Анализ стихотворения «Падаль» Шарля Бодлера

Известный французский поэт по имени Шарль Бодлер является основоположником мирового декаданса – жанра упадничества в литературе, что воспевает смерть и отречение от жизни.

Именно он написал немало прекрасных стихов, читая которые человек имеет прекрасную возможность заглянуть в самые темные закоулки своей души и сути.

Одним из таких стихотворений можно назвать поэтическое произведение под названием «Падаль» в данной статье представлен анализ этого творения.

Стихотворение «Падаль» – название не самое приятное, но зато привлекает внимание даже самого трудно заинтересовываемого читателя. Название сразу же дает возможность понять настроение этого поэтического произведения – мрачность, смерть и тому подобное.

Вошло оно в скандально известный сборник «Цветы зла», но, впрочем, новое всегда вводит общество в шок и вызывает бурное обсуждение.

С выходом данного творения Шарль Бодлер явил себя публике и интеллектуальному общество не только как талантливый поэт, но и человек, которому подвластно словом удивлять людей и вызывать у них интерес к себе.

П тому, что после стихотворения «Падаль» Бодлера было создано не мало похожих, ему подражали, то можно сделать вывод о том, что, вероятно, оно оставило отпечаток в памяти большого количества поколений…

Стихотворение начинается совершенно отдаленно и возвращает читателя (или читательницу) к событиям, которые произошли летом. Причем к читателя обращаются, как к «ангелу». Здесь используется в подведении противопоставление. Прекрасная девушка, особь и падаль: вонючая, гнилая, отвратительная. Тут присутствует явная антитеза.

Автор гуляет со своей возлюбленной прекрасным летним днем. Вместо чудесных пейзажей, цветущих садов, дорог, трав им пришлось созерцать за развалившимся на их пути телом лошади.

Она гнила и источала зловонный запах. Львиную долю произведения Шарль Бодлер описывает этот не самый приятный процесс, но при этом естественный.

Лошадь когда-то ходила, жила, эксплуатировалась, но теперь все иначе. Ее труп даже некому убрать.

При этом Шарль Бодлер совет девушке, которая с ним идет рядом, чтобы так сильно не морщилась. Однажды придет день, когда она тоже умрет и начнёт ее тело гнить, вонять и источать. Но поэт дает себе обещать сберечь молодость и жизненную красоту своей спутницы на страницах стихотворений.

Темы соседних сочинений

← Падаль↑ Бодлер

Анализ стихотворения «Падаль» Шарля Бодлера

Анализ стихотворения «Падаль» Шарля Бодлера | Литерагуру

Guru · 30.04.2018

Шарль Бодлер — один из самых знаменитых поэтов эпохи Декаданса. Его творчество преисполнено мрачности, разложения и безысходности. Он открывает нам мёртвую сторону мироздания. Смерть в его стихотворениях прекрасная и всепоглощающая. Тьма, распад, раскол сознания и физическое разложение — основные составляющие его произведений.

Это не вызывает совершенно никакого отвращения, а напротив приковывает внимание и затягивает в глубинную бездну стихотворений. Одной из наиболее известных его работ можно назвать «Падаль». Уже само название отражает сущность его творчества.

Оно является 29-м по счёту стихотворением в самом знаменитом сборнике Шарля Бодлера «Цветы Зла».

История создания

Произведение «Падаль» написано в промежутке между 1840 и 1850 годами. Увы, точного датирования создания этого стихотворения нет. Оно отражает внутренний натиск, происходивший в душе автора. Это время, когда он встретил свою любовь всей жизни, которая и запустила в нём процесс как физического, так и духовного распада. Ею была его муза, его «Чёрная Венера» — балерина Жанна Дюваль.

Он не просто любил её, а обожествлял и боготворил. Любила ли она его? Весьма неоднозначный вопрос. Жанна Дюваль — это тот самый неземной, прекрасный снаружи, но гнилой и мёртвый изнутри, ядовитый Цветок Зла.

Семья Бодлера до последнего его дня не принимала её, что сподвигло его к нескольким неудачным попыткам суицида.

Находясь в отношениях с Дюваль, он стал завсегдатаем притонов и прочих злачных мест, где он проводил «психоделические эксперименты» над своим сознаниям, проваливаясь в пустоту, уходя от реальности.

Также оба возлюбленных разлагались практически заживо, являясь носителями «Болезни Купидона» (сифилиса). В некоторые моменты Бодлер был на грани нищеты, так как спускал все те деньги, полученные в наследство от отца, которые выделялись ему на карманные расходы, на попойки, развлечения и наркотики, ну, и, конечно же, свою богиню Дюваль.

Шарль Бодлер был большим обожателем эпатажа. Однажды он явился в цирюльню с зелёными волосами, но это не принесло желаемого эффекта. На него уже никто не обращал внимания.

Ведь внутри он уже почти умер, превратился в некую безжизненную оболочку и вызывал лишь призрение и жалость. Падаль — это, в первую очередь, состояние души поэта. Он — падший человек, морально и частично физически разложившийся.

Стихотворение наилучшим образом отражает ту кондицию его состояния. В последние годы жизни Бодлер находился на грани сумасшествия.

Лучший перевод — работа В. Левика.

Жанр, направление и размер

Данное стихотворение написано в жанре элегии. В нём автор изложил свои эмоциональные ощущения от собственной жизни, взглянув на всё с иной стороны.

Перевод «Падали» имеет смешанный размер: шестистопный ямб в нечетных строках и пятистопный в чётных.

Направление этого произведения, конечно же, ярко выраженный декаданс. Здесь отчётливо прослеживают такие черты, характерные для данного литературного течения, как: мрачность, распад и тленность.

Образы и символы

Произведение «Падаль» переносит нас на пасторальные умиротворённые просторы летнего поля, по которому прогуливается влюблённая пара. Описание ведётся от лица самого Бодлера, вероятно, что его прекрасная спутница — это Жанна Дюваль. Стихотворение изобилует контрастными образами, для создания более яркого воздействия на сознание читателя.

К примеру, в одном катерне он ставит рядом своего «ангела» и «дохлую лошадь».

Последний образ здесь не что иное, как проведение некой хрупкой, тонкой линии между эстетическим и невечным началом с земным, безобразным, но при этом продолжающим существовать где-то глубоко в лоне природы состоянием этого начала. Красота живого недолговечна и тленна, у неё свой быстротечный, неизбежный конец, а падаль — это некая свобода от клеток и апофеоз частиц.

Весь этот ужас разбавлен такими же естественными, но позитивно окрашенными явлениями, как: «яркий белый свет», «рыжеющая трава», «солнце», и. т. д.

Автор воспевает эстетику разлагающейся плоти: «брюхом вверх лежала, зловонный выделяя гной», «солнце эту гниль палило с небосвода», «останки сжечь дотла», «куски скелета, подобные цветам», «черви, как чёрная густая слизь».

Бодлер не видит в этом окончания жизни или чего-то безобразного, а напротив, возводит всё это на новый уровень:

Все это двигалось, вздымалось и блестело,
Как будто, вдруг оживлено,
Росло и множилось чудовищное тело,

Дыханья смутного полно.

Хаотичность процесса распада плоти увлекает лирического героя, он вдохновлён этим явлением. Теперь он видит красоту своей спутницы лишь через призму смерти и разложения. Он говорит о том, что всё встанет на свои места, и великая природа примет то, что по праву принадлежит ей, то есть плоть.

Темы и проблемы

В стихотворении «Падаль» основной проблемой является бренность материи и тленность физической красоты. Центральная тема — поэт и поэзия. Автор говорит о том, что только благодаря силе слова и глубине смысла он способен сберечь и увековечить истинную красоту, сохранив строй стихотворения.

Кроме того, Бодлер затронул тему любви, его избранница также не надежна, как прочность красоты. Любовь тоже имеет срок годности, чувства тоже поддадутся процессу разложения, а затем канут в небытие. Такова природа человеческих эмоций, это не хорошо и не плохо, просто есть. Однако любой прекрасный порыв души может найти место в творчестве и обрести бессмертие.

Также поэт преклоняется перед гармонией природы и ее многочисленных частей, которые, рождаясь и умирая, все же становятся целым. Лошадь умерла, но стала прибежищем новой жизни – червей, голодной собаки и т.д. В окружающем мире нет ничего лишнего, все гениально продумано.

Смысл

Смысл данного произведения заключён в том, что абсолютно ничто физическое не вечно, что у всего сущего свой конец, и запечатлеть образ возможно лишь в памяти. Бодлер показал, что нет ничего безобразного в том, что естественно. Своим стихотворением он подчеркнул всю красоту, как живого, так и мёртвого, создав определённое противоречие.

Воздав должное природе с ее гармонией и абсолютной законченностью, он все же признает власть творения рук человеческих – искусства. Именно оно является всемогущей силой, способной повернуть время вспять и увековечить память о красоте.

Средства художественной выразительности

Произведение «Падаль» преисполнено различными художественными приёмами. Бодлер активно использовал антитезу для придания большей выразительности своему стихотворению. Он противопоставляет «ангела» и «дохлую лошадь», «гнилой труп» и «живую звезду», дабы подчеркнуть тонкую грань между живым и мёртвым.

Также автор использует большое количество эпитетов, с целью придания двойственности впечатления: «белый свет», «зловонный гной», «полуистлевшая», «великая Природа», «душистый зной», и пр. Бодлер использует сравнение трупа лошади с бесстыдной площадной девкой, тем самым показывая вульгарность и бесстыдство падали, как духовной, так и физической.

Критика

Творчество Бодлера вызвало неоднозначную реакцию у критиков. Известный французский писатель-экзистенциалист-Жан-Поль Сартр написал исследовательскую работу о его поэзии с точки зрения экзистенциального психоанализа. Он подчеркнул сущность его чувства и творчества в целом:

Чем сильнее запачкано, замарано будет тело, погрязшее в
постыдных усладах, тем большее отвращение вызовет оно со стороны самого Бодлера, тем проще будет ему почувствовать себя взглядом и воплощенной свободой, тем с большей легкостью его душа вырвется за пределы этой больной оболочки.

Зло для него – не результат распущенности, это противо-Добро, обладающее всеми признаками Добра, только взятыми с обратным знаком.

Но как только Сартр начинает делать выводы, в них тут же закрадываются оценочные категории:

Бодлер не знает ни малейшей разницы между крайними формами самоутверждения и предельными формами
самоотрицания.

Анастасия Некрасова

Анализ стихотворения Падаль

Стих «Падаль» французского поэта Шарля Бодлера входит в сборник «Цветы зла», который считается одним из самых бунтарских.

Если анализировать сборник целиком, учитывая биографию автора, то стоит отметить, что Бодлер не выделяет отдельно чистые, искренние чувства его современников, фоном для которых, в основном, служит социальная жизнь.

В сборнике «Цветы зла» автор стремится расширить классическую поэзию, которая воспевает красоту, природу, прекрасные чувства и т. п. Читая Бодлера, вы заметите, что в сборнике есть место безобразному и отвратительному.

Довольно-таки знаменитым является стихотворение «Падаль», которое вызвало у современников неоднозначную оценку. Стих просто поразил читателей, которые уже так привыкли к сладкой и приятной уху поэзии.

Наперекор всем Бодлер прославляет не прекрасность души, которая казалось бы, бессмертна, а бренную красу туши лошади, которая уже разлагается: дохлая лошадь, издает зловонный запах и т. п.

Этим собственно и объясняется название стиха.

В русской литературе стих стал популярным в ХХ веке. Наиболее динамичными переводчиками стихов Бодлера и не только стают символисты. Прекрасные варианты стихов французского поэта удавались Льву Кобылинскому, который более известен, как Эллис.

Собственно Кобылинский стает проповедником Шарля Бодлера, а стих «Падаль» он вообще считал основой его творчества.

Но все-таки, почему русские декаденты так заинтересовались творчеством Бодлера? Почему стихотворение «Падаль» наиболее часто цитировалось?

Есть довольно много переводов Бодлера, но логичнее всего будет обратить внимание на версию стиха Выльгельма Левика, так как именно его интерпретация является самой приемлемой для русского читателя. Он чередовал шести- и четырехстопный ямб, а также придерживался перекрестной рифмы.

Что касается жанра стихотворения, то это посвящение для возлюбленной автора – Жанны Дюваль. Герой призывает свою возлюбленную вспомнить, как когда-то они увидели разлагающуюся тушу лошади. Зачем такое вспоминать? Именно такая не приятная картина заставляет героя задуматься о единстве с живописной природой.

Он думает, что все рано или поздно ляжет в землю и станет прахом. Также он говорит любимой, что и она когда-то умрет и «сгниет до костей». Все это для того, чтобы природа все принимала «разъединенным». Так, Бодлер напоминает о бренности бытия, а также о женской красе. В конце стиха звучит гимн о бессмертии настоящей красоты.

Поэт утверждает, что сохранит форму и строй стиха. Автор уверен в том, что лишь высокая поэзия может сберечь бессмертную красоту, благодаря силе слова поэта.

«Падаль» Ш. Бодлер

Вы помните ли то, что видели мы летом?
Мой ангел, помните ли вы
Ту лошадь дохлую под ярким белым светом,
Среди рыжеющей травы?
Полуистлевшая, она, раскинув ноги,
Подобно девке площадной,
Бесстыдно, брюхом вверх лежала у дороги,
Зловонный выделяя гной.
И солнце эту гниль палило с небосвода,
Чтобы останки сжечь дотла,
Чтоб слитое в одном великая Природа
Разъединенным приняла.
И в небо щерились уже куски скелета,
Большим подобные цветам.
От смрада на лугу, в душистом зное лета,
Едва не стало дурно вам.
Спеша на пиршество, жужжащей тучей мухи
Над мерзкой грудою вились,
И черви ползали и копошились в брюхе,
Как черная густая слизь.
Все это двигалось, вздымалось и блестело,
Как будто, вдруг оживлено,
Росло и множилось чудовищное тело,
Дыханья смутного полно.
И этот мир струил таинственные звуки,
Как ветер, как бегущий вал,
Как будто сеятель, подъемля плавно руки,
Над нивой зерна развевал.
То зыбкий хаос был, лишенный форм и линий,
Как первый очерк, как пятно,
Где взор художника провидит стан богини,
Готовый лечь на полотно.
Из-за куста на нас, худая, вся в коросте,
Косила сука злой зрачок,
И выжидала миг, чтоб отхватить от кости
И лакомый сожрать кусок.
Но вспомните: и вы, заразу источая,
Вы трупом ляжете гнилым,
Вы, солнце глаз моих, звезда моя живая,
Вы, лучезарный серафим.
И вас, красавица, и вас коснется тленье,
И вы сгниете до костей,
Одетая в цветы под скорбные моленья,
Добыча гробовых гостей.
Скажите же червям, когда начнут, целуя,
Вас пожирать во тьме сырой,
Что тленной красоты – навеки сберегу я
И форму, и бессмертный строй.

Когда свет увидел скандальный сборник «Цветы зла» (1857), французский поэт Шарль Пьер Бодлер (1821–1867) продемонстрировал не только свой стихотворческий талант, но и умение шокировать читающую публику. Обладая удивительным даром слова, он обращался к таким темам и образам, что его стихи не оставляли равнодушным никого. Его произведения либо вызывали отвращение, заставляя закрывать книгу и больше никогда не возвращаться к ней, либо очаровывали и приковывали к себе.

Таково и стихотворение «Падаль», которое входит в раздел «Сплин и идеал». Судя по количеству переводов и подражаний, это произведение задело чувства многих современных Бодлеру поэтов и более поздних авторов. Уже само название будоражит читателя, привыкшего к более мягким выражениям. Не каждый день встречается такой грубый образ, вынесенный в заглавие произведения.

В России наиболее известен перевод этого стихотворения, принадлежащий поэту Вильгельму Левику (1907–1982).

Переводчик сохранил оригинальную композицию произведения; аналогично источнику в нем присутствует перекрестная рифма вида abab.

Похожа и структура четверостиший – длинные нечетные строки имеют женские окончания, четные короче и имеют мужские окончания. Размер перевода «Падали» – шестистопный (в нечетных строках) и пятистопный (в четных) ямб.

В двенадцати строфах рассказывается о необычной прогулке, которую совершает лирический герой вместе со своей пассией. Исключительность этого променада заключается в том, что вместо любования летними пейзажами герои наблюдают метаморфозы случайно встреченного на пути мертвого тела.

Девять четверостиший посвящены подробному описанию процессов гниения, разложения, тления погибшей лошади. Остальные три – своеобразное признание в любви своей спутнице.

Автор напоминает ей, что и она когда-то закончит свой жизненный путь:
И вас, красавица, и вас коснется тленье,

И вы сгниете до костей…
Однако поэт обещает, что сбережет ее прекрасный образ в своих стихах, таким образом подарив ее красоте бессмертие.

Что же хотел сказать автор, так детально изображающий внушающие трепет отвращения явления? Исследователи творчества Бодлера отмечают, что поэт превыше всего ценил красоту.

Его излюбленная тема – противостояние жизни, то есть чего-то приземленного, низменного, материального, и вечного – красоты, любви, души. Одновременно земное само по себе содержит красоту.

Поэтому поэт сравнивает разлагающиеся останки с прекрасными вещами:
И в небо щерились уже куски скелета,

Большим подобные цветам.

Поэт ставит себе задачу вырвать у жизни самое ценное, сохранить красоту в вечности. Это основной мотив поэтического движения декаданса, к которому принадлежал сам Бодлер. Судя по тому влиянию, которое творчество поэта оказало на потомков, автору это удается.

Бодлер Рубрики стихотворения: Анализ стихотворений ✑

«Падаль», анализ стихотворения Бодлера

Стихотворение “Падаль” Шарля Бодлера входит в один из самых “мятежных” его сборников “Цветы зла”.

Если рассматривать “Цветы зла”, опираясь на биографию самого поэта, то важно отметить, что он не считает нужным отделять чистые чувства от тех, которые развиваются на фоне социальной и политической жизни его современников.

Вообще, в “Цветах зла” чувствуется стремление автора расширить сферу традиционной поэзии, воспевающей красоту, природу, любовь и прочие вечные ценности. Ведь у Бодлера заметное место отведено безобразному, отвратительному.

Знаменитое стихотворение “Падаль”, вошедшее в сборник и вызвавшее неоднозначную оценку у современников, стало настоящим манифестом подобных устремлений.

Конечно, это стихотворение эпатировало и, прежде всего, благонамеренную публику, привыкшую к услаждающей ухо поэзии.

Бодлер же воспевает не бессмертную красоту души, а тленную красоту разлагающегося тела, причем лошади: “лошадь дохлая”, “брюхом вверх лежала”, “зловонный выделяя гной”. Отсюда и название – “Падаль”.

В русской литературе это стихотворение обрело популярность уже в начале ХХ века. Самыми активными переводчиками стали поэты-символисты. Каноническими же стали переводы Льва Кобылинского (пишущего под псевдонимом Эллис).

Эллис стал по сути проповедником Бодлера, а его стихотворение “Падаль” считал квинтэссенцией творчества французского поэта.

Чем же был вызван такой интерес со стороны русских декадентов? Почему именно это стихотворение чаще всего цитировалось и имело больше всего подражаний? Попробуем разобраться.

По жанру это посвящение возлюбленной поэта Жанне Дюваль. Лирический герой, обращаясь к героине, предлагает вспомнить когда-то увиденный ими полуразложившийся труп лошади. Зачем, спросите вы.

Оказывается, вид этого отвратительного зрелища вызывает у героя мысли о единении с природой, о том, что “все в землю ляжем, все прахом будет”. Кстати, он и возлюбленной напоминает, что она тоже умрет, а значит, “сгниет до костей”, и ее черви “начнут пожирать во тьме сырой”.

А все это затем, “чтоб слитое в одном великая Природа разъединенным приняла”. Таким образом Бодлер говорил о бренности окружающего нас, в том числе и о женской красоте.

Но самое интересное, что для Бодлера переход в первоначальное состояние сопоставим с творчеством, когда все еще только начинается и представляет из себя хаос (“то зыбкий хаос был, лишенный форм и линий”). Но стоит художнику (Творцу? ) взяться за стило, и перед нами возникнет, “как первый очерк, как пятно”, набросок новой жизни, “где взор художника провидит стан богини, готовый лечь на полотно”.

Однако заканчивается стихотворение неожиданным гимном бессмертию истинной красоты: “тленной красоты – навеки сберегу я и форму, и бессмертный строй”. Поэт уверен, что только высокая поэзия сможет сохранить вечную красоту силой поэтического слова.

То, что у Бодлера получилось раздвинуть границы поэтического изображения, внеся гармонию даже в образ гниющего трупа, не могло не вызвать восторг у русских декадентов. “Падаль” породила бесчисленные подражания, вызвала к жизни новое литературное веяние, суть которого можно обозначить строчкой из песни А.

Вертинского “Полукровка”: “Я могу из падали создавать поэмы”. И даже спустя десятки лет, в конце 80-х годов ХХ века, лидер рок-группы “Алиса” Константин Кинчев в своем первом альбоме Энергия” в песне с одноименным названием использовал стихотворение Бодлера “Падаль” в качестве своеобразного фона.

Будут ли читать “Падаль” в XXI веке? Время покажет.

Самосадкина Екатерина
Кроме анализа “Падали” уделите внимание другим сочинениям:

«Гимн красоте», анализ стихотворения Бодлера
«Соответствия», анализ произведения Бодлера
«Вечерняя гармония», анализ стихотворения Бодлера, сочинение
«Альбатрос», анализ стихотворения Бодлера, сочинение
Анализ сборника «Цветы зла» Шарля Бодлера, сочинение
«Прохожей», анализ стихотворения Бодлера
«Красота», анализ сонета Бодлера
«Литании Сатане», анализ стихотворения Бодлера
«Человек и море», анализ стихотворения Бодлера
Символизм в творчестве Бодлера
Жизненный и творческий путь Шарля Бодлера

По произведению: «Падаль»
По писателю: Бодлер Шарль

Анализ стихотворения «Падаль» Шарля Бодлера

Стихотворение «Падаль» Шарля Бодлера

В эпоху романтизма люди искусства восстали против строгих идей логики и разума времен Просвещения, когда жажда знаний оттеснила на второй план человеческие эмоции.

Шарль Бодлер, французский писатель-романтик, предшественник символизма, утверждал, что романтизм «сосредоточен не на описании предмета или точной истины, а раскрытии смыслового значения чувств».

Бодлер использовал силу слова для выражения эмоций, ощущений и состояния ума, которые выходят за рамки повседневного осознания.

В своем стихотворении «Падаль» из сборника «Цветы зла» (1857) поэт размышляет о гниющей туше животного, которую он обнаружил, гуляя с любимой:

Вы помните ли то, что видели мы летом?Мой ангел, помните ли выТу лошадь дохлую под ярким белым светом,
Среди рыжеющей травы?

Обращение поэта к возлюбленной «мой ангел» означает, что ее образ является важным символом стихотворения. Притяжательное местоимение «моя» указывает на то, что говорящий связывает часть себя со своей возлюбленной. Слово «моя» также отражает мысль мужчины о владении женщиной.

Следующая строфа несет в себе сексуальный подтекст:

Полуистлевшая, она, раскинув ноги,Подобно девке площадной…

В некотором смысле, падаль в стихотворении отдает себя публично, как падшая женщина, такая же туша, как и все туши до нее. Этот показ миру – по сути то же, что и демонстрация произведений искусства в музее.

В четвертой строфе описывается нечто прекрасное, возникающее из разлагающегося животного и, по сути, является ключом к раскрытию смысла стихотворения:

И в небо щерились уже куски скелета,Большим подобные цветам.

В своих размышлениях поэт заходит так далеко, что даже видит свою душу гниющей и отвратительной как падаль. Но утверждает, что из его разложившегося внутреннего существа возникают произведения поэтической красоты. Эта мысль находит выражение ближе к концу стихотворения:

Но вспомните: и вы, заразу источая,Вы трупом ляжете гнилым,Вы, солнце глаз моих, звезда моя живая,
Вы, лучезарный серафим.

В стихотворении образ гниющего трупа используется для того, чтобы передать неизбежную мимолетность существования. Бодлер отвергает первоначальное восприятие смерти как неизбежного ужаса, превратив ее в нечто намного более ценное и возвышенное.

Отторжение и притяжение, прекрасное и безобразное, смерть и жизнь – это взаимосвязанные аспекты мира, которые, находясь в противоречии, гармонично сосуществуют и взаимодействуют.

Связывая вместе красоту и безобразную смерть, поэт утверждает, что ценность и красота смерти в том, что она является основой для возникновения нового – прекрасного и возвышенного.

По мнению Бодлера, если люди осознают тьму и разложение внутри себя, они окажутся перед выбором: отрицать и подавлять эту часть себя, либо принять и искать творческий способ ее выражения. Поэт выбрал второй путь и, проливая свет на тьму внутри себя, создал множество вдохновенных стихотворений.

27 сентября 2021 в 00:31

Падаль — Журнальный зал

Вглубь стихотворения

Шарль Бодлер Падаль

С французского

Сказать, что Бодлер в России — больше, чем Бодлер, было бы, разумеется, преувеличением, и все-таки французский поэт не только прочно вошел в русскую культуру, но и стал в ней фигурой почти мифологической. Судьба русского Бодлера более всего напоминает судьбу русского Байрона: чем один был для золотого века, тем другой стал для серебряного.

Проникновение Бодлера в Россию началось в последней четверти XIX века. Если принять за начало этого процесса публикацию первых переводов в толстых журналах, а концом считать выход полных русских “Цветов Зла” (1907— 1908), то в нeм можно с некоторой долей условности выделить два этапа — досимволистский и символистский.

Разумеется, Бодлера переводили и после символистов. На протяжении всего XX века он привлекал внимание переводчиков, как и любой другой европейский классик.

Особо следует отметить труд Вильгельма Левика, который перевeл в общей сложности около четверти “Цветов Зла” — некоторые его версии по сей день остаются непревзойдeнными, — а также знаменитое “Плаванье” Марины Цветаевой и переводы еe дочери Ариадны Эфрон.

Тем не менее эпоха, последовавшая за cеребряным веком, практически ничего не прибавила к уже сложившемуся в России образу Бодлера как отца и мученика новой поэзии.

Первый этап освоения Бодлера начался в 60-х годах XIX века и продолжался приблизительно до начала
XX
.

В это время его переводили в основном суровые революционеры-демократы — такие, как Николай Курочкин, брат знаменитого переводчика Беранже Василия Курочкина, Дмитрий Минаев и Пeтр Якубович.

Они увидели в Бодлере прежде всего певца угнетeнного пролетариата (основываясь главным образом на циклах “Парижские картины” и “Мятеж”), чем отчасти и объясняется их пристрастие к французскому декаденту.

В этом контексте особняком стоит фигура Петра Якубовича-Мельшина, первого серьeзного переводчика Бодлера. В начале 80-х годов прошлого века Якубович возглавлял петербургскую организацию “Народной воли”, в 1884 году был арестован.

Суд приговорил его к смертной казни через повешение, заменeнной позже восемнадцатью годами каторги. В Сибири стойкий революционер и перевeл большую часть “Цветов Зла”. Именно в его переводе в 1895 году пятьдесят три стихотворения Бодлера впервые были изданы в России отдельной книжкой.

В предисловии ко второму, расширенному изданию 1909 года он защищает Бодлера одновременно от декадентов, названных им “школой кривляющихся поэтов”, и — косвенно — от собратьев по революционной борьбе: Якубович специально подчeркивает отсутствие в книге “крикливого отдела “Revolte” (”Мятеж”).

Его собственное отношение к Бодлеру лучше всего сформулировано в том же предисловии:

”С 1879 г. начали печататься (в журнале “Слово”) мои первые переводы из Бодлэра, но главная работа была сделана мною значительно позже (1885—1893), в Петропавловской крепости, на Каре и в Акатуе. Бодлэр являлся для меня в те трудные годы другом и утешителем, и я, со своей стороны, отдал ему много лучшей сердечной крови…

Кончив свой труд и мечтая об его издании отдельной книгой, я, между прочим, писал тогда в проектируемом предисловии:

В те дни, когда душа во тьме ночей бессонных
Славолюбивых грeз и дум была полна, —
Из сонма чуждых муз, хвалой превознесeнных,
Одна явилась мне, прекрасна и бледна.
……………………….…………………………
…И повела меня крылатая подруга
По склепам гробовым, по мрачным чердакам,
По сферам странных грeз, бессильного недуга,
Паренья гордого к высоким небесам.
И всe дала понять: зачем любить до боли
Ей сладко то, что свет насмешкою клеймит,
А то, что видит он в лучистом ореоле,

Такую желчь и скорбь в душе еe родит!..”

Якубович, несмотря на то что его переводы хронологически принадлежали к Серебряному веку и выходили с предисловием Бальмонта, был человеком другого, старшего поколения и воспринимал Бодлера в наивно-романтическом ключе (такой взгляд, кстати, разделял и М. Горький).

Совсем иначе отнеслись к “Цветам Зла” младшие современники Якубовича. Для них Бодлер становится объектом восторженного поклонения. В первом десятилетии нашего века выходят три полных перевода “Цветов Зла”: А. Панова (1907), А.

Альвинга (1908) и Эллиса (1908), не говоря уже о многочисленных переводах отдельных стихотворений, публиковавшихся Брюсовым, Бальмонтом, Мережковским, Анненским, Вяч.

Ивановым… Каноническими для того времени надо считать, безусловно, переводы Льва Кобылинского (литературный псевдоним — Эллис), который был воистину проповедником и пророком Бодлера — таким рисует его в своей книге “Начало века” Андрей Белый.

“Падаль” анализ стихотворения Бодлера

Стихотворение “Падаль” Шарля Бодлера входит в один из самых “мятежных” его сборников “Цветы зла”.

Вообще, в “Цветах зла” чувствуется стремление автора расширить сферу традиционной поэзии, воспевающей красоту, природу, любовь и прочие вечные ценности.

Ведь у Бодлера заметное место отведено

безобразному, отвратительному.

Знаменитое стихотворение “Падаль”, вошедшее в сборник и вызвавшее неоднозначную оценку у современников, стало настоящим манифестом подобных устремлений.

Бодлер же воспевает не бессмертную красоту души, а тленную красоту разлагающегося тела, причем лошади: “лошадь дохлая”, “брюхом вверх лежала”, “зловонный выделяя гной”.

Отсюда и название – “Падаль”.

В русской литературе это стихотворение обрело популярность уже в начале ХХ века. Самыми активными переводчиками стали поэты-символисты. Каноническими же стали переводы Льва Кобылинского (пишущего под псевдонимом Эллис). Эллис стал по сути проповедником Бодлера, а его стихотворение “Падаль” считал квинтэссенцией творчества французского поэта.

Из всех известных переводов “Падали” логичней остановиться на переводе Вильгельма Левика, так как его вариант представляет из себя самый воспринимаемый для русского уха вариант стихотворного размера – чередование шестистопного и четырехстопного ямба и перекрестную рифму. По жанру это посвящение возлюбленной поэта Жанне Дюваль. Лирический герой, обращаясь к героине, предлагает вспомнить когда-то увиденный ими полуразложившийся труп лошади. Зачем, спросите вы.

Оказывается, вид этого отвратительного зрелища вызывает у героя мысли о единении с природой, о том, что “все в землю ляжем, все прахом будет”. Кстати, он и возлюбленной напоминает, что она тоже умрет, а значит, “сгниет до костей”, и ее черви “начнут пожирать во тьме сырой”. А все это затем, “чтоб слитое в одном великая Природа разъединенным приняла”.

Таким образом Бодлер говорил о бренности окружающего нас, в том числе и о женской красоте.

То, что у Бодлера получилось раздвинуть границы поэтического изображения, внеся гармонию даже в образ гниющего трупа, не могло не вызвать восторг у русских декадентов. “Падаль” породила бесчисленные подражания, вызвала к жизни новое литературное веяние, суть которого можно обозначить строчкой из песни А.

Вертинского “Полукровка”: “Я могу из падали создавать поэмы”. И даже спустя десятки лет, в конце 80-х годов ХХ века, лидер рок-группы “Алиса” Константин Кинчев в своем первом альбоме Энергия” в песне с одноименным названием использовал стихотворение Бодлера “Падаль” в качестве своеобразного фона.

Будут ли читать “Падаль” в XXI веке?

Время покажет.

Самосадкина Екатерина

«Гнусность соседствует с низостью, а мерзость источает смрад»: почему «Цветы зла» Бодлера — великая книга? — блог компании Storytel

До него поэзия не пыталась столь навязчиво высматривать прекрасное в безобразном и искать следы омерзительного в прекрасном. Смерть у него ангел, добрый гений, житница. Противоречие становится для Бодлера предметом художественного изображения. И это не просто меняет поэзию, это меняет границы допустимой для художественного восприятия и изображения реальности.

В качестве иллюстрации и объяснения подойдет, пожалуй, наиболее известное бодлеровское стихотворение «Падаль». Оно входит в раздел «Сплин и идеал». Это первый и самый большой раздел сборника «Цветы зла». Уже название стиха наталкивает на мысль, что с идеалом это мало связано. И первые строки сразу обещают нам максимально живописную картину смерти, разрушения, гниения:

Вы помните ли то, что видели мы летом?
Мой ангел, помните ли вы
Ту лошадь дохлую под ярким белым светом,
Среди рыжеющей травы?
Полуистлевшая, она, раскинув ноги,
Подобно девке площадной,
Бесстыдно, брюхом вверх лежала у дороги,
Зловонный выделяя гной.
(«Падаль»)
И вот в немыслимом сравнении возникает идеал, расцветает причудливым цветком, давая понять, что так на мир вокруг еще никто не смотрел. Или попросту никто не обладает зрением, дающим возможность это увидеть:
И в небо щерились уже куски скелета,
Большим подобные цветам.
От смрада на лугу, в душистом зное лета,
Едва не стало дурно вам.
(«Падаль»)

Разваливающаяся грудная клетка, полуразложившаяся плоть подобно лепесткам огромного причудливого цветка играют на солнце, тело мертвой лошади цветет и превращается в прекрасный цветок. Один из тех самых цветов зла.

Затем все это безобразие/великолепие соединяется со светлым образом его возлюбленной:
Но вспомните: и вы, заразу источая,
Вы трупом ляжете гнилым,
Вы, солнце глаз моих, звезда моя живая,
Вы, лучезарный серафим.
И вас, красавица, и вас коснется тленье,
И вы сгниете до костей,
Одетая в цветы под скорбные моленья,
Добыча гробовых гостей.
(«Падаль»)

И в этих острых, мучительных строках мы видим все: тоску от потери и невозможности удержать любовь, красоту, силу чувства и осознание того, что важна не реальность, а умение смотреть на нее. Никогда до Бодлера тоска от потери любви не выражалась так.

Никогда никто не говорил ангелу и лучезарному серафиму о том, что он станет гнилым трупом и кормом для червей.

И если сейчас, в XXI веке, кажется, что в этом нет особой революционности и неожиданности, то следует знать, что для нас нет этого именно потому, что в культуре был и есть Бодлер.

Шарль Бодлер – Мировая художественая культура

Судя по стихам, написанным до 1845 года, Бодлера не оставляет надежда на преодоление зла. С одной стороны, он стремится остаться в рамках более или менее традиционных представлений о соотношении Бога и Сатаны.

Во всяком случае, стихотворение «Ты на постель свою весь мир бы привлекла…” выдержано в духе своеобразной теодицеи, когда само зло рассматривается как необходимый способ самоосуществления добра; здесь женщина – «тварь», «животное», «позор людского рода» – предстает всего лишь бессознательным инструментом, при помощи которого воплощается «потаенный замысел» мироздания – выпестовать гения; женщина – «зло», «грязь», но грязь «божественная», ибо против собственной воли служит добру.

Убежденный в прочности человеческой природы, Бодлер все же старается уверовать в благодетельный процесс природного преображения, описанный, в частности, в стихотворении «Солнце», где восходящее светило своим «питательным светом» разгоняет мрак «таинственно-заманчивого разврата». Той же потребностью в восхождении к Богу и в просветлении мира отмечены концовки и других ранних пьес Бодлера: «Падаль», «Душа вина», «Люблю тот век нагой…».

С другой стороны, в молодости Бодлер не избежал искушения попросту ускользнуть от мучившей его моральной проблемы – ускользнуть, встав «по ту сторону» добра и зла.

Стихотворения «Аллегория» и в особенности «Красота», написанные в духе «неоязыческой» теории «искусства для искусства», развивавшейся Теофилем Готье, рисуют красоту как эйдетическое совершенство вещей, как их «сияющий вечностью» первообраз, но первообраз бездушный, бесстрастный, избавляющий от любых аффектов.

Вопреки всем усилиям в его творчестве первой половины 40-х годов внутренний конфликт не разрешается и не изживается, но быстро и последовательно нарастает (стихотворения «Скверный монах», «Непокорный», «Предрассветные сумерки», где господствует чувство бессилия и депрессии), завершаясь кризисом 1845 года, когда 24-летний юноша пишет письмо о самоубийстве:»Я кончаю с собой потому, что бесполезен для других и опасен для самого себя…»

Не решившись однажды совершить этот акт, Бодлер просто растянул его во времени, превратив в двадцатилетний процесс медленного саморазрушения. Двадцать лет он терзался внутренней раздвоенностью, двадцать лет его жизни целиком прошли под знаком «скуки», «сплина» в том специфическом смысле, какое Бодлер придавал этим выражениям: «муки совести во зле».

Двуполюсность мироощущения Бодлера неоднократно фиксировалась им самим: «В любом человеке, в любую минуту уживаются два одновременных порыва: один к Богу, другой к Сатане.

Обращение к Богу, или духовное начало, есть желание возвыситься, ступень за ступенью; обращение же к Сатане, или животное начало, – это блаженство нисхождения».

Эта двуполюсность определяет, помимо прочего, и саму композицию «Цветов зла», в первую очередь их основной части, которая называется «Сплин и идеал» и которая открывается тремя стихотворениями («Благословение», «Альбатрос», «Полет»), где утверждается божественная природа человека, с наибольшей полнотой воплощения в фигуре поэта, чей «трепетный дух» бежит от «земной болезнетворной гнили», дабы взмыть «ввысь», в «сияющую даль», в «надзвездные таинственные сферы». Все дело, однако, в том, что Бодлер даже не пытается удержаться на этой высоте: от первой части «Сплина и идеала» к заключительной (все четыре «Сплина», «Наваждение», «Жажда небытия», «Алхимия страдания», «Ужасное соответствие», «Неотвратимое», «Часы») ведет ясно выраженная нисходящая линия. Если, к примеру, в стихотворении «Человек и море» утверждается симпатическое сродство между непроницаемой водной стихией и таинственной сокрытостью человеческого духа, то в сонете «Наваждение» это сродство отмечено уже не печатью любви, но печатью ненависти. Если в «Воспарении» свободный дух «весело ныряет» в «безмерные глубины» мироздания или парит в «чистом эфире», то в «Жажде небытия» он добровольно устремляется в бездну. Силовая линия, проходящая сквозь «Цветы зла», ведет не от «сплина» к «идеалу», а , наоборот, от «идеала» к «сплину», от Бога к Сатане.

Итак, бодлеровское «добро» – это вовсе не христианская любовь, это всепожирающая жажда слияния с вечным бесконечным мирозданием, жажда, которая тем не менее может быть удовлетворена. Здесь корень знаменитой «амбивалентности» Бодлера.

Два, казалось бы, непримиримых полюса: добро и зло, дух и плоть, Бог и Сатана начинают неотвратимо перетекать друг в друга.

Две «бездны», стремящиеся к слиянию, притягивают и отталкивают Бодлера одновременно, и его метания заканчиваются тем, что он застывает между ними в состоянии завороженности и ужаса.

Программным в данном отношении является стихотворение «Гимн красоте». Если в сонете «Красота» Бодлер стремился вознестись над радостью и страданием, над добром и злом, то в «Гимне красоте» утверждается, что и добро, и зло в равной мере способны служить источником прекрасного.

Чувственные «благовония», «звуки» и «цвета», будучи «взором, улыбкой и поступью» красоты, открывают Бодлеру «врата Бесконечного», «которое я люблю, но которого так и не изведал»; поскольку же красота, отождествленная с бесконечным, наиболее полное свое воплощение находит в искусстве, в поэзии, поскольку именно поэзия оказывается привилегированным способом «в один прием очутиться в раю».

Бодлер, несомненно, «прекрасная душа», влекущая к идеалу, но это безнадежно одинокая душа, не знающая ни радости любви к другому, ни радости самопожертвования; таким душам в высшей степени присущи самопоглощенность и эгоцентризм.

Бодлер целиком сосредоточен на самом себе, воспринимая «зло» собственной души едва ли не как единственное и уж во всяком случае единственно заслуживающее внимания зло в мире.

Пребывая в состоянии постоянной раздвоенности, ежесекундно противопоставляя себя своей «греховности», запугивая себя и укоряя ее, он превращает свои внутренние терзания в центральное событие мироздания. Не добро и даже не зло, но именно эти терзания оказываются высшим, самодовлеющим предметом его творчества.

Ни за какие блага Бодлер не расстался бы со своими страданиями, ибо он упивается ими с таким же самозабвением, с каким это делал в свое время Петрарка. Эстезируя собственные переживания, он превращает их в чувства, насыщающиеся собою и в этом смысле самодостаточные.

Бодлер, таким образом, доводит романтическую тему неудовлетворенности миром, тему бунта и бегства до логического конца, до тупика безысходного пароксизма.

Если романтическая «душа», зная, что земной мир – это всего лишь превратная реальность, стремилась превозмочь эту реальность, томилась по воплощенности, искала слияния с другими «душами» и с «душой мироздания», то Бодлер, напротив, едва заметив неблагополучие мира, стремиться освободить себя от участия в нем, предоставив его собственной судьбе, старается избежать всякого волевого поступка всякого духовного задания и духовной ответственности. «Низший романтизм», исключающий всякую просветленность, – так еще в прошлом веке определил творчество Бодлера Гюстав Лансон, однако следует помнить, что этот ущербный извод романтизма не точку в его истории, но послужил отправным пунктом для возникновения постромантического движения в европейской литературе

Наследник «прекрасных душ» эпохи сентиментализма, предромантизм и романтизма, Шарль Бодлер утратил главное достоинство – веру в то, что Бог, говоря словами Гегеля, непосредственно присутствует в его «духе и сердце».

Возникшая отсюда любовно-неприязненная сосредоточенность души на самом себе, отвержение ею внешнего мира, завороженность одним только «неведомым», в области которого душа пытается проникнуть через лазейки «искусственного рая», – все это чрезвычайно сузило проблемный горизонт Бодлера.

Все его творчество, в сущности, сводится к одной теме, а жизненная «история» и духовный опыт без остатка укладываются в пространстве между первым и двумя последними четверостишьями:

Для отрока, в ночи глядящего эстампы,