принял такое решения, которое мы можем рассматривать как достаточно благоволящее к Мандельштаму, сравнительно нежесткое – это следствие и этих усилий, и того реального эффекта, которого Сталин добился своим звонком. Ведь тем самым он совершил некое чудо, слух о котором распространился быстро.

Это был май, готовился первый писательский съезд, и Сталин хотел выглядеть неплохо. И в данном свете Мандельштам польстил ему эпиграммой, и это было нетрудно. Сохранился автограф Сталина на соответствующем письме Бухарина, где написано примерно следующее: «как они смели арестовать Мандельштама!». Да, но кто такие эти «они»!

– Почему же пошла “вторая волна” репрессий в отношении Мандельштама?

– Хватит, поиграли в кошки-мышки – и хорош, сколько же можно! И так три года он неплохо жил на свою «сталинскую премию», хватит. К Ежову обратились Ставский с Павленко, но Ежов около месяца не давал четкой реакции. Думаю, он все это как-то вентилировал, может быть, даже и не с самим Сталиным.

Но во всяком случае, это было особенное дело, потому что роль Сталина в судьбе Мандельштама по первому делу была известна тем, кто принимал следующее решение. И без санкции Сталина никакое решение было невозможным, а оно было таким. Время было такое. Излет большого террора.

Мандельштаму в каком-то смысле повезло, что эта волна не накрыла его летом 1937 года – тогда он мог запросто попасть в расстрельные списки. А так ему дали 5 лет трудовых лагерей – минимум, который давали в то время. Другое дело, что для него это было равносильно смерти, учитывая его физическое и душевное состояние.

Он прожил всего 11 недель в том пересыльном лагере, куда попал.

– Какова на самом деле причина смерти поэта? Тиф, сердце, общее истощение – известен ли исследователям диагноз?

Читайте также:  Бывает ли общественное мнение ошибочным?

– На самом деле, источник один, и он не вызывает сомнений – официальные документы: свидетельство о смерти, протоколы дактилоскописта. Анализ тех свидетельств о гибели Мандельштама, которые сохранились, не говорит в пользу того, что это был не тиф.

Да, в лагере был тиф, был карантин, и Мандельштама забирали в больницу, но тифа у него не нашли. Этому свидетелями были два-три человека – довольно много для такой ситуации. Нет необходимости так уж сильно оспаривать документы лагерных медиков. Такой искажающей страсти у них не было и не могло быть.

Смертность была высокая, и не было ни смысла, ни возможности идти на фальсификацию документов о смерти. Вот – цитирую акт о смерти, врач Кресанов плюс дежурный медфельдшер. «Причина смерти: паралич сердца, артериальный склероз. Труп дактилоскопирован 27.12.1938».

Тогда была полоса массовой смертности, и во время голода могли приписывать другие причины смерти. Но тогда, в отличие от ситуации с голодомором, не было в этом никакой практической необходимости. Даже документы, подтверждающие смерть, выдавались не автоматически, а только по запросу родственников.

Надежда Яковлевна такой запрос послала, и почти через полтора года документы пришли ей на руки. Это достоверные сведения.

– Верной спутнице поэта Надежде Яковлевне выпала сложная судьба. Это обычная участь интеллигенции в то страшное время, или ей пришлось тяжелее, чем другим близким репрессированных писателей? Действительно ли она хранила рукописи Мандельштама в ботинках?

– Хранила… Но не в тех, в которых ходила. Это еще было даже и при жизни Мандельштама. После его смерти она счастливо избежала участи жены врага народа, по некоторым признакам ее хотели арестовать еще там, где она работала. Она быстро взяла расчет и бежала. И в Калинине, где они жили, туда тоже приходили с обыском.

Она не выделялась, не высовывалась в то время. В Калинине были и другие ссыльные – достаточно далеко и от Москвы, и от Ленинграда. Неправильно пытаться сравнивать тяготы, это очень тяжелая жизнь для членов семей репрессированных – неважно, поэт, писатель или простой слесарь или учитель.

Это не было привилегией творческой интеллигенции, арестам и репрессиям подвергались абсолютно все слои советского общества. И в этом была какая-то определенная логика и мысль. Но если посмотреть список мандельшамовского эшелона – 1770 человек, это была вся страна, весь социальный спектр.

Надежда Яковлевна сохранила в памяти то, что осталось от мандельштамовского архива к моменту его смерти. Он пережил много злоключений, но существенная его часть все же сохранилась. Кроме того, после его смерти архив пополнялся благодаря друзьям Мандельштама, у которых хранились какие-то его рукописи, книги с автографами, которых у нее не было.

И постепенно у нее собиралось то, что мы сейчас называем архивом Мандельштама, и то, что с 1976 года хранится в Принстоне по ее воле и с ее согласия.

– Слава о Мандельштаме разошлась по всему Союзу, хотя большими тиражами его стихи начали издавать только во время перестройки. Как можно было прочитать Мандельштама в то время? Где его брали?

– Дело в том, что даже те книги, которые выходили до перестройки – всего-то две: «Разговор о Данте» и тоненький томик в большой серии «Библиотека поэта» – можно было взять в библиотеках.

А где взять стихи, которые выходили в 30-х годах? Конечно, это был самиздат! Более того, Мандельштам – это фирменный знак самиздата, и наоборот, они неразрывно связаны.

Его самиздатные тиражи, безусловно, сопоставимы с теми, что были, когда его начали печатать.

– Как сейчас обстоят дела с наследием Мандельштама? Надежда Яковлевна передала архив в Принстон. Это не создает преград для издателей?

– Эксклюзивных прав на мандельштамовские тексты ни у кого нет. Они никому не принадлежат, поэтому его издание свободно и зависит уже от добросовестности подготовителей конкретных книг, от их профессионализма и качества.

Книги начали выходить с конца 80-х, и выходят достаточно регулярно, в том числе, и критические издания. Работа идет, есть массовые издания – хуже или лучше. И есть серьезные издания. Слава богу, в правовом поле вокруг Мандельштама нет этой мины в виде особых копирайтов.

Правда, иногда люди все же злоупотребляют. Вот, в «АСТе» вышла книга Надежды Яковлевны «Мандельштам.

Воспоминания», которая неожиданно оказалась под названием «Мой муж Осип Мандельштам», хотя такого названия никогда не было, и морального право на такого рода отсебятину у издательства нет, дурно и печально, что они так сделали. Но при этом они практически ничего не нарушили…

– Если говорить о Мандельштаме сегодня, о его влиянии на современную литературу, то каково оно?

– У него много последователей. В Мандельштамовском обществе мы собираем стихи, посвященные ему – это сотни стихотворений, написанных как очень известными авторами, так и совершенно неизвестными. Влияние Мандельштама испытывала на себе вся русская поэзия ХХ века, соприкасавшаяся с его творчеством.

Он сам писал Тынянову, что его стихи сливаются с русской поэзией, кое-что изменив в ее структуре и составе. И сила чудесности его поэзии, безусловно, ощутима – особенно в лучших представителей поэтического цеха русской литературы. Некоторые считают это недостатком и борются с этим, некоторые – наоборот, видят в этом следование традициям и преемственность.

Мне практически не доводилось встречать людей, за редкими исключениями, абсолютно не принимающих Мандельштама, отрицающих его волшебный поэтический дар, оспаривающих его значение. С тем, что это великий поэт, согласны практически все, и, скорее, можно видеть некоторую драку за то, чтобы написать имя Мандельштама на своем знамени.

Понимая то поэтическое качества, которое являет собой его поэзия, его охотно признают великим и русским, даже несмотря на то, что он еврей. И даже с трудом, но находят аргументы в пользу того, каким великим русским он был. А вообще, он европеец по мироощущению, конфессиональный аспект здесь не так важен.

Он конвертировался в методисты исключительно из прагматических соображений, чтобы иметь возможность учиться в Санкт-Петербургском университете. У евреев же была особая черта оседлости в царской России.

Вне черты оседлости имели право проживать только определенные категории лиц еврейской национальности – в частности, купцы, каковым был отец Мандельштама, а также образованные люди, окончившие университет. Без этого по закону он должен был бы покинуть Петроград и жить где-то на западе России.

– На конференции в Еврейском музее обсуждались вопросы перевода произведений Мандельштама на такие языки, как, например, японский. Насколько велика география распространение поэзии Осипа Мандельштама и насколько сложен он для перевода?

– Она очень широка. Мы это знаем, потому что искали соответствующие статьи и их авторов о переводе Мандельштама на тот или иной язык. Мы готовим энциклопедию, и такого рода статьи нам необходимы.

Языки, на которые он переведен, – практически все европейские, плюс основные дальневосточные – корейский, японский, китайский. Также иврит, идиш. Вот на арабском мы пока не нашли, но допускаю, что они есть.

Могу сказать, что особенно близок Мандельштам был польскому читателю, там он чтился не меньше, а может быть, в определенный исторический момент, и больше, чем в Союзе. К тому же, он родился в Варшаве. Сейчас ставится не так уж мало спектаклей по произведениям Мандельштама, а в Польше они ставились еще в 70-е годы.

Там все это произошло гораздо раньше, чем стало обыденным делом у нас. Как предмет некоторого сравнительного анализа это особенно интересно, потому что в каждой языковой культуре есть особенности восприятия Мандельштама.

Мария Москвичева

“Кремлевский горец”

Мы живем, под собою не чуя страны,

Наши речи за десять шагов не слышны,

А где хватит на полразговорца,

Там припомнят кремлёвского горца.

Его толстые пальцы, как черви, жирны,

А слова, как пудовые гири, верны,

Тараканьи смеются усища,

И сияют его голенища.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,

Он играет услугами полулюдей.

Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,

Он один лишь бабачит и тычет,

Как подкову, кует за указом указ:

Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.

Что ни казнь у него — то малина

И широкая грудь осетина.

Ноябрь 1933

Источник: https://www.mk.ru/culture/books/article/2013/12/27/966147-osip-mandelshtam-doroga-k-smerti-i-bessmertiyu.html

Осип Мандельштам – Стихи 1930 — 1937

Здесь можно скачать бесплатно “Осип Мандельштам – Стихи 1930 — 1937” в формате fb2, epub, txt, doc, pdf. Жанр: Поэзия. Так же Вы можете читать книгу онлайн без регистрации и SMS на сайте LibFox.

Ru (ЛибФокс) или прочесть описание и ознакомиться с отзывами.

На Facebook В Твиттере В Instagram В Одноклассниках Мы Вконтакте

Описание и краткое содержание “Стихи 1930 — 1937” читать бесплатно онлайн.

* * *

Куда как страшно нам с тобой,

Товарищ большеротый мой!

Ох, как крошится наш табак,

Щелкунчик, дружок, дурак!

А мог бы жизнь просвистать скворцом,

Заесть ореховым пирогом,

Да видно нельзя никак…

Октябрь 1930.

АРМЕНИЯ

I

Как бык шестикрылый и грозный,

Здесь людям является труд

И, кровью набухнув венозной,

Предзимние розы цветут…

II

Ты розу Гафиза колышешь

И нянчишь зверушек-детей,

Плечьми осьмигранными дышишь

Мужицких бычачьих церквей.

Окрашена охрою хриплой,

Ты вся далеко за горой,

А здесь лишь картинка налипла

Из чайного блюдца с водой.

III

Ты красок себе пожелала —

И выхватил лапой своей

Рисующий лев из пенала

С полдюжины карандашей.

Страна москательных пожаров

И мертвых гончарных равнин,

Ты рыжебородых сардаров

Терпела средь камней и глин.

Вдали якорей и трезубцев,

Где жухлый почил материк,

Ты видела всех жизнелюбцев,

Всех казнелюбивых владык.

И, крови моей не волнуя,

Как детский рисунок просты,

Здесь жены проходят, даруя

От львиной своей красоты.

Как люб мне язык твой зловещий,

Твои молодые гроба,

Где буквы — кузнечные клещи

И каждое слово — скоба…

26 окт. — 16 ноября 1930.

IV

Ax, ничего я не вижу, и бедное ухо оглохло,

Всех-то цветов мне осталось лишь сурик да хриплая охра.

И почему-то мне начало утро армянское сниться;

Думал — возьму посмотрю, как живет в Эривани синица,

Как нагибается булочник, с хлебом играющий в жмурки,

Из очага вынимает лавашные влажные шкурки…

Ах, Эривань, Эривань! Иль птица тебя рисовала,

Или раскрашивал лев, как дитя, из цветного пенала?

Ах, Эривань, Эривань! Не город — орешек каленый,

Улиц твоих большеротых кривые люблю вавилоны.

Я бестолковую жизнь, как мулла свой коран, замусолил,

Время свое заморозил и крови горячей не пролил.

Ах, Эривань, Эривань, ничего мне больше не надо,

Я не хочу твоего замороженного винограда!

21 окт. 1930.

V

Закутав рот, как влажную розу,

Держа в руках осьмигранные соты,

Все утро дней на окраине мира

Ты простояла, глотая слезы.

И отвернулась со стыдом и скорбью

От городов бородатых востока;

И вот лежишь на москательном ложе

И с тебя снимают посмертную маску.

25 окт. 1930.

VI

Руку платком обмотай и в венценосный шиповник,

В самую гущу его целлулоидных терний

Смело, до хруста, ее погрузи. Добудем розу без ножниц.

Но смотри, чтобы он не осыпался сразу —

Розовый мусор — муслин — лепесток соломоновый —

И для шербета негодный дичок, не дающий ни масла, ни запаха.

VII

Орущих камней государство —

Армения, Армения!

Хриплые горы к оружью зовущая —

Армения, Армения!

К трубам серебряным Азии вечно летящая —

Армения, Армения!

Солнца персидские деньги щедро раздаривающая —

Армения, Армения!

VIII

Не развалины — нет, — но порубка могучего циркульного леса,

Якорные пни поваленных дубов звериного и басенного христианства,

Рулоны каменного сукна на капителях, как товар из языческой разграбленной лавки,

Виноградины с голубиное яйцо, завитки бараньих рогов

И нахохленные орлы с совиными крыльями, еще не оскверненные Византией.

IX

Холодно розе в снегу:

На Севане снег в три аршина…

Вытащил горный рыбак расписные лазурные сани,

Сытых форелей усатые морды

Несут полицейскую службу

На известковом дне.

А в Эривани и в Эчмиадзине

Весь воздух выпила огромная гора,

Ее бы приманить какой-то окариной

Иль дудкой приручить, чтоб таял снег во рту.

Снега, снега, снега на рисовой бумаге,

Гора плывет к губам.

Мне холодно. Я рад…

Читайте также:  Итоговое сочинение: «Доброе имя будет жить вечно»

Х

О порфирные цокая граниты,

Спотыкается крестьянская лошадка,

Забираясь на лысый цоколь

Государственного звонкого камня.

А за нею с узелками сыра,

Еле дух переводя, бегут курдины,

Примирившие дьявола и Бога,

Каждому воздавши половину…

24/Х 1930. Тифлис.

XI

Какая роскошь в нищенском селенье —

Волосяная музыка воды!

Что это? пряжа? звук? предупрежденье?

Чур-чур меня! Далеко ль до беды!

И в лабиринте влажного распева

Такая душная стрекочет мгла,

Как будто в гости водяная дева

К часовщику подземному пришла.

24 ноября 1930. Тифлис.

XII

Я тебя никогда не увижу,

Близорукое армянское небо,

И уже не взгляну прищурясь

На дорожный шатер Арарата,

И уже никогда не раскрою

В библиотеке авторов гончарных

Прекрасной земли пустотелую книгу,

По которой учились первые люди.

XIII

Лазурь да глина, глина да лазурь,

Чего ж тебе еще? Скорей глаза сощурь,

Как близорукий шах над перстнем бирюзовым,

Над книгой звонких глин, над книжною землей,

Над гнойной книгою, над глиной дорогой,

Которой мучимся, как музыкой и словом.

16 сент. — 5 ноября 1930 г. Тифлис.

* * *

Как люб мне натугой живущий,

Столетьем считающий год,

Рожающий, спящий, орущий,

К земле пригвожденный народ.

Твое пограничное ухо —

Все звуки ему хороши —

Желтуха, желтуха, желтуха

В проклятой горчичной глуши.

Октябрь 1930. Тифлис.

* * *

Не говори никому,

Все, что ты видел, забудь —

Птицу, старуху, тюрьму

Или еще что-нибудь.

Или охватит тебя,

Только уста разомкнешь,

При наступлении дня

Мелкая хвойная дрожь.

Вспомнишь на даче осу,

Детский чернильный пенал

Или чернику в лесу,

Что никогда не сбирал.

Октябрь 1930. Тифлис.

* * *

Колючая речь араратской долины,

Дикая кошка — армянская речь,

Хищный язык городов глинобитных,

Речь голодающих кирпичей.

А близорукое шахское небо —

Слепорожденная бирюза —

Все не прочтет пустотелую книгу

Черною кровью запекшихся глин.

Октябрь 1930. Тифлис.

* * *

На полицейской бумаге верже

Ночь наглоталась колючих ершей —

Звезды поют, канцелярские птички,

Пишут и пишут свои рапортички.

Сколько бы им ни хотелось мигать,

Могут они заявленье подать.

И на мерцанье, писанье и тленье

Возобновляют всегда разрешенье.

Октябрь 1930.

* * *

Дикая кошка — армянская речь —

Мучит меня и царапает ухо.

Хоть на постели горбатой прилечь:

О, лихорадка, о, злая моруха!

Падают вниз с потолка светляки,

Ползают мухи по липкой простыне,

И маршируют повзводно полки

Птиц голенастых по желтой равнине.

Страшен чиновник — лицо как тюфяк,

Нету его ни жалчей, ни нелепей,

Командированный — мать твою так! —

Без подорожной в армянские степи.

Пропадом ты пропади, говорят,

Сгинь ты навек, чтоб ни слуху, ни духу, —

Старый повытчик, награбив деньжат,

Бывший гвардеец, замыв оплеуху.

Грянет ли в двери знакомое: — Ба!

Ты ли, дружище, — какая издевка!

Долго ль еще нам ходить по гроба,

Как по грибы деревенская девка?..

Были мы люди, а стали людьё,

И суждено — по какому разряду? —

Нам роковое в груди колотье

Да эрзерумская кисть винограду.

Ноябрь 1930. Тифлис.

* * *

И по-звериному воет людьё

И по-людски куролесит зверьё.

Чудный чиновник без подорожной,

Командированный к тачке острожной,

Он Черномора пригубил питье

В кислой корчме на пути к Эрзеруму.

Ноябрь 1930. Тифлис.

ЛЕНИНГРАД

Я вернулся в мой город, знакомый до слез,

До прожилок, до детских припухлых желез.

Ты вернулся сюда, так глотай же скорей

Рыбий жир ленинградских речных фонарей,

Узнавай же скорее декабрьский денек,

Где к зловещему дегтю подмешан желток.

Петербург! я еще не хочу умирать:

У тебя телефонов моих номера.

Петербург! у меня еще есть адреса,

По которым найду мертвецов голоса.

Я на лестнице черной живу, и в висок

Ударяет мне вырванный с мясом звонок,

И всю ночь напролет жду гостей дорогих,

Шевеля кандалами цепочек дверных.

Декабрь 1930. Ленинград.

Источник: https://www.libfox.ru/137879-osip-mandelshtam-stihi-1930-1937.html

Смерть поэта Мандельштама |

«Партнер» №8 (191) 2013г.

Аркадий Бляхман (Нойс)

В этом году (27 декабря) исполняется 75 лет со дня смерти поэта Осипа Эмильевича Мандельштама (1891-1938).

В ноябре 1933 года Мандельштам написал эпиграмму на Сталина:

Мы живем, под собою не чуя страны,

Наши речи за десять шагов не слышны,

А где хватит на полразговорца,

Там припомнят кремлевского горца.

Его толстые пальцы, как черви, жирны,

A слова, как пудовые гири, верны,

Тараканьи смеются глазища.

И сияют его голенища.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,

Он играет услугами полулюдей.

Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,

Он один лишь бабачит и тычет.,

Как подкову, дарит за указом указ –

Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.

Что ни казнь у него — то малина

И широкая грудь осетина.

В ночь с 16 на 17 мая 1934 года Мандельштама арестовали.

На Лубянке он признался, что читал стихотворение следующим людям: жене Надежде; брату Александру Мандельштаму, брату жены Евгению Яковлевичу Хазину – литератору, подруге жены Эмме Григорьевне Герштейн –сотруднице ВЦСПС, Анне Ахматовой – поэтессе, ее сыну Льву Гумилёву, Давиду Григорьевичу Бродскому – литератору, Борису Сергеевичу Кузину – сотруднику зоологического музея, Марии Сергеевне Петровых – молодой поэтессе.

Мандельштам назвал девятерых, о которых следователь был осведомлен. Кроме них стихи о Сталине слышали еще восемь человек, но следователь их не назвал, и Мандельштам промолчал. Остался не упомянут, например, Пастернак. Пастернак пошел просить за Мандельштама в “Известия” к Н.Бухарину, а Ахматова – к Авелю Енукидзе, в Кремль.

Возможно, это заступничество известных поэтов и Николая Бухарина сыграло свою роль. Известен факт звонка Сталина Пастернаку, в котором предметом разговора был Мандельштам.

Резолюция Сталина была: «Изолировать, но сохранить». И вместо расстрела или лагерей – неожиданно мягкий приговор: ссылка вместе с женой, Надеждой Мандельштам, в город Чердынь-на-Каме Пермской области. Возможно также, что вождю невыгодно было убивать поэта. Стихи казненного звучат сильнее.

В Чердыни у Мандельштама были приступ душевной болезни и попытка самоубийства. Он выбросился из окна больницы и сломал плечо.

Жена и брат обратились в ОГПУ, чтобы Мандельштаму поменяли место ссылки, так как в Чердыни не было квалифицированной медицинской помощи. Вопрос был решен за полмесяца – действовала сталинская резолюция. Осип и Надежда переехали в Воронеж.

У Мандельштама были и другие стихи, за которые грозила кара. В декабре 1930 года он написал стихотворение «Ленинград», которое по недосмотру напечатала «Литературная газета»:

Я вернулся в мой город, знакомый до слез,

До прожилок, до детских припухлых желез.

Ты вернулся сюда, так глотай же скорей

Рыбий жир ленинградских речных фонарей,

Узнавай же скорее декабрьский денек,

Где к зловещему дегтю подмешан желток.

Петербург! Я еще не хочу умирать:

У тебя телефонов моих номера.

Петербург! У меня ещё есть адреса,

По которым найду мертвецов голоса́.

Я на лестнице черной живу, и в висок

Ударяет мне вырванный с мясом звонок,

И всю ночь напролет жду гостей дорогих,

Шевеля кандалами цепочек дверных.

Тогда Мандельштаму пригрозили арестом.

В Воронеже Мандельштам пробыл до 1937 года. Жил нищенски, сперва на мелкие заработки, потом на скудную помощь друзей и постоянно продолжал ждать расстрела.

После Воронежской ссылки Мандельштам почти год живет в окрестностях Москвы, по словам А.Ахматовой, «как в страшном сне».

Разрешения жить в столице Мандельштам не получил. Работы не было.

И вдруг в начале весны 1938 года секретарь Союза писателей СССР Ставский, на прием к которому безуспешно пытался попасть Мандельштам, но который так и не принял поэта, – именно он предлагает Мандельштаму и его жене путевки в Дом отдыха «Саматиха», причем на целых два месяца. Как оказалось, это было сделано специально, чтобы поэта легко было найти.

30 апреля 1938 года был подписан ордер на новый арест поэта. 1 мая 1938 года в Доме отдыха О.Мандельштама арестовали во второй раз…

После распада Советского Союза специальному корреспонденту «Известий» Эд. Поляновскому удалось посмотреть в архиве КГБ «Дело N 4018 по обвинению гр. О.Э.Мандельштама».

В Деле он обнаружил донос, который 16 марта 1938 года Ставский написал Наркому внутренних дел Ежову. В доносе Ставский указал, что, несмотря на запрет, Мандельштам часто бывает в Москве у своих друзей-литераторов.

Его поддерживают, делают из него «страдальца». Братья Катаевы и другие литераторы остро и открыто выступают в его защиту.

Мандельштама осудили на 5 лет лагерей за контрреволюционную деятельность, но он виновным себя не признал.

31 января 1939 года инициатор и организатор ареста поэта Владимир Ставский был награжден орденом «Знак Почета».

После приговора Мандельштама перевели в Бутырскую тюрьму. Там формировались эшелоны в лагеря, которые уже покрыли всю страну. Осип Эмильевич провел в Бутырках более месяца. Бутырка – не Лубянка.

Там он был подследственным, здесь – врагом. Там в двухместной камере была у него постель. В Бутырках же, в общей переполненной камере сидели человек триста.

Сидели тесно на каменном полу спиной друг к другу.

В начале сентября Мандельштама вместе с другими заключенными (все – по 58-й статье) доставили из тюрьмы к товарному составу. Состав шел более месяца и 12 октября 1938 года прибыл в пересыльный лагерь под Владивостоком «Вторая речка». В лагере около 14 тысяч заключенных ожидали своей участи. Мандельштам попал в 11-й барак.

В 1991 году отметили столетний юбилей Мандельштама. Об этом писали газеты. В «Известия» пришло письмо от Юрия Илларионовича Моисеенко, невольного свидетеля жизни и смерти Мандельштама в 11-м бараке. Специальный корреспондент «Известий» Эд. Поляновский взял у Ю.И.Моисеенко, отсидевшего в лагерях 12 лет, интервью. Вот что тот рассказал.

«Барак человек на триста, даже больше, нары – по обеим сторонам сплошные. Соседствовали вшестером на третьем ярусе. Сначала шел Моисеенко из Смоленска. Рядом – Владимир Лях, ленинградец, геолог. За ним – Степан Моисеев из Иркутской области.

Дальше Иван Белкин – шахтер из-под Курска, 24 года, ровесник Моисеенко. За ним – Мандельштам. И, наконец,– Иван Никитич Ковалёв, пчеловод из Благовещенска. Он-то, Ковалёв, и стал последней опорой поэту. Помогал влезать на нары и спускаться с нар, защищал его.

Соседи по нарам относились к Мандельштаму почтительно, звали по имени-отчеству, на «Вы»..

В лагере Мандельштама называли «Поэт». Но он чувствовал себя чужим даже с соседями по нарам. Духовного взаимопонимания не было. Мандельштам был совсем седой, страдал сердцем.

В лагере был дефицит воды. Воду охраняли. И Осипу Эмильевичу выпало дежурить. Как он стерег: кто-то постарше его подойдет: “Водички разрешите”. Он отвернется, и люди наливали…

Мандельштам не любил разговоров о следователях, допросах. К соседям по нарам это относилось меньше. Он сам рассказал Моисеенко о Ленинградском однофамильце Мандельштаме, который проходил по делу об убийстве Кирова и был расстрелян.

Как-то вечером мы спросили у него, за что его посадили. Он ответил: «Ни за что». А потом под настроение говорит: «Хотите прочту?». И прочёл стихи о Сталине, читал тихо. Иногда вечерами он читал соседям по нарам стихи Пушкина, Лермонтова, Мережковского, Андрея Белого.

Читал час, полтора. Рассказывал об Ахматовой, Гумилёве, их сыне Льве. Он очень любил жизнь и держался. А после 7 ноября стал угасать. С середины ноября стал совсем сдавать. Свою порцию баланды отдавал Ковалёву. Силы оставляли поэта.

Иван Ковалёв часто приносил ему еду на нары.

На лагерь обрушилось бедствие – сыпной тиф. 2 декабря в 11-м бараке объявили карантин, лежали вместе: тифозные больные и здоровые. После 20 декабря Мандельштам не вставал. Лежал тихо, держался мужественно. За всё время ни разу не пожаловался.

В полдень 27 декабря 1938 года Осип Мандельштам умер. Его похоронили в общей могиле, рядом с лагерем».

Надежда Яковлевна Мандельштам так и не сумела отыскать ни одного свидетеля смерти мужа. Не успела.

29 августа 1956 года Верховный Суд СССР отменил Постановление Особого совещания в отношении Мандельштама О.Э. за отсутствием состава преступления.

Мандельштама уничтожили физически, но не сломили нравственно. Железный дух Мандельштама невозможно было согнуть. Он писал: «Раз за поэзию убивают, значит, ей воздают должный почёт и уважение, значит, она власть».

Лишив меня морей, разбега и разлёта

И дав стопе упор насильственной земли,

Чего добились вы? Блестящего расчёта

Губ шевелящихся отнять вы не могли.

Ахматова считала Мандельштама одним из лучших поэтов ХХ века. Если не лучшим. Ей верят.

Источник: https://www.partner-inform.de/partner/detail/2013/8/238/6293

Ссылка на основную публикацию