«beat generation» (разбитое поколение) феномен явления

Полина Доля

60 лет назад на поэтическом вечере в Town Hall Theatre в Беркли со сцены было прочитано стихотворение, которое изменило американскую литературу, а следом и весь мир, – «Вопль» Аллена Гинзберга. Но так ли нужна причина, чтобы написать об этом очень важном периоде в литературе? Период битничества не только сделал современную поэзию такой, какой мы её видим, но повлиял даже на музыку. Сегодня мы взглянем на историю бит-поколения – в датах, числах, лицах и самых важных аспектах. Кратко и по делу.

Что это?

Начнём с основ: что вообще такое эти ваши битники? Термин «The Beat Generation» («бит-поколение») относится в целом к группе американских авторов середины ХХ века. Движение битников берёт своё начало в Америке 1940-х годов – Нью-Йорк и Сан-Франциско стали настоящими бьющимися сердцами этого поколения.

К слову, о бьющихся сердцах. Откуда вообще взялось это название – «Beat Generation»? Всё просто: в 1948 году этот термин использовал Джек Керуак, непосредственный представитель битников, чтобы таким образом охарактеризовать нью-йоркский андерграунд – особый социальный пласт, нонкомформистское молодёжное движение.

«Beat» в этом названии – это ритм, одновременно унылый, отчаянный и уставший, но в то же время медитативный, приводящий к просветлению. На сленге джазовых музыкантов 40-х «beat» как раз и означало «отчаяние». Просветление, к слову, тут тоже не случайно: увлечение буддизмом было визитной карточкой всех битников.

В целом бит-движение – это сугубо национальное явление, которое не случилось бы нигде, кроме Америки. Битники становятся наследниками специфических литературных элементов – историй завоеваний фронтира, особой поэзии Уитмена, дешёвых нуарных романов Чикаго и всего, по чём мы безошибочно узнаём американскую литературу.

Когда это?

Итак, Америка после 1940-х, послевоенный период, всеобщие сомнения в господствующей политике и культуре. Вторая мировая война повлекла за собой невообразимое разочарование в человечестве. Холокост, Хиросима и Нагасаки, холодная война… Никто в мире больше не мог быть прежним.

Вместе с экономическим расцветом США ждала маккартистская «охота на ведьм», культурные и политические репрессии, а следом – не менее важные социальные изменения. Нарастают всевозможные движения за гражданские права, в борьбе за права чернокожих случается дело «Браун против Совета по образованию» и случай Розы Паркс и автобусных забастовок.

Социальная жизнь вокруг кипит, и в этом котле рождаются битники.

Как это?

Таким образом, бит-поэзия стала настоящей хроникой Америки 40–70-х. Все проблемы и тревоги тех времён, все мелочи и детали повседневности, отношения людей к жизни и друг к другу, целая Америка в нескольких строках, и вместе с тем – протест против этой самой Америки.

Вместе с бит-поколением появляется термин «контркультура». Представьте себе классического американца тех лет, к каждой характеристике добавьте частицу «не» и вы получите не менее классического битника.

Там, где было положено иметь домик в пригороде с зелёной лужайкой, битники покупали трейлер и отправлялись колесить по бескрайним дорогам Америки. Там, где нужно было ходить в церковь по воскресеньям, битники обращались к буддизму.

Там, где было принято заводить крепкую семью и всем вместе заниматься спортом по утрам, битники уходили в промискуитет и искали себя в наркотических трипах. Они были детьми своей эпохи и полной её противоположностью, а потому их творчество – безупречное её воплощение.

Что делать, если ты разочарован в правительстве и людях вокруг? Конечно, бросать вызов общественности, традициям и классической поэзии – чем громче, тем лучше.

К середине 1950-х битники становятся у руля культурного авангарда, выступая против институционализированных американских ценностей, материализма и конформизма. Такая специфическая социальная борьба занимает центральное место в их творчестве.

Критика всего наболевшего – что может быть лучше? Разве что полное просветление – в противовес всему негативу. Отсюда вышеупомянутый буддизм, медитации, восточная философия, а ещё – галлюциногены.

Потому что на пути к просветлению все средства хороши.

Вызов брошен не только в провокационных темах произведений, но и в самой их форме. Для битников нет ничего лучше верлибра. Они стремятся писать максимально свободно и аутентично – долой все рамки и традиционные устои, им не место в творчестве! «Первая мысль – лучшая мысль» – так описывал метод спонтанного письма один из ключевых поэтов бит-поколения Аллен Гинзберг.

Итак, битники расширяют своё сознание, используя для этого все доступные методы – галлюциногенные препараты, медитации, свободные отношения и единение с природой.

Они черпают вдохновение у джазовых музыкантов, сюрреалистов, поэтов-метафизиков, поэтов-провидцев, таких как Уильям Блейк, а также у восточной поэзии – хайку.

В каждой строчке произведений битников чувствуется свобода и истинная природная дикость, не имеющая себе равных в послевоенной литературе.

Кто это?

Пробежимся по значимым фигурам в бит-поколении (преимущественно поэзии, для более мягкого старта) и заодно порекомендуем, что у них такого можно почитать. Поэзию, биографии и даже литературные эссе бит-движения рекомендуем искать в книге «Антология поэзии битников» – самом полном поэтическом сборнике этого направления с достойными переводами и приложенным неповторимым оригиналом.

Аллен Гинзберг

Гинзберг был исключительно ярким поэтом, настоящим наследником Уолта Уитмена, самым влиятельным автором своего времени.

Для него не было запретных тем: от бомбёжки Нагасаки и холодной войны до простой человеческой любви и снова Уитмена – всё Гинзберг поднимал с нестандартных сторон, откровенно, открыто, так, чтобы строки выжигались на сердце у читателя, чтобы после прочтения перехватывало дыхание.

Его работа «Вой» – одна из самых важных вех в истории бит-поэзии. Поэма оказалась настолько громкой, откровенной и шокирующей, что после её публикации в 1956 году арестовали издателя книги, другого поэта-битника Лоуренса Ферлингетти: он обвинялся в крайней непристойности.

Впрочем, это дело привлекло ещё больше внимания не только к поэме, но и ко всему поколению. К слову, суд Ферлингетти выиграл. И эта победа стала ещё одним вызовом, брошенным моралистским законам Америки.

Что почитать: вам наверняка уже захотелось прочесть тот самый «Вой» – экспрессивный, громкий, яркий, почти гимн, почти исповедь. Надо же узнать, что в нём такого. Однако также рекомендуем к ознакомлению работу «Супермаркет в Калифорнии»: самое то, чтобы фыркать на капиталистов.

Гэри Снайдер

Влился в течение битников в 1950-х и стал своеобразным буддистским светочем. Его работы сосредоточены на поиске баланса между реальностью и её внутренним пониманием. Каждая поэма – как медитация, каждая строка – ступенька к воображаемому храму.

Собственно, вёл он очень буддистский образ жизни, простой и непритязательный, и это в своё время так впечатлило Джека Керуака, что в его книге «Бродяги Дхармы» прототипом главного героя выступил именно Гэри Снайдер.

Помимо сильного влияния восточной философии, в работах Снайдера ощущается особое внимание к природе, вопросах экологии и связи человека с окружающим миром. К слову, сам он себя битником называл неохотно.

Что почитать: конечно, работу, которая принесла Снайдеру литературную славу и навеки вписала его в круг битников, что бы он сам ни говорил, – «Ягодный пир». Другое очаровательное произведение – «Ручей Пайют»; ощущается как горная прогулка в одиночестве.

Диана ди Прима

Одна из ключевых женских фигур в движении битников. В 1958 году выпустила свой первый сборник «Эта птица летает задом наперёд» – и тут завертелось.

Начала сотрудничать с другим поэтом Лероем Джонсом и выпускать ежемесячный журнал, где публиковались работы битников, как авторов-новичков, так и известных ребят вроде Берроуза и Керуака.

Её поэзия удивительно личная для бит-движения: в стихах Диана говорит о своих отношениях, переменах в жизни, о том, что волнует, но всё это в неповторимом битниковском стиле, медитативно и ритмично, с нотками восточной философии. Для неё не было запретных тем или рамок. Чистое искусство.

Что почитать: «Выйдя из медной печи», безусловно. Проникновенная и болезненная история личных переживаний поэтессы на довольно нестандартную тему аборта и сожалений – и их отсутствия. Если не торопитесь разбивать себе сердце, то лучше начать с работы «Окно».

Лоуренс Ферлингетти

Помните, кого арестовали за публикацию «Вопля» Гинзберга? Ага, Лоуренса Ферлингетти. Он открыл известный книжный магазин «City Lights», литературный журнал и издательство, но в то же время он и сам был настоящим поэтом. Более тридцати сборников стихов, романы, пьесы, новеллы и киносценарии – невероятная продуктивность.

Его поэзия вобрала в себя вещи столь бытовые и каждодневные, что мы совершенно перестали их замечать: разговоры во время прогулки, тревоги и надежды, городские билборды и привычные пейзажи – всё, что сливается для нас в одну сплошную повседневность, Ферлингетти превращал в незабываемые произведения.

Он запечатлевал спонтанное и творческое в каждом дне – и делал это мастерски.

Что почитать: попробуйте начать с «В парке Золотых Ворот в этот день» или «Гремящей мрачной зимой в Париже». Не так громко и откровенно, как Гинзберг, но не менее глубоко и проникновенно. Визуальный ряд очаровательный.

Грегори Корсо

Гинзберг описывал его как «пробуждающего молодость»: настолько живым был и сам Корсо, и его поэзия. Итальянские корни сделали его экспрессивным, а тяжёлое детство поначалу привело на скользкую тропу криминала: в 17 лет он был осуждён на три года за кражу автомобиля.

Впрочем, это в некотором роде пошло на пользу: в тюремной библиотеке Корсо жадно поглощал все книги на своём пути и решил попробовать себя в поэзии. Неофициально слушал лекции в Гарварде и Нью-Йоркском государственном университете, участвовал в подпольных поэтических чтениях и каждое своё действие превращал в перфоманс.

Поэзия Корсо бьёт ключом, даже когда глубоко трагична.

Что почитать: безусловная рекомендация – «Полный беспорядок… почти»: о самых важных в жизни вещах и, наконец, об избавлении от них. Ещё одно отличное произведение – «В стремительной руке времени», несколько более серьёзное, с занятным образным рядом и прекрасным ритмом.

Уильям С. Берроуз

С поэзией разобрались, время взглянуть наконец на битническую прозу, и Берроуз – один из её столпов. Человек чуть более чем спорный: чего стоит один случай, когда он, в пьяном угаре играя в Вильгельма Телля, случайно застрелил свою молодую жену Джоан Волмер. Эта ужасная трагедия стала переломным моментом для Берроуза – и сделала его писателем.

Творчество превратилось в избавление от одержимости: отныне все свои переживания он изливал на бумагу, не чураясь «запретных» тем и говоря обо всём откровенно. Таким было и первое произведение «Джанки». За свой самый известный роман «Голый завтрак» Берроуз, конечно, успел попасть под суд по обвинению в непристойности.

Впрочем, после долгих разбирательств обвинения всё же сняли. Это произведение безусловно весьма нестандартное для своего времени: «Голый завтрак» сочетает в себе нарезку из хроник героиновой зависимости писателя, его измышлений и наркотических образов Танжера, города в Марокко, известного как злачное местечко для всех, кого отринула Америка.

Этот роман написан в весьма специфичной манере – «методом нарезок». Суть метода проста: писатель в своих многочисленных путешествиях возил за собой тетрадь, расчерченную на три колонки. В первую он записывал факты о происходящем, во вторую – личные впечатления и мысли, а в последнюю – цитаты из книг, которые Берроуз читал в тот момент.

Из всех этих материалов и складывался роман – динамичный и куда более цельный, чем кажется на первый взгляд.

Что почитать: «Голый завтрак» – если вам хватит решимости для этого откровенно непростого произведения. В противном случае, можете начать со стихов (да, их он тоже писал) – «Там, где циркулирует плоть», к примеру.

Джек Керуак

Второй столп битнической прозы – безусловно, Керуак. Он был одним из самых значимых писателей своего времени, в его работах была вся Америка – не показная, как в туристической брошюре, а живая, настоящая, и это приводило в восторг.

Жизнь Керуака с самого старта не слишком походила на обычный путь бит-писателя: он вырос в семье типографа, с подростковых лет выпускал свой спортивный бюллетень, занимался футболом и получал за это стипендию в Колумбийском университете.

Потом случилась травма, потеря стипендии, отчисление и служба на торговом судне, а позже – в армии, откуда его снова списали из-за разногласий с начальством. Вот так, оказавшись на суше, вечный странник Керуак принимается за писательство.

Начинает с более классического «Город и городок», напоминающего поздние работы Томаса Вулфа, но вскоре нашаривает собственный стиль. Его самый известный роман «В дороге» почти полностью автобиографичный: два приятеля колесят по хайвеям Америки, не задумываясь о ночлеге и пропитании и попадая в переделки одна хлеще другой.

Это чистая «road novel», потрясающее путешествие, после которого хочется выскочить из своего дома и отправиться в дорогу. Роман – как джазовая импровизация, как поиск смысла, как вечное путешествие на дребезжащем мустанге. Его декорации – одноэтажная Америка, бесконечные шоссе, придорожные забегаловки.

Вместе с тем это история боли целого поколения – его крик на пустой дороге без конца и края. После «В дороге» будут «Бродяги Дхармы» (снова с мотивами странствий), «Мэгги Кэссиди» (внезапно трогательно о взрослении и первой любви), «Ангелы опустошения» и ещё много хороших работ. Всё же плохого писателя «королём битников» не назовут.

Что почитать: «В дороге». Без вариантов.

Подача может показаться простой и незамысловатой, но атмосфера вечного бега, путешествия без прикрас, невероятной свободы и вместе с тем пустоты явно стоит вашего внимания.

Если сердце жаждет чего-то более спокойного и умиротворённого, смело обращайтесь к «Бродягам Дхармы». Или начинайте знакомство с поэзии – может быть, вас подкупят джазовые мотивы «Mexico City Blues».

И финальный аккорд: в Националке можно послушать битников. Не вживую, конечно, но записи их авторского чтения собственных стихов доступны для всех посетителей. Ферлингетти, Гинзберг, Корсо и даже Буковски, который хоть и немного опоздал к движению битников, но всё же довольно близок. Просто мечта.

Материал подготовлен отделом сопровождения интернет-портала.

Битники и конец американской цивилизации

Америка – не молодая страна: она старая, грязная, злая, ещё до поселенцев, до индейцев: зло здесь, оно ждёт…

Уильям Берроуз, Голый завтрак

ru.scribd.com

Я видел лучшие умы своего поколения, разрушенные безумием.

Аллен Гинзберг

Битник, спутник, уголовник

Слово «битник» происходит от английского корня «beat» (ломать) и русского суффикса «ник».

Считается, что впервые его употребил журналист калифорнийской газеты San Francisco Chronicle Герб Каэн в 1958 году, когда у всего мира на слуху было русское слово «спутник».

Сближение понятно: битник – тот же спутник, вырвавшийся из атмосферы конвергентного общества и болтающийся где-то в невесомости, безвоздушном пространстве, пребывая в свободном падении…

Впрочем, слово Beat Generation (бит-поколение, разбитое поколение) существовало лет за десять до битника.

Придумал его Джек Керуак, который обозначил таким образом преемственность «новых людей» от «потерянного поколения» Гертруды Стайн и её парижско-американской тусовки (Тристан Тцара, Хэмингуэй, Пикассо и проч.

авангардисты, сюрреалисты межвоенных 1920-30-х гг.).

Сам Керуак, правда, говорил, что это слэнговое словечко занёс в узкий мирок будущих бит-дженерейшн уголовник Герберт Ханке, одно время тусовавшийся в квартирке Гинзберга в Нью-Йорке и постоянно повторявший словечко «бит» в значении: я убит, я в говно, мы в хлам, ты опять в хламину… В общем, этимология понятна. 

Джек Керуак / allenginsberg.org

Всё это, однако, лишь примечания к мифу. Что же представляли собой битники в реальности? «Битники были американской разновидностью европейского экзистенциализма, крайне вульгаризированной и упрощённой.

Сидение в кафе и джаз-клубах, внутри музыкальных волн джаза было общим времяпрепровождением и для европейских массовых экзистенциалистов, и для их американских подражателей», – считает Эдуард Лимонов, и, в сущности, он, конечно, прав. И всё же уточним.

Для начала «это были просто четыре человека, а четыре человека это ещё не поколение, – замечает трезвый и адекватный Грегори Корсо. – Потом на них свалились, их поимели все эти люди с Мэдисон-авеню (то есть, профессиональные пиарщики – В. М.), так и получились «битники»». 

• я вольный обходчик
• городов и миров
• досужий проходчик
• человеческих душ
• …гражданин всего
• всего ничего
• не люблю коммунистов
• терплю демократию
• Джек Керуак (пер. Умка)

Действительно, когда речь идёт о битниках, то идёт она прежде всего о «святой троице» Beat Generation: выходце из семьи правоверного иудея, преподавателя филологии, и матери-коммунистки Аллене Гинзберге, сыне католической церкви Джеке Керуаке и профессиональном торчке, метафизике-визионере из солидной аристократической семьи Уильяме Берроузе. Троица эта настолько канонична, что пошлые журналисты скатываются обычно к метафоре «трёх мушкетёров», а более глумливые пользуются аббревиатурой KGB (Керуак – Гинзберг – Берроуз). 

journeybacktothesource.com

Вокруг этой троицы прихотливо располагается некое нечётко оформленное облачко приближенных и просто близких им поэтов, писателей, партнёров: таких, как тусовщик Нил Кэссиди – прототип героя романа Керуака «На дороге» (1957), поэт-уголовник Грегори Корсо, Майкл Макклур (род. 1932) – близкий друг Джима Моррисона и автор некоторых его песен, «человек-бибоп» и протохиппи Боб Кауфман (1925-1986), Питер Орловски (1933-2010), многолетний секретарь и любовник Гинзберга, и некоторые другие персонажи, причисляемые к тусовке по мере необходимости или для придания ей веса, такие как Лоуренс Ферлингетти, Генри Снайдер, Диана ди Прима, Филипп Уэйлен, Филипп Ламантиа, Лерой Джонс, Роберт Крили и Роберт Данкен и проч. 

Впрочем, имена эти довольно необязательны, эфемерны и с трудом складываются в сколько-нибудь единое целое. В любом случае, начиная и завершая рассказ о битниках, мы приходим к первым трём названным именам.

Но и сама троица не так-то просто складывается воедино.

Уильям «человек снаружи всех измерений» Берроуз, будучи на десять лет старше своих приятелей, сам никогда не относил себя к битникам да и держался от них поодаль.

Джека Керуака, в конце жизни много пьющего, проклинающего «еврейско-марксистскую мафию» Гинзберга, как и прилежно надуваемых им «хиппи», скорее следует назвать отступником и ренегатом. 

Аллен Гинзберг / sfchronicle.com

Даже Аллен Гинзберг, единственный, кого, кажется, без сомнений можно назвать ортодоксальным и последовательным представителем «бит-дженерейшн», кривил нос, когда его называли битником. Последнее, впрочем, понятно. Мэтру хотелось быть гуру и верховным демиургом движения, а вовсе не каким-то там его «представителем».

И действительно, иногда кажется, что всё «битничество» – это его, Гинзберга, личный медийный проект. Проект, имеющий сам по себе неоднозначную, мягко говоря, культурную ценность.

В самом деле: ни в устрашающих словесных нагромождениях поэм Гинзберга, ни в бесконечных дорожных трипах Керуака, ни даже в босхианских эскападах Берроуза нет ничего такого уж оригинального, ничего, что могло бы претендовать на роль действительно новой словесности.

Кажется, ткни наугад в три на выбор фигуры из американских писателей того времени – и можно создать миф не менее стильный. При том, что Америка той поры недостатка в по-настоящему талантливых писателях не имела. 

Что же такого особенного было в битниках и почему именно они стали основанием мифа?

Прежде всего, дело, конечно, в декларируемом ими образе жизни.

Перезнакомившись в стенах Колумбийского университета, Керуак, Гинзберг и Берроуз вели типично студенческую жизнь, состоящую из запойного пьянства, наркотиков и беспорядочных половых связей, включая и гомосексуальные (Гинзберг был убежденным геем, Берроуз – идейным женоненавистником, Керуак предпочитал всё-таки женщин). 

culturificio.org

Сами по себе студенческие потрахушки (пусть даже приправленные гомосятиной) не могли бы конечно привлечь ничьего серьёзного внимания, не сотвори наши герои из них чего-то большего.

Эпизод юности, момент праздника, время, ограниченное студенческим кампусом, им удалось растянуть на целую жизнь, обратить в бесконечность… Если традиционный брат-студент, проведя бурную юность в стенах университета, облачался, по выходе из него, в костюм и, принимая железные правила игры, начинал ковать карьеру, включаясь в «крысиные бега» (как позднее это стало говориться на языке битников), то наша троица пошла иным путём: так и не закончив университета (кроме Берроуза, прежде знакомства с битниками, получившего престижный диплом Гарварда), они возвели нескончаемую тусовку, наркотики, пьянство и выпадание из традиционного общества в культ. Казалось бы, не так уж и много. Во всяком случае, немного для того, чтобы воздвигнуть на таком фундаменте что-либо стоящее. Всё дело, однако, в особой атмосфере послевоенного общества, оглушённого войной и военными слухами, взбудораженного Бомбой (не случайно именно Бомба стала своего рода апокалипсическим культом битников), общества, которое было уже готово нырнуть (или, скорее, которое усиленно готовили к нырку) в преисподнюю.

Важной частью этой атмосферы был джаз (уже не сверкающий хромом и медью солидный диксиленд концертных залов, а новомодный бибоп из подворотен), расовое смешение и уголовщина как некая почти неизбежная среда обитания.

Жан Жене считал, что именно уголовный мир является своего рода «материнской платой» всех субкультур.

История битников, целиком состоящих из лиц с девиантным поведением и их криминальных хроник – яркое тому подтверждение.

(Кстати, и «Битлз», если уж на то пошло, кристаллизовались и вышли в люди, потусовавшись и всерьез поработав в крутых портовых кабаках и стрип-барах Гамбурга).

diletant.media

Собственно, сама история бит-движения начинается с убийства. Летом 1944-го Уильям Карр, крёстный отец нашей троицы, перезнакомивший всех в стенах Колумбийского университета, зарезал во время пьяной ссоры своего любовника Дэвида Каммерера, утопив ещё живое тело в Гудзоне.

Вся компания была привлечена к судебным разбирательствам, которые закончились посадкой Карра и отчислениями остальных. Берроуз и Керуак тоже ненадолго присели.

Впрочем, Берроуза уже через несколько часов вытащила из тюрьмы его вездесущая богатая родня, Керуаку же пришлось отсидеть с неделю, пока, наконец, он в отчаянье не согласился жениться на своей девушке, родители которой внесли за него залог.

Гинзберг же… Официальная версия гласит, что Гинзберга отчислили за то, что он писал на окне своей комнаты f*** of jude и рисовал свастики, тролля таким образом уборщицу-антисемитку. Сойдемся на том, что наш герой был отчислен по совокупности грехов. 

После отчисления компания переходит в свободное плавание, что знаменуется её эпохальным отказом от алкоголя в пользу наркотиков. При этом Керуак предпочитал модный в то время бензедрин, Берроуз – героин и прочий «джанк», Гинзберг же, ища чистой духовности, начинает экспериментировать с галлюциногенами, включая богодухновенный пейотль, сакральную пищу мексиканских индейцев. 

В 1946-м к нашей компании присоединяется Нил Кэссиди (1926-1968), иконографический, можно сказать, образ битника: отец – алкоголик; детство и юность: воровство, угоны, хранение краденого, исправительные учреждения… Бешеная витальность, любовь к жизни, сексуальное влечение ко всему, что движется – таков Кэссиди, образ самой Америки, «новый человек», так сказать, Базаров своего времени. 

Нил Кэссиди

Биограф Кэссиди Уильям Пламмер так описывает своего героя: он был «худой, слегка помешанный гедонист, который бил футбольным мячом на семьдесят ярдов, подтягивался пятьдесят раз и мог мастурбировать по шесть раз ежедневно. Он искренне радовался жизни, и она ему нравилась, он был заинтригован ее необычностью.

И поэтому со временем он становился все более чувствителен, чувствен и любвеобилен. Он тоже был «преступником» и «человеком дна», как Ханке, но был гораздо более весел и приятен в общении.

По потенциальному развитию он не уступал Берроузу, но одновременно с этим вел себя естественно, обладал прекрасной интуицией и был полностью интеллектуально раскован, одним словом, он просто лучился энергией».

С другой стороны, молодой писатель Джон Клеллон Холмс, общавшийся в то время с Гинзбергом, Керуаком и Кэссиди, восхищаясь талантом последнего «соблазнять девушек буквально за пару минут. Раз, и – бум! – в мешок!», характеризовал Кэссиди как «сумасшедшего в традиционном и наиболее серьезном смысле этого слова». 

Выведенный Керуаком в романе «На дороге» в образе Дина Мориарти, Кэссиди стал символом бит-движения (Мориарти ведёт беспорядочную жизнь в нон-стоп-трипах, в конце повествования бросая умирающего от дизентерии друга), и в конце концов, кажется, действительно обратился в своего персонажа – довольно поучительная притча. 

Кадр из х/ф «Пролетая над гнездом кукушки»

В начале 60-х Кэссиди в качестве живой иконы битничества присоединится к «весёлым прикольщикам» Кена Кизи, модного автора книги «Пролетая над гнездом кукушки», и будет возить компанию юных психопатов на радужно раскрашенном автобусе по весёлым вечеринкам калифорнийских городков, заквашивая литрами кислоты юную дикую поросль бэби-бумеров: так бит-дженерейшн плавно перетекало (или, точнее – духовно претворялось) в движение хиппи. Символична и смерть Кэссиди: в легендарном 1968-м, возвращаясь с очередной вечеринки по ж/д путям (опять от меня сбежала последняя электричка), он просто замёрз на дороге…

Владимир Можегов

«Вехи»: Beat generation. Поэтическая заметка об одном «разбитом» поколении

Во второй половине XX века в Америке воцарилась атмосфера идеологической нетерпимости, которая по существу была закономерным следствием Холодной Войны. Но, как известно, сила действия рождает силу противодействия. И именно в качестве таковой в то время сформировалось так называемое «бит-поколение» (beat generation), что в переводе на русский означает «разбитое поколение». Молодые люди, возненавидевшие обывательскую убогость, полные романтических иллюзий и надежд, культурные бунтари – битники создали целое направление альтернативного искусства. Их творчество, чуждое всякого академизма, тяготело к импровизированной включенности в спонтанно сложившееся событие, будь то рок-фестиваль или хэппенинг. Романтики XX века, они обожествляли свободу личности, а личностью признавали только того, кто отвергал общественные ценности и общепринятые модели поведения. Поэтому неудивительно, что их идолом стал Уолт Уитмен, певец свободного человека, автор поэмы «Листья Травы», который писал:

• В каждой могиле борца есть семя свободы, из этого семени вырастет новый посев,
• Далеко разнесут его ветры, его вскормят дожди и снега.
• Кого бы ни убили тираны, его душа никуда не исчезает,
• Но невидимо парит над землею, шепчет, предупреждает, советует.

Свобода! пусть другие не верят в тебя, но я верю в тебя до конца!

Типичные битники

Если говорить о содержании творчества битников – это всегда обличение среднего американца, представителя молчаливого большинства, духовно стерильного, порабащенного культом потребления, лишившегося своей индивидуальности в стандартизированном социуме. Показательными в этом отношении являются следующие строчки Дайяны Ди Примы, наиболее известной поэтессы бит-поколения:

Нет – сильным мужчинам в одной рубашке шагающим через мою кухню страстно и тупо. Нет – мне свернувшейся-как-котёнок вокруг спящего ребёнка и соблазнительно улыбающейся. Нет – коротким юбкам, нет – длинным вздохам; я не буду глядеть, после того, как дочитаю стихи,  понял ли ты их. Нет – уютным патио, передним дворам,  мои кошки никогда не растолстеют. Никто не налепит моё лицо на футболку; я могу никогда не научиться пользоваться косметикой. Не хочу сидеть неподвижно в машине, когда кто-то другой за рулём. Нет – кругам, по которым ходишь. Нет – шахматному линолеуму. Нет. Нет – посудомоечной машине (да и стиральная – маловероятна). Нет – цветам,  милым ножкам, заунывным поэмам о свадьбе. Ветер – это как люди, и мои стихи – море. Дети – как трава на холмах, они пускают корни. Или как лес.

Они не приходят и не уходят.

Битники проводят время на берегу Сены

Если же говорить о форме творчества битников – тут все обстоит намного сложнее. Поскольку их произведения носили преимущественно обличительный характер по стилистике они восходили к древнегреческим диатрибам, жанру античной литературы, выросшему из публичной проповеди философов-киников, жестоко критиковавших общественные порядки.

Однако битники подкрепляли свои инвективы отсылками к дзен-буддизму и зачастую впадали в пространные лирические рассуждения, носившие вневременной характер и потому сглаживавшие остроту социальной направленности. Также они активно использовали наследие европейского авангарда – техники футуризма и сюрреализма.

Это существенно размывало жанровые и стилистические границы их произведений, которые представляли собой то ли прозаическую поэзию, то ли поэтизированную прозу. Пламенная публицистика резко перебивалась исповедальными мотивами, а высокая речь обрывалась на бранном слове.

Если говорить коротко, форма творчества битников – это эклектика, искусственное соединение самых разнородных элементов, не только приемов и техник, но и смыслов. Битники частенько смешивали «дхарму» с «кока-колой», а «сансару» с «гондонами». 

Ален Гинзберг в молодости

Разумеется, что при такой принципиальной «неформатности» ни одно приличное издательство не бралось за публикацию битнических опусов.

Поэтому Лоренс Ферлингетти, один из лидеров движения битников открыл собственное издательство, названное в честь одноименного фильма Чарли Чаплина «Огни большого города».

Именно здесь впервые были напечатаны стихотворения самого талантливого поэта-битника Алена Гинзберга, чья поэма «Вопль» стала настольной книгой каждого нонконформиста.

 В ней Гинзберг пронзительно точно описал свое поколение и выразил нерв его исканий. Поэма начинается такими словами:

1. Я видел лучшие умы моего поколения сокрушенными безумием, подыхающими с голоду бьющимися в истериках нагими,
2. влачащимися через негритянские улицы на заре в поисках гневного кайфа,
3. ангелоголовые хипстеры смерть как жаждущие возобновить древнюю небесную связь с искрящейся звездами динамо-машиной среди механизмов ночи,
4. те кто в нищете и лохмотьях те кто с ввалившимися глазами и обдолбанные не спал ночей курил в не от мира сего темноте квартир без горячей воды кто парил над крышами городов созерцая джаз,
5. кто обнажал свой мозг пред Небом под Эль и видел магометанских ангелов, видел, как они пошатываются на крышах доходных домов, озаренные,
6. кто проходил сквозь университеты с сияющими спокойными глазами галлюцинируя об Арканзасе и достойных Блейка трагедиях среди ученых, что готовят войну,
7. кого изгоняли из академий за безумие и за вывешивание похабных од на окнах своего черепа,
8. кто трясся в одних трусах в небритых комнатах, сжигая последние деньги в мусорных корзинах и прислушиваясь к Ужасу за стеной,
9. кого арестовывали — одетых лишь в бороду лобковых волос — когда они возвращались через Ларедо с поясом марихуаны предназначенной для Нью-Йорка,
10. кто ел огонь в пахнущих краской отелях или пил скипидар в Пэрадайз-Элли, смерть, или подвергал мукам чистилища свой торс ночь за ночью

Битники – История США

Голубничая Ю.

Многие придерживаются мнения, что движение битников зародилось как агрессивно настроенная идеологическая группировка, которая отличалась симпатиями к фрейдизму, марксизму и русскому анархизму.

Однако, полагаю, что история появления «разбитого поколения» в какой-то мере опровергает данное предположение.

Как утверждают многие очевидцы, «разбитое поколение» увидело свет после духовного сближения трех «закадычных» друзей – Уильяма Берроуза, Аллена Гинзберга и, конечно же, автора самого термина «разбитое поколение» Джека Керуака.

Всех троих, по их же словам, объединяло так называемое «новое сознание», которое должно было ознаменовать собою «новое рождение». Таким образом, трое неординарных и вечно «борющихся» с несправедливостью тривиального мира людей заявили о себе как о представителях нового поколения богемных «вольнодумцев».

Неудивительно, что родиной «разбитого поколения» стала демократичная и психоделичная Калифорния. Уже в 1953 году здесь начинает издаваться журнал начинающего поэта Лоуренса Ферлингетти под названием “City Lights”. А через два года на центральной улице Сан-Франциско открывается одноименный книжный магазин, где впервые стали продаваться книги битников.

Самыми известными произведениями стали: книга Джека Керуака «На дороге», поэма Аллена Гинзберга «Вопль» и «Голый завтрак» Уильяма Берроуза. Две последние книги впоследствии были запрещены ввиду крайне «непристойной» манеры изложения.

Художественный стиль битников отличался бессюжетностью, шокирующей лексикой, свободным стихосложением, крайней метафоричностью и неприкрытым натурализмом.

Аллен Гинзберг

Таким образом, можно предположить, что именно конформизм послевоенной Америки, «ветхость» традиционных ценностей и попытка возрождения новой Американской Мечты через отрицание “бездуховных” элементов культуры явились причиной зарождения движения битников, которое изначально представляло собой, прежде всего, литературное движение.

Со временем количество представителей «разбитого поколения» возросло и стало измеряться тысячами. Оформились четкие принципы битников, которые сводились к провозглашению бродяжничества, отрешенности от социальных проблем, борьбе с традиционными ценностями, воспеванию гедонизма, а также увлечению дзэн-буддизмом.

Ко всему прочему, битники стали зачинщиками сексуального бунта, выступали против общепринятой морали и стали особо пропагандировать «нетрадиционную» сексуальную ориентацию. Гомосексуализм стал не просто популярным, но и крайне модным в интеллектуальных кругах.

Так, особенно яркими личностями, чье творчество было пронизано «нетрадиционной» тематикой, являются такие известные авторы как Генри Миллер («Тропик рака», «Тропик Козерога») и Томас Вульф.

Наряду с пропагандой гомосексуальной культуры, широкое распространение среди битников получило употребление наркотиков. Основатели «разбитого поколения» Гинзберг, Керуак, Берроуз изначально были активными приверженцами марихуаны. Со временем все битники, так или иначе, стали употреблять наркотики.

Общественное негодование росло, негативная реакция была понятна и предсказуема.

Однако не стоит забывать, что в условиях «холодной войны», гнетущей социальной атмосферы и страха перед вездесущим “коммунизмом”, основной целью «разбитого поколения» являлся побег от буржуазного «искусственного» благополучия, от «мертвой» общественной морали, от цивилизации потребления, в конце концов.

Другой вопрос, куда убегал каждый отдельно взятый участник движения? «Рожденные ползать» спасались наркотиками, искали «новое счастье» в гомосексуализме, а «рожденные летать» уходили «в себя», в дзен-буддизм или просто в «никуда», где занимались беспрестанной рефлексией и самоанализом.

По большому счету, полагаю, битники, в первую очередь, искали «свободы от» и только затем уже «свободы для». Необходимо сказать, что некоторые ее обретали, одни – в «свободной любви», а другие – в «свободном сознании».

В любом случае, битники заслуживают уважения и, прежде всего за то, что они в сложившихся условиях, по крайней мере, попробовали остаться «живыми». Эту мысль точно и красиво выразил один из героев Керуака: «Я люблю сумасшедших, таких, которые бешено хотят жить, бешено хотят говорить, бешено хотят спастись, которые хотят иметь все сразу, которые никогда не говорят пошлостей, а всегда горят, горят, горят».

Источники: