На грани нормированности и жестокости (в смысле исхода схватки) в России XVIII века существовала дуэль. Будучи официально запрещенной еще со времен Петра I, она тем не менее долгие десятилетия оставалась частью русской дворянской культуры.
Ее не поощряли, за нее наказывали, но одновременно с этим на нее же нередко закрывали глаза. Дворянское сообщество, несмотря на все запреты, не поняло бы и уж тем более не приняло бы обратно дворянина, который отказался бы защищать свою честь на дуэли.
Разбираемся, почему ни один уважающий себя дворянин не мог оставить оскорбление без внимания и что отличало дуэль от убийства.
Для дворянина названной эпохи честь никогда не была эфемерным понятием: наравне с особыми правами, положенными ему по статусу, он имел и особые обязанности перед государством, но главное — перед своими предками.
Дворянин не имел морального права не соответствовать своему происхождению, а поскольку социальная составляющая его жизни была крайне важна, он постоянно находился под «надзором» общества, суждение которого было крайне важно.
Например, согласно негласному кодексу чести, недопустимыми чертами для дворянина являлись лживость, трусость, а также неверность присяге или данному слову.
Честь являлась символом благородства, и задетая честь одного человека воспринималась не просто как унижение личностного достоинства, но как указание на то, что человек не достоин принадлежать к тому или иному роду в целом.
Грубо говоря, оскорбление чести было оскорблением памяти предков, что невозможно оставить без внимания. Изначально дуэли как раз и были предназначены для восстановления чести, но со временем, как пишет Ю.М.
Лотман в книге «Беседы о русской культуре», превратились в самое настоящее «ритуализированное убийство».
Таким образом, русская дуэль — это ритуал решения конфликтов, который существовал на достаточно ограниченном отрезке русской истории, с середины XVIII до середины XIX века.
Первоначально дуэль рассматривалась как нарушение общественного спокойствия и порядка, самосуд и оскорбление власти, но к XIX веку она превратилась в частное преступление, то есть покушение на жизнь и здоровье конкретного человека. В обществе отношение к ней было разным.
Большая часть дворянства воспринимала дуэль как данность, некое наследие, которое не зависит от личного мнения и воли. Она позволяла дворянам почти физически ощутить свою честь, к тому же до определенного времени поддерживала в них чувство ответственности за свои поступки.
Ну, а кровожадность дуэли, как правило, осуждалась лишь стариками и женщинами, то есть теми, кто не принимал в ней непосредственного участия.
Причины дуэли
Решать, насколько сильно задета честь и стоит ли оскорбление смертоубийства, приходилось самому оскорбленному, однако обществом были определены основные причины конфликта, который мог перерасти в дуэль.
- Расхождение политических взглядов — наименее распространенная причина конфликта в России, тем не менее столкновения на политической почве периодически происходили с иностранцами, однако за «международными» дуэлями государство следило в разы строже, поэтому случались они не так часто.
- Служебные конфликты, начавшиеся на почве службы, носили более тяжелый характер, поскольку в России служил практически каждый дворянин. Для многих служба становилась самоцелью, поэтому унизить служебные достижения или усомниться в них означало задеть честь. Подобные дуэли, впрочем, не были особо широко распространены.
- Защита полковой чести можно вынести как отдельную причину дуэли: она значила для офицеров слишком много, поэтому малейшая насмешка требовала ответных действий. Более того — защищать честь полка было почетно.
- Защита семейной чести — любое оскорбление человека, принадлежавшего к той или иной семье, расценивалось членами рода как личное оскорбление. Особо остро воспринимались оскорбления, нанесенные покойным родственникам, женщинам и старикам, то есть тем, кто не может постоять за себя.
- На отдельной ступени стояла защита чести женщины. И если незамужние девушки старались оградить себя от дуэлей, связанных с их именем (пятно на репутации), то многие замужние женщины были не против оказаться в эпицентре внимания, иногда сознательно провоцируя своих мужей и любовников на стычки. Для оскорбления чести женщины не обязательно были нужны конкретные действия — было достаточно и намека, особенно если намекалось о недопустимой связи замужней женщины, что, естественно, бросало тень на ее мужа. Оставить такое без внимания было невозможно.
- Соперничество мужчин из-за женщины — также отдельная история: конфликт обычно разгорался из-за незамужней девушки, которая, однако, уже имела претендентов в женихи. Если оба мужчины имели виды на одну и ту же женщину, столкновение между ними было неизбежно.
- Защита слабого. Особо обостренное чувство чести заставляло дворянина пресекать любые попытки унизить дворянское достоинство в целом. В случае, если какой-то дворянин позволял себе оскорблять «слабого» (например, человека, стоящего на более низкой ступени социальной иерархии), другой мог выступить в качестве благородного защитника и наказать оскорбившего за недостойное поведение.
- Однако наиболее распространенными оставались бытовые ссоры. Поскольку в дворянской среде умение вести себя надлежащим образом считалось одной из основополагающих черт дворянского воспитания, дворянин, который посмел вести себя недостойно, как бы оскорблял честь всего дворянства вообще и каждого дворянина в отдельности. Особыми сферами быта, предрасполагающими к дуэлям, были охота, театр, бега, азартные игры и прочие занятия, предполагающие соревновательный дух.
Участники дуэли
Главное и неоспоримое условие для участия в дуэли — равенство соперников.
Во-первых, драться на дуэли могли только дворяне, так как, в понимании людей того времени, хотя остальные сословия и могли обладать личным достоинством, но понятие чести было присуще только дворянству.
Простолюдин не мог оскорбить или задеть дворянина: в этом случае оскорбление воспринималось не как унижение достоинства, а как бунт против вышестоящего.
Конфликты дворян с мещанами, купцами и прочими сословиями, граница связи с которыми была более размыта, решались исключительно через суд, а дворянская честь при этом не страдала.
Во-вторых, драться на дуэли могли только мужчины — женщина считалась неспособной на оскорбления, и ее слова редко воспринимались всерьез. Тем не менее женщина могла быть инициатором конфликта.
В-третьих, драться могли только честные и благородные люди, те, кто ранее никак не запятнал свою репутацию.
Например, бесчестным поступком считалось шулерство при игре в карты (так как сам факт лжи и плутовства претил дворянскому самосознанию), а также имевший место ранее отказ человека от дуэли: в этом случае «виновного» обвиняли в трусости. Сражаться на дуэли с лжецами и трусами было ниже дворянского достоинства.
В-четвертых, на дуэли не мог драться несовершеннолетний, причем речь шла не о возрасте, а о мировоззрении и манере поведения человека. Так, даже зрелый по годам человек, отличающийся инфантильностью и ребячеством, мог сойти за «несовершеннолетнего».
В-пятых, под строгим запретом были дуэли между родственниками, поскольку они относились к одному роду и, следовательно, должны были совместно защищать единую идею, а не бороться друг с другом. Наконец, кроме всего вышеперечисленного, на дуэли было запрещено драться больным людям, также против своего заимодавца не мог драться должник.
В идеальной ситуации перед дуэлью все участники были равны, однако на практике достигнуть полного равенства было достаточно сложно
Так, препятствием для дуэли становилось неравенство в семейном положении, поскольку при дуэли женатого мужчины и холостого в случае смерти первого останется вдова.
А вот разница в возрасте практически не мешала, при этом у мужчин преклонного возраста было несколько вариантов: либо попытаться уладить конфликт мирным путем, либо тряхнуть стариной и выйти к барьеру, либо отправить вместо себя сына, брата, однополчанина. Практически никогда не мешали дуэли и национальные различия.
Дуэльный ритуал
Дуэль всегда подразумевала наличие строгого и тщательно исполняемого ритуала, следование которому в дворянской системе координат отличало благородный поединок от банального убийства. Как правило, дуэль начиналась с вызова, которому, в свою очередь, предшествовал конфликт и оскорбление чести.
Традиционно различают два вида оскорбления: словесное и оскорбление действием.
Наиболее распространенное и наиболее болезненное словесное оскорбление — «подлец», поскольку оно не только обвиняет в бесчестии, но и приравнивает дворянина к человеку «подлого», низшего происхождения.
Также были очень распространены оскорбления вроде «трус» или «лжец», которые ставили под сомнение наличие у человека качеств, столь важных для дворянина.
Оскорбление действием было более жестким, так как сводилось к обращению с дворянином как с простолюдином, которого позволительно ударить. При этом совсем не обязательно было наносить телесные повреждения — достаточно было просто замахнуться. Однако самым распространенным оскорбительным действием являлась пощечина или же удар перчаткой, который и вовсе символизировал нежелание «марать руки».
Оскорбленная сторона требовала удовлетворения, или сатисфакции, причем любое общение между дуэлянтами в этот момент прекращалось — все обязанности перекладывались на плечи секундантов, которые брали на себя две функции, организаторскую и «адвокатскую». С позиции организаторов секунданты занимались устройством дуэли, договаривались об оружии, времени и месте проведения поединка, были посредниками в общении своих принципалов и направляли противнику письменный вызов, или картель.
Секундант также был обязан попытаться примирить враждующие стороны и быть готовым в любой момент выступить в качестве замены своего принципала, поэтому в секунданты выбирали людей близких — родственников, но чаще друзей. Впрочем, не стоит забывать, что дуэль являлась преступлением и за участие в ней секунданты наказывались не менее строго, чем сами дуэлянты.
Как правило, дуэль проводилась на следующий день после нанесения оскорбления, поскольку дуэль непосредственно в день оскорбления превращала благородный поединок в вульгарную стычку и вся значимость ритуала пропадала.
Однако была возможность отсрочить поединок и на более долгий период — например, если дуэлянту было необходимо привести в порядок свои дела или отслужить военную кампанию.
В каждом отдельном случае противники и секунданты решали, является ли причина отсрочки достаточно уважительной, поскольку требование отодвинуть дуэль по подчеркнуто неуважительной причине считалось дополнительным оскорблением.
Проводилась дуэль чаще всего за городом, по возможности в безлюдном месте
Естественно, особые требования предъявлялись к одежде дуэлянтов во время битвы (приличная одежда, без какой-либо защиты) и к оружию (оно должно было быть одинаковым и ранее не использованным дуэлянтами).
Любое пренебрежение правилами дуэльного этикета в первую очередь унижало самого дуэлянта, однако были способы унизить и противника: например, как неуважение и презрительное отношение к противнику воспринималось опоздание на дуэль.
При этом негласные правила дуэли в России были крайне жестокими. Дуэлянты зачастую стрелялись с очень близкого расстояния, а этикет перемирия во время поединка хоть и существовал, но далеко не всегда вступал в силу.
К тому же в пистолетах обычно уменьшали заряд, тем самым уменьшая шансы стрелявшихся на то, чтобы выжить.
Если дуэлянт не погибал, а был ранен, пуля намертво застревала в его теле, что затрудняло лечение и часто приводило к долгой и мучительной смерти.
Дуэль в литературе: Печорин и Грушницкий
Дуэль Печорина и Грушницкого, героев произведения М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени», показательна в плане влияния традиции на личность. Печорин вызывает Грушницкого на дуэль, и тот принимает вызов, подстрекаемый своими товарищами, — то есть соглашается на дуэль, так как не хочет прослыть трусом в обществе своих знакомых и друзей.
Условия дуэли были очень жесткими, дуэлянты боролись на краю пропасти — обычно жестокость условий подразумевала обязательный смертельный исход
К тому же, решая конфликт, Печорин с Грушницким нарушили немало правил в ритуале проведения дуэли. Во-первых, Печорин слегка опаздывает на дуэль, желая показать свое истинное отношение к дуэли как к бессмысленному действию, однако его поступок, наоборот, расценивается как трусость и намеренное желание сорвать поединок.
Во-вторых, Грушницкий, поддавшись эмоциям, стреляет в безоружного противника — грубейшее нарушение, поскольку не дает шансов противнику и противоречит дуэльному кодексу, согласно которому дуэль не убийство, а равный поединок.
Наконец, Печорин готов простить Грушницкого, несмотря на нарушения и нанесенное ему ранение, и по правилам Грушницкий обязан принять такое перемирие, но вместо этого он подталкивает Печорина к ответному выстрелу и погибает.
Дуэль Печорина и Грушницкого не следует традиции, а потому не имела права состояться.
Дуэль в жизни: Грибоедов и Якубович
Классический пример бретерского поведения — дуэль штабс-ротмистра В.В. Шереметева и камер-юнкера графа А.П. Завадовского, которая сыграла важную роль в судьбе Александра Грибоедова. За этим поединком прочно укрепилось название «четверная дуэль».
Импульсом к дуэли стал конфликт Шереметева и Завадовского из-за балерины Истоминой, с которой у Шереметева были отношения. Будучи знакомым с балериной, Грибоедов привез ее в дом Завадовского, тем самым ненароком втянув себя в конфликт. Шереметев, не знавший, с кем стреляться, отправился за советом к известному бретеру и офицеру А.И. Якубовичу, который взял на себя дуэль с Грибоедовым.
Первая дуэль Шереметева и Завадовского состоялась 12 ноября 1817 года: Шереметев получил серьезное ранение в живот, от которого впоследствии скончался в возрасте 23 лет. Дуэль Грибоедова и Якубовича состоялась через год, 23 октября, в Тифлисе.
Считается, что Грибоедов пытался уклониться от поединка, но он все же состоялся — на дуэли поэт был ранен пулей в левую руку и лишился одного пальца. Именно по этой детали спустя много лет впоследствии в Тегеране был опознан его растерзанный труп.
Анна Веселко
О чести и достоинстве
«Родины разны, но небо едино. Небом единым жив человек», — писал Андрей Вознесенский в одном своём замечательном стихотворении, посвящённом Марку Шагалу. Из строфы в строфу, снова и снова повторяются там четыре слова о небе: «… Ах, Марк Захарович, нарисуйте непобедимо синий завет — Небом Единым Жив Человек».
Солнечный свет, проникая сквозь витражи Марка Шагала в Реймсском соборе, преобразуется в волшебную радугу, играющую космическими красками.
Наверное, такие краски открываются человеческим глазам, если подняться высоко-высоко в небо… Причём не только в прямом, но и в переносном смысле: подняться ввысь и обозревать прекрасные горизонты можно и в своём внутреннем мире.
Это возможно, если слова «честь» и «достоинство» для человека — не пустой звук. Это они создают тот небесный купол, которым, по «непобедимо синему завету», жив человек.
«Честью жив, достоинством светел». Эти понятия дают человеку крылья и удерживают его в полёте, не позволяя пасть, утратить богоподобный облик и уподобиться низшим созданиям.
- Чести золото не купит.
- Честный чести не уступит.
- Честь нужна ему, как свет.
- Рад продать её бесчестный…
- Но, как всякому известно,
- У бесчестных чести нет.
- (С. Маршак)
- Толкуя о людях чести и высокого достоинства, на Руси издревле говорили, что они «умеют найти законную середину всякой вещи», обладают «верным тактом ума, который, выражая истинное существо всякого дела, умеет выразить его так, что никого не оскорбит выраженьем и не восстановит ни против себя, ни против мысли своей даже несходных с ним людей».
Понятие чести у наших предков непременно соединялось с сознанием честного выполнения своего долга — в труде, в исполнении взятых на себя обязательств. Оно включало также правдивость, исключало способность наносить несправедливые обиды.
Сохранились некоторые архивные записи, убедительно это доказывающие: «… Здешние хозяева, оберегая свою честь, стараются трудиться, чтобы не прослыть лентяем и мотыгой, а также не остаться должником у соседей.
Каждый старается не быть лжецом и обидчиком, а также не нажить славы, что он — не хозяин, а прощелыга и самознайка» (М. Громыко).
Речь здесь идёт о своеобразном кодексе чести русских крестьян XVIII-XIX веков, людей, «умеющих говорить со всеми себя высшими, даже с царём, так свободно, как никто из нас, и ни одним словом не показывающих неприличия», как упоминал в своих записях А. Пушкин.
«Всякий порядочный крестьянин старается держать данное им слово: нарушить его считается бесчестным», — решительно писал А. Балов на основании собственных длительных наблюдений в Ярославской губернии.
«Всякий крестьянин, оберегающий свою честь, старается не быть не только замешанным в какое-либо преступление, но даже и заподозренным в нём.
Он никогда не согласится ни на плутни, ни на обман, хотя бы это и было допущено в торговле».
А. Балову вторил С. Дерунов, собиравший подобные материалы в Пошехонском уезде этой же губернии. По его наблюдениям, крестьяне считали, что, не уплатив долга на земле, не будешь развязан с земною жизнью на том свете.
Поэтому, если должник долго не платил, то давший ему ссуду грозил стереть запись о долге (соседские долги записывались обычно мелом), то есть навсегда лишить его возможности рассчитаться.
Иногда долг записывали зарубками на палках и бирках — тогда пускалась в ход угроза сжечь их. Должник кланялся и просил не стирать или не сжигать свидетельства о долге.
Но Дерунов с прискорбием отмечал и ослабление твёрдости понятия «держать слово чести» в «последнее время», то есть в конце XIX века. Он объяснял это ухудшение нравственности «влиянием города и идущим оттуда стремлением к богатству».
Надо ли говорить, насколько усилилось «влияние города и идущее оттуда стремление к богатству» спустя сто лет, то есть в наши дни?.. И насколько повреждено и деформировано у нас понятие чести?..
Но вернёмся снова к историческим запискам.
«Данное слово местные крестьяне стараются исполнять, потому что, по общему воззрению, неисполняющие своего слова сами же от этого и страдают, так как им никто ни в чём не доверяет: если работник не исполнит условие найма или должник не отдаёт долг в срок, то это быстро разносится по всей окрестности; такой крестьянин отовсюду слышит одно: «Ты хоть крестись и божись, всё едино тебе никто не поверит, потому что ты брехун и надуешь… вон Кузьму-то обманул». Так писали в XIX веке из Ростовского уезда.
В ходу было множество пословиц о твёрдом слове: «Моё слово золото», «Уговор дороже денег», «Не давши слова крепись, а давши держись» и другие.
Умение держать слово особенно проявлялось в сделках, которые часто заключались без письменных документов. Не случайно о договоре, заключённом на словах, говорили, что он заключён «на совесть».
По договору — «ряду» — надо было всё исполнять беспрекословно. Не исполнить же данных обещаний считалось за большой стыд и грех.
Старинное понятие о чести включало также в себя для мужчин — отсутствие оснований для оскорблений и умение достойно ответить на незаслуженные поношения; для девушек — чистоту; для женщин — верность.
К слову, очень чётко выступает из многочисленных и разнообразных источников XVIII-XIX веков решительное осуждение русскими людьми добрачных связей. Если такое и случалось, то как исключение, и всегда и повсеместно встречало отрицательную оценку общественного мнения.
Это считалось позором не только для юношей и девушек, но и для родителей, их воспитавших: лишь только начинала катиться дурная слава, может быть, даже и напрасная, страдала вся семья, особенно младшие братья и сёстры.
Предосудительной считалась и супружеская неверность, причём сурово осуждалась неверность как жены, так и мужа.
«Жестоким бесчестьем для всякого человека является отбытие им телесного наказания или заключения в остроге. И то, и другое кладёт клеймо на всю жизнь человека… Если такому наказанию подвергается парень — то очень часто девушки отказываются выходить за такого замуж», — сообщалось в Тенишевское бюро из разных губерний.
Две черты нравственного облика людей — товарищеская взаимопомощь в беде и выполнение взятых на себя обязательств при любых обстоятельствах — наиболее ярко проявлялись в артелях, уходивших на промысел.
Промыслы, особенно охотничьи, нередко сопровождались смертельной опасностью — от зверя, от голода или жажды, от мороза, от обвала и срыва в пропасть в горах. И здесь вступал в силу незыблемый принцип — выручить товарища, не покинуть его в беде.
Общественное мнение воспитывало верность товарищу, резко осуждая всякого, кто нарушал эту этическую норму. «Трусость покрыла бы вечным стыдом, и никто бы не захотел делить таёжной жизни с подобным товарищем».
Каждый сознавал, что о его поступке станет известно всем по возвращении с промысла, а на следующий сезон снова, как каждый год, для участвующего в промысле человека возникнет вопрос о выборе товарищей по артели, и определяющими качествами будут честность и товарищеская надёжность.
На промыслах все договоры соблюдались ещё более жёстко, чем в обычной повседневной жизни. Специфическая обстановка требовала особенно строгого следования ряду существенных принципов этики и уже этим, несомненно, оказывала серьёзное воздействие на формирование социального характера.
О драгоценности чести и достоинства немало рассуждали классики русской литературы. Вспомнить, хотя бы, известный рассказ А. Куприна — «Брегет». Поручик гусарского полка Ольховский как-то вечером рассказал, что выиграл у местного помещика золотые часы — брегет. Вещь, мол, не только баснословно дорогая, но и редкая — на всём свете не более трёх экземпляров. Присутствовавший поручик Чекмарёв тут же заявил, что «они вовсе не такая редкость», и что он может показать совершенно такие же. Чекмарёв даже предложил заключить пари, но общество не согласилось, посчитав это неинтересным. Через какое-то время Ольховский хватился своих часов, но их при нём не оказалось. Прислугу сразу исключили из числа подозреваемых, и стало ясно, что брегет взял кто-то из гусар. Решили обыскать каждого из присутствующих, даже старших офицеров, и они багровели, но покорно выворачивали карманы. Чекмарёв решительно отказался от обыска, был бледен, и губы его вздрагивали. Многие посчитали такое поведение подозрительным… Чекмарёв был вынужден покинуть вечеринку. А брегет вскоре обнаружился на столе, возле котелка с жжёнкой. Ольховский извинялся перед собранием, был очень смущён и уверял, что, наверное, как-нибудь нечаянно уронил часы. Начав обсуждать поведение Чекмарёва, гусары решили, что он оскорбил всех вместе и весь полк, и его надо просить оставить службу по собственному желанию.
А молодой поручик Чекмарёв застрелился… На столе в его комнате лежала записка, придавленная золотым брегетом — точно таким же, как у Ольховского.
В записке говорилось, что Чекмарёв в краже не виноват, а обыскать себя не позволил потому, что в кармане у него были часы, как две капли воды похожие на собственность Ольховского.
Брегет этот достался Чекмарёву от покойного деда, и не было никого, кто мог бы это засвидетельствовать, поэтому Чекмарёву пришлось выбирать между бесчестьем и смертью.
«Лучше умру, чем запятнаю себя», — гласит девиз на гербах французской потомственной аристократии с изображением горностая. Но после такой вот истории окончательно убеждаешься, что честь дорога не только высокородным дворянам: люди невысокого происхождения дорожат ею больше жизни потому, что честь — их единственная опора и щит, им больше нечего противопоставить жестокой несправедливости…
О чести и достоинстве — выражении нравственного самосознания личности, способности самостоятельно формулировать нравственные обязанности и реализовывать нравственный самоконтроль — в своё время рассуждали Кант, Ламартин, Паскаль, Юм, Руссо, Шопенгауэр, Ницше и другие великие умы. Один из выводов, который они сделали: не религия и вера суть основы нравственности, а, напротив, нравственность есть путь, ведущий к вере и религии. Основа же нравственности — честь и достоинство, которым на протяжении веков приписывается абсолютная непреложность. Голос чести считается голосом истинной природы человека, голосом разрешительной системы, устанавливающей рамки дозволенного. Это чувство никогда не обманывает, так как является непосредственным осознанием нашего определённого человеческого долга.
«Что не запрещено, то дозволено», — это ложное утверждение сбило с толку не одно поколение людей и почти вытолкало на паперть понятия чести и достоинства.
А ведь ими следует руководствоваться, не озираясь на существующие в обществе псевдоморальные порядки.
Попытки обмануть внутренний голос ведут к образованию двойной морали, а это, в свою очередь, приводит к отрицанию морали вообще…
Современное общество должно воспитывать подрастающее поколение таким образом, чтобы юноши и девушки больше всего на свете боялись замарать свою честь.
В противном случае обществу, в котором нормой стало игнорирование достоинства и чести, грозит гибель. Конечно же, с трагическими выводами торопиться не хочется.
Я уверена, что у нас всех ещё есть время спасти себя и окружающий мир — надо лишь почаще напоминать себе и своим согражданам об истинных, непреложных ценностях.
Люди Чести могут быть разными по возрасту, по профессии, по характерам, но главное — это живые люди.
То есть люди по-настоящему живые, остро слышащие, отчётливо видящие, чувствующие и сочувствующие.
Это те, кто не безразличен к происходящему сегодня в нашем мире, кто не просто существует, безвольно плывя по течению, а имеет в жизни цель, ведущую вверх.
Живые люди — Люди Чести — не тратят свою жизнь на борьбу с ветряными мельницами, а ведут активную деятельность в направлении созидания, Нового Светлого Строительства. Понимая ценность жизни, каждого её часа, Люди Чести вкладывают душу во всё, что они делают. Они отдают себе полный отчёт в том, для чего они вообще живут.
А живут они во имя строительства Высокого Гражданского Сообщества, которое изгонит из системы ценностей соперничество, конкуренцию, животное потребительство. То, что человек ходит, ест, пьёт, занимается какой-то профессиональной деятельностью, само по себе ещё не означает, что он — живой.
Не для автоматического отправления биологических процессов приходит он на Землю.
А приходит он для того, чтобы развить свой Дух, сделать утончённым сердце и осознать: «Homo sum». Я — человек. Я — Чело Веков, ученик Вечности, осознающий свою сопричастность к Великим Космическим Процессам.
В завершение — красноречивые строки из «Стихов о чести» Эдуарда Асадова:
… Честь не дано сто раз приобретать. Она — одна. И после пораженья Её нельзя, как кофту, залатать
Или снести в химчистку в воскресенье!
Пусть я доверчив. Не скрываю — да! Пусть где-то слишком мягок, может статься, Но вот на честь, шагая сквозь года, Ни близким, ни далёким никогда
- Не разрешу и в малом покушаться!
- Ведь как порой обидно сознавать, Что кто-то, ту доверчивость встречая, И доброту за слабость принимая,
- Тебя ж потом стремится оседлать!
- И потому я тихо говорю, Всем говорю — и близким, и знакомым: Я всё дарю вам — и тепло дарю, И доброту, и искренность дарю,
- Готов делиться и рублём и домом.
- Но честь моя упряма, как броня. И никогда ни явно, ни случайно Никто не смеет оскорбить меня
- Ни тайным жестом и ни делом тайным,
- Не оттого, что это имя свято, А потому, и только потому, Что кровь поэта и стихи солдата, Короче: честь поэта и солдата
- Принадлежит народу одному!
- Маргарита Серебрянская,
- председатель Общественного Союза «Совесть»
Понятие чести как нравственно-этической категории в представлении русского дворянства конца XVIII — начала XX в
Киященко, А. А. Понятие чести как нравственно-этической категории в представлении русского дворянства конца XVIII — начала XX в. / А. А. Киященко. — Текст : непосредственный // Молодой ученый. — 2019. — № 20 (258). — С. 380-382. — URL: https://moluch.ru/archive/258/59144/ (дата обращения: 01.11.2021).
Период конца XVIII — начала XX вв. — время доминирования дворянского сословия во всех сферах общественной жизни.
Социальный статус помещиков был закреплён законодательно, так согласно «Жалованной грамоте дворянства»: «Дворянское название есть следствие, истекающее от качества и добродетели, начальствовавших в древности мужей, отличивших себя заслугами, чем обращая самую службу в достоинство, приобрели потомству своему нарицание благородное» [3, с. 26]. Официальные документы конца XVIII — начала XIX вв. непременно соотносят такие понятия как «дворянин» и «благородство» [2, л. 10].
Особое положение этого сословия в социальной стратификации российского общества предопределило и нравственно-психологические воззрения его членов.
Одной из ярких черт дворянского менталитета в указанный период стало создание особого «нравственного кодекса поведения», который вошёл в историю под понятием «дворянской чести». По мнению В. А.
Шаповалова: «Сословная мораль придавала дворянству то чувство корпоративности, которое не давало внутрисословным перегородкам стать непреодолимыми, а за рамками сословной корпорации в повседневной жизни воспринимать дворянина как представителя особой, высшей касты». [8, с. 427].
С другой стороны, представления о чести как о нравственном ориентире поведения существенно расходились среди самих представителей дворянства: по мере движения от верхних страт к низшим эта нравственно-этическая категория существенно девальвировалась [8, с. 428]. Поэтому говорить о следовании в полной мере принципам дворянской чести правомерно к представителям высшего и в некоторой степени среднего дворянства [1, с. 5–6].
Следующей трудностью при определении особенностей восприятия этой нравственно-этической категории в кругу благородных является отсутствие официальных руководств и справочников, регламентирующих данное понятие, так как честь — неформальное явление. Поэтому для выявления значения этого слова обратимся к словарям XIX века, а также справочным руководствам поведения чиновников и офицеров — той среды, которую, как правило, составляли дворяне на протяжении большей указанного периода.
В одном из первых отечественных толковых словарей, шеститомном «Словаре Академии Российской», выпущенном в 1789–1794 гг.
, даётся следующее разъяснение слову «честь»: «Почтение, уважение; внутреннее убеждение о преимущественном достоинстве чем либо» и «Слава, достопочтенное имя, приобретаемое преимущественными качествами, отменными деяниями, и другими отличностями» [7, с. 726].
Более того, авторы словаря отмечают качества человека, к которому относится «честь»: «добросовестный, праводушный, который благополучием других занимается и содействует оному. Почтенный, достойный, заслуживающий уважение, благонравный» [7, с. 726].
Несмотря на это, достаточно обобщённые и законченные трактовки понятия честь появляются только к концу XIX века, когда появляются многочисленные руководства поведения дворян в офицерской среде. Так, согласно исследованию П. А.
Швейковского: «честью называется то внутреннее чувство собственного человеческого достоинства, которое, с одной стороны, побуждает нас направлять свою жизнь и деятельность согласно с требованиями разума, с внушениями совести, с предписаниями закона христианского и с установившимися в обществе правилами нравственной порядочности, а с другой — вызывает в нас желание, чтобы и другие считали нас за людей, достойных уважения». [9, с. 16–17].
Продолжая свою мысль, исследователь разделил понятие чести на две составляющие, первой стало чувство собственного достоинства человека, а второй — отношение других людей к личности, мнение общества. Что касается чувства собственного достоинства, то оно «представляет собой собственный, внутренний стимул к чести, нравственной и добропорядочной жизни» [9, с. 17].
Если говорить точнее, то это оценка человека в собственных глазах, от которой зависят его представления и тех или иных действиях и поступках, его поведение при определённых жизненных ситуациях. Эта сторона чести является сугубо внутренней и недоступна для нападения, т. е., оскорбления, ведь честный человек останется честным, несмотря ни на какие внешние воздействия.
Выразительный пример в этом отношении являл собой адмирал Николай Семёнович Мордвинов. Адмирал славился смелостью и независимостью суждений и поступков; он был единственным из членов следственной комиссии по делу декабристов, выступившим против смертного приговора.
Мордвинов не раз попадал в опалу, но никогда не отказывался от предложения занять тот или иной государственный пост. Он говорил, что «каждый честный человек не должен уклоняться от обязанности, которую на него возлагает Верховная власть или выбор граждан». [5, с. 33].
Другое дело, если речь идёт о внешнем восприятии ощущения чести, По мысли П. А. Швейковского: «Существо чести требует и наружной оценки, почёта со стороны других, как необходимого дополнения» [9, с. 17].
Это означает стремление дворянина требовать от других почтительного и добропорядочного обращения с ним, отсутствия пренебрежения.
Поведение кого-либо, не соответствующее этим представлениям, может быть названо оскорблением и повлечь за собой серьёзные последствия вплоть до судебного разбирательства, либо дуэли. В этой связи заслуживает внимание один из эпизодов в биографии А. С. Пушкина [6, с. 93]. Граф Ф. И.
Толстой-Американец распустил слух, будто бы поэта высекли в Тайной Канцелярии. Разгневанный Пушкин сразу же вызвал графа на дуэль, так как в представлении благородного такая клевета была тягчайшим и незаслуженным оскорблением.
И, наконец, помимо индивидуальной, личной чести каждого дворянина, существовало представление и коллективной, корпоративной чести дворянства как сословия, которая имела свои особые специфические нормы, обычаи и правила, обязательные для всех его членов [9, с. 18].
Особенность этого вида чести заключалась в том, что совершение поступков становится бесчестным и оскорбительным только в том случае, если они совершаются представителями дворянства. То есть, те деяния, которые были совершены не дворянами, могут быть простительны и не нести никакого осуждения.
С другой стороны, аналогичные действия, совершённые дворянином, роняли его в глазах всего дворянского общества.
Так, талантливый художник Ф. П.
Толстой, выходец из знатнейшей дворянской фамилии описывал отношение своих родственников к своей профессии: «Родные, особенно люди зрелого возраста, были вооружены против меня за то, что я избрал для моего служения отечеству неблагородную дорогу художника, в чём меня вообще многие из числа знатных фамилий обвиняли, утверждая, что этим поступком безчещу мою фамилию. Таковы были суждения высшего круга» [4, с. 125].
Таким образом, понятие чести в кругу благородных было неотъемлемой составляющей дворянского менталитета. Эта нравственно-философская категория базировалась на трёх основных составляющих: чести личной, чести внешней и чести корпоративной.
Вместе эти три части составляли единую картину мира дворянина, начиная с Екатерининской поры и особенно развиваясь в пушкинские годы и заканчивая концом XIX века — временем окончательного выкристаллизовывания законченных представлений, отражённых на страницах официальных справочников и руководств.
Литература:
- Бокова В. Отроку благочестие блюсти…Как наставляли дворянских детей / Вера Бокова. — М.: Ломоносовъ, 2014. — 248 с.
- Государственный Архив Курской Области, Ф. 33. Курское губернское правление, Оп. 2., Д. 1344, Л. 10.
- Грамота на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства. 1987. Российское законодательство X-XX вв.: в 9 т. Т.5. Законодательство периода расцвета абсолютизма. Отв. ред. Е. И. Индова. М., Юридическая литература, С. 23–53.
- Записки графа Ф. П. Толстого // Русская старина, Том 7, Типография В. С. Балашева, СПб, 1873, С. 123–145.
- Муравьёва О. С. Как воспитывали русского дворянина. М.: LINKA-PRESS, 1995. — 271 с.
- Парчевский Г. Ф. Карты и картёжники: Панорама столичной жизни. — СПб.: Издательство «Пушкинского фонда», 1998. — 256 с.
- Словарь Академии Российской. В 6 частях, Часть VI (Отъ Т. до конца), СПб, 1794, С. 726.
- Шаповалов В. А. Поместное дворянство Европейской России в 50–90-е гг. ХIХ века (по материалам центрально-черноземных губерний). Белгород, ИД «Белгород» НИУ «БелГУ», 2014. — 544 с.
- Швейковский П. А. Суд общества офицеров и дуэль в войсках российской армии. СПб, В. Березовский, 1898. — 187 с.
Основные термины (генерируются автоматически): честь, дворянин, дворянский менталитет, конец XIX века, нравственно-этическая категория, представление, указанный период, честный человек, эта.
Понятие чести ушло в прошлое или еще живо?
фото из открытого источника фото из открытого источника
Для дворянина, еще чуть более сотни лет назад самым страшным было совершить бесчестный поступок.
Понятие чести было на такой высоте, что даже дети воспитывались таким образом, чтобы пятно позора от их поступков ни коим образом не могло отразиться на семье.
Оскорбление не могло остаться без ответа. Но и вызов на дуэль из-за ничтожного повода не приветствовался. Поэтому в дворянских семьях учили терпению, выдержке в любых обстоятельствах.
Шулер, обманщик, человек, растративший казенные деньги, обогатившийся бесчестным образом, образом согласно кодексу о дворянской чести становился изгоем. Самым страшным было предательство по отношению к Государю.
Путь в свет был отрезан одной фразой «Я не подам ему руки».
Все – на этом заканчивались карьера, фортуна и даже жизнь. Дома были закрыты для дворянина, общество его отвергало. Чаще всего дело решалось одним или парой пистолетов. Во втором случае подразумевается дуэль, как способ смыть обвинение в бесчестном поступке.
Можно было оставить службу, полк, уехать в усадьбу, запереться там, или вообще уехать к черту на рога и стать никем. Но все равно дурная слава волочилась по пятам за изгнанниками. Она вылезала из щелей и била по щекам не только его самого, но и семью. Достойная служба, приличные партии становились недоступными.
Это состояние дворянина называлось гражданской смертью.
Переворот 17 года, гражданская война, репрессии, эмиграция очень серьезно выкосили российский генофонд. Мы – дети тех, кто выжил.
Понятие чести довольно быстро нивелировалось. Ему противопоставлялись заслуги перед Родиной, порой весьма сомнительные. Я имею в виду тех, кто строчил доносы на соседей, чтобы получить их жилплощадь, на сотрудников, чтобы пропихнуть свои труды. Для них понятие чести вообще не существовало.
Живо ли оно сегодня? Кто из нас боится, что ему не подадут руки?
Да никто не боится. Не подашь руки и не надо. Можешь говорить, что я украл чужую идею, на новой работе меня оценят, как перспективного делового человека, имеющего хватку. За мной будущее, а ты со своей честью так и останешься на месте.
Понятие предательства тоже становится все более размытым, поскольку непонятно даже, кому служит тот, кого прежде именовали Государем.
Может ли в наше время честь стать препятствием на пути к успеху? Или это уже вышедшее из обихода, давно забытое понятие?
- Скверно ли, что при встрече с тобой человек переходит на другую сторону улицы, или это без разницы?
- Наверное, странно поднимать подобные темы среди повального распила, и все-таки, жива в нас честь, или почила давно?
«Былое нельзя воротить, выхожу я на улицу, И вдруг замечаю, у самых Никитских ворот Извозчик стоит, Александр Сергеич прогуливается, Ах, завтра, наверное, что-нибудь произойдет.»
Булат Шалвович Окуджава
фото автора
Размышления о чести и совести (по произведениям русской литературы xix века)
На мой взгляд, честь и совесть – ведущие понятия, характеризующие человеческую личность. Обычно честь – это совокупность наиболее благородных, доблестных чувств человека, заслуживающих уважение других людей. Честь и совесть взаимосвязаны, так как соблюдение правил чести помогает человеку обрести душевное спокойствие и жить в согласии со своей совестью.
Но вполне естественно, что из-за многообразия различных человеческих характеров понятие о чести может быть разным и даже противоположным у двух разных личностей.
На мой взгляд,
именно из-за этой вариативности понимания проблема чести и совести волновала писателей, поэтов и других людей творческих профессий во все времена, поэтому мне кажется, что наиболее оправданным было бы рассмотрение проблемы чести и совести на основе произведений разных писателей различных жанров. Они играют ведущую роль в истории русской литературы XIX века: роман Ф. М. Достоевского “Преступление и наказание”, повести А. С. Пушкина “Капитанская дочка” и “Дубровский” и роман М. Ю. Лермонтова “Герой нашего времени”. Несмотря на то что все произведения относятся к XIX веку, мне кажется, что представление чести в них довольно различно, а это позволяет рассмотреть проблему наиболее объективно.
Сначала, как мне кажется, следует изучить самый важный аспект проблемы – понятие чести. Герой каждого из вышеназванных произведений понимает ее по-своему. У Пушкина, на мой взгляд, самое классическое, простое и в то же время самое близкое мне по духу понятие чести… Один из главных героев “Капитанской дочки”, Петр Андреевич Гринев, понимает честь именно как действие всегда по совести.
Душа Гринева содержит как бы две чести, два понятия о ней – это долг по отношению к императрице, а следовательно, к Родине, к Отечеству, и долг, который на него накладывает любовь к дочери капитана Миронова. То есть основная составляющая чести у Гринева – это долг.
Когда Пугачев помогает Гриневу освободить Машу Миронову из плена Швабрина, то Гринев хоть и благодарен вождю бунтовщиков, но присягу Отечеству все равно не нарушает, сохраняя свою честь: “Но Бог видит, что жизнию моей рад бы я заплатить тебе за то, что ты для меня сделал.
Только не требуй того, что противно чести моей и христианской совести”.-
Но в опасные, тяжелые моменты любовь все же преобладает над долгом по отношению к Отечеству, как это обычно и бывает, и Гринев готов рисковать военными силами ради спасения Маши.
Тогда в разговоре с генералом Гринев заявляет: “Ваше превосходительство, прикажите взять мне роту солдат и полсотни казаков и пустите меня очистить Белогорскую крепость”.
Наверное, это оправдывается тем, что любовь – высшее из всех возможных чувств, а тем более любовь к определенному человеку.
Отечество – понятие общее, включающее в себя много других, к нему практически невозможно питать те же чувства, что и к любимой девушке. Поэтому такое поведение Гринева можно в какой-то степени оправдать.
Совсем другое понимание чести у еще одного главного героя “Капитанской дочки”, героя вроде бы отрицательного, – Пугачева. Его понимание чести держится исключительно на уровне чувств, по большей части дружеских.
Именно эта ограниченность, как мне кажется, позволяет Пугачеву зверствовать в ограбленных завоеванных селениях и крепостях, не чувствуя при этом укоров совести, и в то же время помогать Гриневу спасать Машу, помня его доброту в былые времена.
“Кто из моих людей смеет обижать сироту?
Будь он семи пядей во лбу, а от суда моего не уйдет!”. Это говорит Пугачев в ответ на сообщение о том, что Швабрин держит Машу в неволе, принуждая выйти за него замуж.
Довольно похожая, на мой взгляд, ситуация происходит в “Дубровском”. Старший Дубровский – потомственный дворянин, честь которого зиждется на его положении и истории его рода. Одна из основных составляющих чести в понятии старшего Дубровского – это гордость.
Именно она не позволяет ему сносить оскорбления слуг богатого соседа Кирилы Петровича Троекурова: “Я до тех пор не намерен ехать в Покровское, пока не вышлете вы мне псаря Парамошку с повинною, а будет моя воля наказать его или помиловать, а я терпеть шутки от ваших холопьев не намерен, да и от Вас их не стерплю, потому что я не шут, а старинный дворянин”.
Эта чрезмерная гордость позволяет Дубровскому довести дело даже до суда с бывшим другом, а в конце концов и до собственной смерти.
У сына же Дубровского, Владимира, снова, как и у Гринева, главный аспект мотива чести – это долг. В первую очередь, конечно, долг перед отцом заставляет его мстить Кириле Петровичу, но позднее злое чувство мести гасится возникшим чувством любви к дочери Троекурова. Тогда долг перед отцом перерождается в долг по отношению к объекту его любви.
Молодая горячность Владимира Дубровского позволяет его мести разрастаться практически до уровня бандитизма, а любовь заставляет его в конце концов свернуть с этой дороги грабежей, разбоев и варварства. И в этой перемене, как мне видится, ведущую роль играет совесть, пробужденная именно его новой любовью.
Таково было понимание чести в произведениях Пушкина, в начале XIX века. В принципе, в большинстве случаев это пушкинское понимание чести, на мой взгляд, сохранилось и поныне.
Абсолютно другой взгляд на понятие чести мы встречаем у Лермонтова. Герой Лермонтова Печорин вообще не типичный персонаж, а исключительный. Это можно выяснить даже из самого названия романа. Герои всегда редки и исключительны, это – единицы.
Поэтому и честь Печорина – это честь другая, исключительная. Печорин знает и предвидит все, он образован и неплохо разбирается в человеческих отношениях… Печорин позволяет себе многое, и единственное, что сдерживает свободу его действий, – это остатки былой души и совести.
После дуэли с Грушницким у Печорина что-то немного дрожит внутри. “Спускаясь по тропинке вниз, я заметил между расселинами скал окровавленный труп Грушницкого. Я невольно закрыл глаза… У меня на сердце был камень*.
Фактически у Печорина нет чести в традиционном понимании этого слова. Проблески благородства и доброты, временами его осеняющие, вызываются, как мне кажется, ощущением исключительности собственного предназначения. Поэтому я бы сказала, что главной и единственной составной частью чести у Печорина является его исключительность. Вернее, чести в обычном понимании нет!
Есть только остатки совести, которые в совокупности с осознанием важности собственного предназначения образуют как бы “бесчестие в чести”.
По-моему, отсюда можно сделать вывод, что Печорин в некотором роде является предтечей Раскольникова. У него тоже понятие чести очень личностно и своеобразно, оно никак не совмещается с общественным пониманием чести, а иногда является и сдерживающим фактором. Раскольников не признает общества и хочет жить лишь по собственным, им самим придуманным и взлелеянным законам.
Но существовать ему приходится именно в обществе, а оно обычно не принимает людей, отрицающих его законы, поэтому наличие своеобразного и довольно необычного понимания чести и то, что Раскольников не думает вначале о людях вокруг него вообще, позволяет ему совершить убийство старухи. Но совесть заставляет его в итоге сдаться в полицию. Эта придуманная им самим разновидность чести позволяет Раскольникову лгать следователю Порфирию Петровичу, отпираться, не признаваться в совершении преступления: “Лжете вы все!..
Я не знаю ваших целей, но вы все лжете… Вы лжете!”.
Другое понимание чести встречается у Свидригайлова. Здесь, наоборот, не честь рождает любовь, как у Пушкина в “Капитанской дочке”, а любовь возрождает утраченное ранее понятие чести. Совесть же Свидригайлова – это исключительно его память, в частности привидения, его посещающие. Память пробуждает в нем доброту, участие, сострадание, понимание людских бед.
И, как мне кажется, в первую очередь совесть и любовь заставили его “уехать в Америку*, не позволили жить дальше… Любовь и честь…
Таким образом, я могу сказать, что во всех заявленных в начале сочинения произведениях так или иначе прослеживается мотив чести и совести. У Пушкина честь и совесть взаимосвязаны и, на мой взгляд, обыкновенно присутствуют у любого человека, возможно, в разных проявлениях. У Достоевского, пожалуй понятие общественной чести применительно к обычному человеку исчезло полностью.
Честь и совесть – одна из важнейших характеристик души человека. Поэтому проблема чести присутствует в произведениях почти всех русских писателей XIX и XX века. А понимание чести, как выяснилось, может быть различным.
Это объясняется, на мой взгляд, разным мировоззрением писателей. Но, несмотря на внешне различное понимание и проявление чести у героев Достоевского, Пушкина и Лермонтова, всегда остается актуальной важность понятий чести и совести для личности и сила их влияния на душу человека, на его чувства и поступки.
Загрузка...
