Римма Казакова – Стихи
Здесь можно скачать бесплатно “Римма Казакова – Стихи” в формате fb2, epub, txt, doc, pdf. Жанр: Поэзия. Так же Вы можете читать книгу онлайн без регистрации и SMS на сайте LibFox.Ru (ЛибФокс) или прочесть описание и ознакомиться с отзывами.На Facebook В Твиттере В Instagram В Одноклассниках Мы Вконтакте
Описание и краткое содержание “Стихи” читать бесплатно онлайн.
Стихи разных лет, разных публикаций, собранные верстальщиком в одну книжку.
Мы молоды. У нас чулки со штопками…
Мы молоды. У нас чулки со штопками. Нам трудно. Это молодость виной. Но плещет за дешевенькими шторками бесплатный воздух, пахнущий весной.
У нас уже — не куклы и не мячики, а, как когда-то грезилось давно, нас в темных парках угощают мальчики качелями, и квасом, и кино.
Прощаются нам ситцевые платьица и стоптанные наши каблучки. Мы молоды. Никто из нас не плачется. Хохочем, белозубы и бойки!
Как пахнут ночи! Мокрым камнем, пристанью, пыльцой цветочной, мятою, песком… Мы молоды. Мы смотрим строго, пристально. Мы любим спорить и ходить пешком…
Ах, не покинь нас, ясное, весеннее, когда к нам повзросление придет, когда другое, взрослое везение нас по другим дорогам поведет.
От лет летящих никуда не денешься, но не изменим первым «да» и «нет». И пусть луны сияющая денежка останется дороже всех монет.
Жизнь — наковальня. Поднимайте молоты! На молодости — главные дела. Мы молоды. Мы будем вечно молодо смотреться в реки, в книги, в зеркала…
[1]
Все в природе строго. Все в природе страстно. Трогай иль не трогай — То и это страшно.
Страшно быть несобранной, Запутанной в траве, Ягодой несорванной На глухой тропе.
Страшно быть и грушею, Августом надушенной, — Грушею-игрушкою, Брошенной, надкушенной…
Страсть моя и строгость, Я у вас в плену. Никому, чтоб трогать, Рук не протяну.
Но ведь я — рябина, Огненная сласть! Капельки-рубины Тронул — пролилась.
Но ведь я — как ярмарка: Вся на виду. Налитое яблоко: Тронул — упаду!
Лес тихо охает Остро пахнет луг. Ах, как нам плохо Без надежных рук!
Наломаю сучьев. Разведу огонь… И себя измучаю, И тебя измучаю. — Тронь!.. …Не тронь!..
1957
[2]
Живут на свете дураки: На бочку меда — дегтя ложка. Им, дуракам, все не с руки Стать поумнее, хоть немножко.
Дурак — он как Иван-дурак, Всех кормит, обо всех хлопочет. Дурак — он тянет, как бурлак. Дурак во всем — чернорабочий.
Все спят — он, дурень, начеку. Куда-то мчит, за что-то бьется… А достается дураку — Как никому не достается!
То по-дурацки он влюблен, Так беззащитно, без опаски, То по-дурацки робок он, То откровенен по-дурацки.
Не изворотлив, не хитер, — Твердя, что вертится планета, Дурак восходит на костер И, как дурак, кричит про это!
Живут на свете дураки, Идут-бредут в своих веригах, Невероятно далеки От разных умников великих.
Но умники за их спиной гогочут…
— Видели растяпу? Дурак, весь век с одной женой! — Дурак, не может сунуть в лапу! — Дурак, на вдовушке женат И кормит целую ораву!..
Пусть умники меня простят — Мне больше дураки по нраву.
Я и сама еще пока Себя с их племенем сверяю. И думаю, что дурака Я этим делом не сваляю.
А жизнь у каждого в руках. Давайте честно к старту выйдем, И кто там будет в дураках — Увидим, умники! Увидим.
1963
[3]
На фотографии в газете нечетко изображены бойцы, еще почти что дети, герои мировой войны. Они снимались перед боем — в обнимку, четверо у рва. И было небо голубое, была зеленая трава.
Никто не знает их фамилий, о них ни песен нет, ни книг. Здесь чей-то сын и чей-то милый и чей-то первый ученик. Они легли на поле боя, — жить начинавшие едва. И было небо голубое, была зеленая трава.
Забыть тот горький год неблизкий мы никогда бы не смогли. По всей России обелиски, как души, рвутся из земли. …Они прикрыли жизнь собою, — жить начинавшие едва, чтоб было небо голубое, была зеленая трава.
[4]
Любить Россию нелегко, она — в ухабах и траншеях и в запахах боев прошедших, как там война ни далеко.
Но, хоть воздастся, может быть, любовью за любовь едва ли, безмерная, как эти дали, не устает душа любить.
Страна, как истина, одна, — она не станет посторонней, и благостней, и проторенней, тебе дорога не нужна.
И затеряться страха нет, как незаметная песчинка, в глубинке города, починка, села, разъезда, верст и лет.
Отчизны мед и молоко любую горечь пересилят. И сладостно — любить Россию, хотя любить и нелегко.
[5]
Будет дальняя дорога, то в рассвет, а то в закат. Будет давняя тревога — и по картам, и без карт.
Юность, парусник счастливый, не простившись до конца, то в приливы, то в отливы тянет зрелые сердца.
Нет, не строки — дарованье и природы, и судьбы, — этих смут очарованье, опьянение борьбы.
Не оплатишь это небо, где — с орлами в унисон — чувствуешь, как грозно, нервно пахнет порохом озон…
[6]
Лето благостной боли, постиженья печального света… Никогда уже больше не будет такого же лета.
лето, где безрассудно и построили, и поломали. Лето с тягостной суммой поумнения и пониманья.
Для чего отогрело все, что с летним листом отгорело? Но душа помудрела, и она, помудревши, узрела
кратковременность лета, краткость жизни, мгновенность искусства и ничтожность предмета, что вызвал высокие чувства.
[7]
М.Светлову
Веселый флаг на мачте поднят — как огонек на маяке. И парус тонет, и парус тонет за горизонтом вдалеке.
А по воде гуляют краски, и по-дельфиньи пляшет свет… Он как из сказки, он как из сказки, таких на свете больше нет.
А море вдруг приходит в ярость — такой характер у морей. Куда ты, парус, куда ты, парус, вернись скорей, вернись скорей!
Но парус вспыхнул, ускользая, и не ответил ничего. И я не знаю, и я не знаю, он был иль не было его…
[8]
Постарею, побелею, как земля зимой…
Источник: https://www.libfox.ru/263682-rimma-kazakova-stihi.html
Римма Казакова Стихи о любви
Люби меня!Застенчиво,боязно люби,словно мы повенчаны
богом и людьми…
Люби меня уверенно,чини разбой —схвачена, уведена,
украдена тобой!
Люби меня бесстрашно,грубо, зло.Крути меня бесстрастно,
как весло…
Люби меня по-отчески,воспитывай, лепи,—как в хорошем очерке,
правильно люби…
Люби совсем неправильно,непедагогично,нецеленаправленно,
нелогично…
Люби дремуче, вечно,противоречиво…Буду эхом, вещью,
судомойкой, чтивом,
подушкой под локоть,скамейкой в тени…Захотел потрогать —
руку протяни!
Буду королевой —ниже спину, раб!Буду каравеллой:
в море! Убран трап…
Яблонькой-дичонкомс терпкостью ветвей…Твоей девчонкой.
Женщиной твоей.
Усмехайся тонко,защищайся стойко,злись, гордись,
глупи…
Люби меня только.
Только люби!
*****
Отечество, работа и любовь —вот для чего и надобно родиться,вот три сосны, в которых — заблудиться
и, отыскавшись,— заблудиться вновь.
1974 год
*****
…Ну и не надо. Ну и простимся.Руки в пространство протянуты слепо.Как мы от этой муки проспимся?Холодно справа.Холодно слева.
Пусто.
Звени, дорогой колокольчик,век девятнадцатый, —снегом пыли!Что ж это с нами случилось такое?Что это?Просто любовь.До петли.
До ничего.
Так смешно и всецело.Там мы,в наивнейшей той старине.Милый мой мальчик, дитя из лицея,мы — из убитых на странной войне,где победители —бедные люди, —о, в победителях не окажись!где победитель сам себя судитцелую жизнь,
целую жизнь.
1972 год
*****
Постарею, побелею,как земля зимой.Я тобой переболею,
ненаглядный мой.
Я тобой перетоскую, —переворошу,по тебе перетолкую,
что в себе ношу.
До небес и бездн достану,время торопя.И совсем твоею стану —
только без тебя.
Мой товарищ стародавний,суд мой и судьба,я тобой перестрадаю,
чтоб найти себя.
Я узнаю цену раю,ад вкусив в раю.Я тобой переиграю
молодость свою.
Переходы, перегрузки,долгий путь домой…Вспоминай меня без грусти,
ненаглядный мой.
1970 год
*****
Прости, что непростительногруба, упряма, зла,но соль была просыпана,просыпана была.Она лежала, белая,странней цветка в грязи,а я не знала, бедная,чем это нам грозит.Наветами опутанный,сидел ты за столом,-опутанный, окутанныйчужим далеким злом.
Чему ты верил, глупенький,поспешный суд верша?Душа моя обуглена,ободрана душа.Ободрана, оболганасверчок едва живой!-оболгана, обогнаналживою молвой.Еще смотрю просительно,еще не все — дотла,-но соль была просыпана,просыпана была!Осталась снежной горкою.
Навеки? До весны?Слезы мои горькие,мои пустые сны!Золою боль присыпана.Зола, как соль, бела…Но — сольбыла просыпана,
просыпана была…
1972 год
*****
Не ходи за мной, как за школьницей,ничего не сули.И не хочется, и не колется —
не судьба, не суди.
Я еще ничуть не вечерняя,я пока на коне.Я еще такая ничейная —
как земля на войне.
Не держи на леске, на поводе,на узде, на беде,ни на приводе, ни на проводе,
ни в руках и нигде!
Все, что вверено, что доверено,разгоню, как коня.Ой, как ветрено,ой, как ветрено
в парусах у меня!
Не кидайся лассо набрасывать —я тебе не мустанг.Здесь охота — дело напрасное
в этих вольных местах.
Сквозь вселенную конопатую —чем бы ты ни смутил —я лечу, верчусь и не падаю
по законам светил.
У меня свое протяжение,крупных звезд оселки…Ну а вдруг твое притяжение —
не узлы, не силки?
И когда-нибудь мне, отважась, тыскажешь так, что пойму, —как тебе твоя сила тяжести
тяжела одному…
1980 год
*****
Я полюбила быт за то,что он наш общий быт,что у меня твое пальто
на вешалке висит.
За тесноту, за тарарам,где все же мы в тепле,за то, что кофе по утрам
варю лишь я тебе.
За то, что хлеб или цветы, —привыкла я с трудом! —приносишь вечером и ты,
как птица в клюве, в дом.
Пускай нас заедает быт,пускай сожрет нас, пусть, —тот, где в твоих ладонях спит
мой очумелый пульс.
Тот, где до нас нет дела всем,где нет особых вех,где по-московски ровно в сем.
он будит нас для всех.
1980 год
*****
Я не здесь.
Я там, где ты…
В парках строгие цветы.Строгий вечер.Строгий век.
Строгий-строгий первый снег.
В первом инее Нева.Беспредельность. Синева.Чьи-то окна без огня.
Чья-то первая лыжня.
Опушенные кусты.Веток смутные кресты.И, медвяна и седа,
вся в снежинках резеда.
Длинных теней странный пляси трамваев поздний лязг…Сладко-талая вода.
Сладко-тайная беда.
Неразменчиво прямойты идешь к себе домой,на заветное крыльцо,
за запретное кольцо.
Там тебя тревожно ждут,электричество зажгут,на груди рассыпят смех
и с ресниц сцелуют снег…
В ваших окнах гаснет свет.Гаснет четкий силуэт.Гаснет сонная волна.
Остается тишина.
Остается навсегдав тихих блестках резеда,строгий вечер,строгий век,
строгий-строгий первый снег…
1964 год
*****
Из первых книг, из первых книг,которых позабыть не смею,училась думать напрямик
и по-другому не сумею.
Из первых рук, из первых рукя получила жизнь, как глобус,где круг зачеркивает круг
и рядом с тишиною — пропасть.
Из первых губ, из первых губя поняла любви всесильность.Был кто-то груб, а кто-то глуп,
но я — не с ними, с ней носилась!
Как скрытый смысл, как хитрый лаз.как зверь, что взаперти томится,во всем таится Первый Раз —
и в нас до времени таится.
Но хоть чуть-чуть очнется вдруг,живем — как истинно живые:из первых книг, из первых рук,
из самых первых губ, впервые.
1972 год
*****
Мальчишки, смотрите, вчерашние девочки,подросточки — бантики, белые маечки —идут, повзрослевшие, похудевшие…
Ого, вы как будто взволнованы, мальчики?
Ведь были — галчата, дурнушки, веснушчаты,косички-метелки… А нынче-то, нынче-то!Как многоступенчато косы закручены!И — снегом в горах — ослепительно личико.Рождается женщина. И без старания —одним поворотом, движением, поступьюмужскому, всесильному, мстит за страдания,которые выстрадать выпадет после ей.
О, будут еще ее губы искусаны,и будут еще ее руки заломленыза этот короткий полет безыскусственный,за то, что сейчас золотится соломинкой.За все ей платить, тяжело и возвышенно,за все, чем сейчас так нетронуто светится,в тот час, когда шлепнется спелою вишенкойдитя в материнский подол человечества.
Так будь же мужчиной, и в пору черемухи,когда ничего еще толком не начато,мальчишка, смирись, поступай в подчиненные,
побегай, побегай у девочки в мальчиках!
1980 год
*****
У поезда, застыв, задумавшись —в глазах бездонно и черно, —стояли девушка и юноша,
не замечая ничего.
Как будто все узлы развязаныи все, чем жить, уже в конце, —ручьями светлыми размазаны
слезинки на ее лице.
То вспыхивает, не стесняется,то вдруг, не вытирая щек,таким сияньем осеняется,
что это больно, как ожог.
А руки их переплетенные!Четыре вскинутых руки,без толмача переведенные
на все земные языки!
И кто-то буркнул: — Ненормальные!Но сел, прерывисто дыша.К ним, как к магнитной аномалии,
тянулась каждая душа.
И было стыдно нам и совестно,но мы бесстыдно все равнопо-воровски на них из поезда
смотрели в каждое окно.
Глазами жадными несметнымискользили по глазам и ртам.Ведь если в жизни чем бессмертны мы,
бессмертны тем, что было там.
А поезд тронулся. И буднично —неужто эта нас зажгла?-с авоськой, будто бы из булочной,
она из тамбура зашла.
И оказалась очень простенькой.И некрасива, и робка.И как-то неумело простыни
брала из рук проводника.
А мы, уже тверды, как стоики,твердили бодро:- Ну, смешно!И лихо грохало о столики
отчаянное домино.
Лились борщи, наваром радуя,гремели миски, как тамтам,
летели версты, пело радио…
Но где-то, где-то, где-то там,вдали, в глубинках, на скрещениивоспоминаний или рельсвсплывало жгучее свечение
и озаряло все окрест.
И двое, раня утро раннее,перекрывая все гудки,играли вечное, бескрайнее
в четыре вскинутых руки!
1974 год
*****
Становлюсь я спокойной.
А это ли просто?
…Мне всегда не хватало
баскетбольного роста.
Не хватало косы.Не хватало красы.Не хватало
на кофточки и на часы.
Не хватало товарища,чтоб провожал,чтоб в подъездеза варежку
подержал.
Долго замуж не брали —не хватало загадочности.Брать не брали,а вралио морали,
порядочности.
Мне о радостирадиозвонко болтало,лопотало…А мне все равно
не хватало.
Не хватало мне марта,потеплевшего тало,доброты и доверия
мне не хватало.
Не хватало,как влаги земле обожженной,не хватало мне
истины обнаженной.
О, бездарный разладмежду делом и словом!Ты, разлад, как разврат:с кем повелся — тот сломан.Рубишь грубо, под корень.
Сколько душ ты повыбил!
Становлюсь я спокойной —я сделала выбор.Стал рассветом рассвет,а закат стал закатом…Наши души ничто
не расщепит, как атом.
1962 год
*****
Живут на свете дураки:На бочку меда — дегтя ложка.Им, дуракам, все не с руки
Стать поумнее, хоть немножко.
Дурак — он как Иван-дурак,Всех кормит, обо всех хлопочет.Дурак — он тянет, как бурлак.
Дурак во всем — чернорабочий.
Все спят — он, дурень, начеку.Куда-то мчит, за что-то бьется…А достается дураку —
Как никому не достается!
То по-дурацки он влюблен,Так беззащитно, без опаски,То по-дурацки робок он,
То откровенен по-дурацки.
Не изворотлив, не хитер,-Твердя, что вертится планета,Дурак восходит на костер
И, как дурак, кричит про это!
Живут на свете дураки,Идут-бредут в своих веригах,Невероятно далеки
От разных умников великих.
Но умники за их спиной
гогочут…
— Видели растяпу? Дурак, весь век с одной женой! — Дурак, не может сунуть в лапу! — Дурак, на вдовушке женат
И кормит целую ораву!…
Пусть умники меня простят —
Мне больше дураки по нраву.
Я и сама еще покаСебя с их племенем сверяю.И думаю, что дурака
Я этим делом не сваляю.
А жизнь у каждого в руках.Давайте честно к старту выйдем,И кто там будет в дураках —
Увидим, умники! Увидим.
1963 год
*****
Быть женщиной — что это значит?Какою тайною владеть?Вот женщина. Но ты незрячий.Тебе ее не разглядеть.Вот женщина. Но ты незрячий.Ни в чем не виноват, незряч!А женщина себя назначит,как хворому лекарство — врач.
И если женщина приходит,себе единственно верна,она приходит — как проходитчума, блокада и война.И если женщина приходити о себе заводит речь,она, как провод, ток проводит,чтоб над тобою свет зажечь.
И если женщина приходит,чтоб оторвать тебя от дел,она тебя к тебе приводит.О, как ты этого хотел!Но если женщина уходит,побито голову неся,то все равно с собой уводитбесповоротно все и вся.
И ты, тот, истинный, тот, лучший,ты тоже — там, в том далеке,зажат, как бесполезный ключик,в ее печальном кулачке.Она в улыбку слезы спрячет,переиначит правду в ложь…Как счастлив ты, что ты незрячий
и что потери не поймешь.
1972 год
*****
Был день прозрачен и просторени окроплен пыльцой зари,как дом, что из стекла построенс металлом синим изнутри.Велик был неправдоподобно,всем славен и ничем не плох!Все проживалось в нем подробно:и каждый шаг, и каждый вздох.
Блестели облака, как блюдца,ласкало солнце и в тени,и я жила — как слезы льются,когда от радости они.Красноречивая, немая,земля была моя, моя!И, ничего не понимая,«За что?» — все спрашивала я.
За что такое настроенье,за что минуты так легли —в невероятность наслоеньянадежд, отваги и любви?За что мне взгляд, что так коричневи зелен, как лесной ручей,за что мне никаких количеств,а только качества речей?Всей неуверенностью женскойя вопрошала свет и тень:каким трудом, какою жертвойя заслужила этот день?Спасибо всем минутам боли,преодоленным вдалеке,за это чудо голубое,за это солнце на щеке,за то, что горечью вчерашнейраспорядилась, как хочу,и что потом еще бесстрашней
за каждый праздник заплачу.
1974 год
*****
В какой-то миг неуловимый,неумолимый на года,я поняла, что нелюбимой
уже не буду никогда.
Что были плети, были сетине красных дат календаря,но доброта не зря на свете
и сострадание не зря.
И жизнь — не выставка, не сцена,не бесполезность щедрых трат,и если что и впрямь бесценно —
сердца, которые болят.
1978 год
*****
Любить Россию нелегко,она — в ухабах и траншеяхи в запахах боев прошедших,
как там война ни далеко.
Но, хоть воздастся, может быть,любовью за любовь едва ли,безмерная, как эти дали,
не устает душа любить.
Страна, как истина, одна, —она не станет посторонней,и благостней, и проторенней,
тебе дорога не нужна.
И затеряться страха нет,как незаметная песчинка,в глубинке города, починка,
села, разъезда, верст и лет.
Отчизны мед и молоколюбую горечь пересилят.И сладостно — любить Россию,
хотя любить и нелегко.
1980 год
Источник: http://chto-takoe-lyubov.net/rimma-kazakova-stixi-o-lyubvi/
Стихи (Казакова Римма)
Римма Казакова
– Сойди с холма и затеряйся разом… – Ступлю туда, куда ступлю… – Я житейским бесчисленным радуюсь хлопотам… – Я не умела жить несмело… – Будет дальняя дорога… – Двое – Дураки – Из первых книг, из первых книг…
– Лето благостной боли… – Любить Россию нелегко… – Мы молоды. У нас чулки со штопками… – На фотографии в газете… – Ну и не надо. Ну и простимся… – Осень – Песенка о парусе – Помпея – Постарею, побелею… – Я не здесь..
.
* * * Мы молоды. У нас чулки со штопками. Нам трудно. Это молодость виной. Но плещет за дешевенькими шторками бесплатный воздух, пахнущий весной.
У нас уже – не куклы и не мячики, а, как когда-то грезилось давно, нас в темных парках угощают мальчики качелями, и квасом, и кино.
Прощаются нам ситцевые платьица и стоптанные наши каблучки. Мы молоды. Никто из нас не плачется. Хохочем, белозубы и бойки!
Как пахнут ночи! Мокрым камнем, пристанью, пыльцой цветочной, мятою, песком… Мы молоды. Мы смотрим строго, пристально. Мы любим спорить и ходить пешком…
Ах, не покинь нас, ясное, весеннее, когда к нам повзросление придет, когда другое, взрослое везение нас по другим дорогам поведет.
От лет летящих никуда не денешься, но не изменим первым “да” и “нет”. И пусть луны сияющая денежка останется дороже всех монет.
Жизнь – наковальня. Поднимайте молоты! На молодости – главные дела. Мы молоды. Мы будем вечно молодо смотреться в реки, в книги, в зеркала… Римма Казакова. Страна Любовь. Москва, “Молодая Гвардия”, 1980.
ОСЕНЬ Все в природе строго. Все в природе страстно. Трогай иль не трогай То и это страшно.
Страшно быть несобранной, Запутанной в траве, Ягодой несорванной На глухой тропе.
Страшно быть и грушею, Августом надушенной,Грушею-игрушкою, Броше 1000 нной, надкушенной…
Страсть моя и строгость, Я у вас в плену. Никому, чтоб трогать, Рук не протяну.
Но ведь я – рябина, Огненная сласть! Капельки-рубины Тронул – пролилась.
Но ведь я – как ярмарка: Вся на виду. Налитое яблоко: Тронул – упаду!
Лес тихо охает Остро пахнет луг. Ах, как нам плохо Без надежных рук!
Наломаю сучьев. Разведу огонь… И себя измучаю, И тебя измучаю. – Тронь!.. …Не тронь!… Римма Казакова. Страна Любовь. Москва, “Молодая Гвардия”, 1980.
ДУРАКИ Живут на свете дураки: На бочку меда – дегтя ложка. Им, дуракам, все не с руки Стать поумнее, хоть немножко.
Дурак – он как Иван-дурак, Всех кормит, обо всех хлопочет. Дурак – он тянет, как бурлак. Дурак во всем – чернорабочий.
Все спят – он, дурень, начеку. Куда-то мчит, за что-то бьется… А достается дураку Как никому не достается!
То по-дурацки он влюблен, Так беззащитно, без опаски, То по-дурацки робок он, То откровенен по-дурацки.
Не изворотлив, не хитер,Твердя, что вертится планета, Дурак восходит на костер И, как дурак, кричит про это!
Живут на свете дураки, Идут-бредут в своих веригах, Невероятно далеки От разных умников великих.
Но умники за их спиной гогочут…
– Видели растяпу? Дурак, весь век с одной женой! – Дурак, не может сунуть в лапу! – Дурак, на вдовушке женат И кормит целую ораву!…
Пусть умники меня простят Мне больше дураки по нраву.
Я и сама еще пока Себя с их племенем сверяю. И думаю, что дурака Я этим делом не сваляю.
А жизнь у каждого в руках. Давайте честно к старту выйдем, И кто там будет в дураках Увидим, умники! Увидим. Римма Казакова. Страна Любовь. Москва, “Молодая Гвардия”, 1980.
* * * На фотографии в газете нечетко изображены бойцы, еще почти что дети, герои мировой войны. Они снимались перед боем в обнимку, четверо у рва. И было небо голубое, была зеленая трава.
Никто не знает их фамилий, о них ни песен нет, ни книг. Здесь чей-то сын и чей-то милый и чей-то первый ученик. Они легли на поле боя,жить начинавшие едва. И было небо голубое, была зеленая трава.
Забыть тот горький год неблизкий мы никогда бы не смогли. По всей России обелиски, как души, рвутся из земли. …Они прикрыли жизнь собою,жить начинавшие едва, чтоб было небо голубое, была зеленая трава. Римма Казакова. Помню. Москва, “Советская Россия”, 1974.
* * * Любить Россию нелегко, она – в ухабах и траншеях и в запахах боев прошедсих, как там война ни далеко.
Но, хоть воздастся, может быть, любовью за любовь едва ли, безмерная, как эти дали, не устает душа любить.
Страна, как истина, одна,она не станет посторонней, и благостней, и проторенней, тебе дорога не нужна.
И затеряться страха нет, как незаметная песчинка, в глубинке города, починка, села, разъезда, верст и лет.
Отчизны мед и молоко любую горечь пересилят. И сладостно – любить Россию, хотя любить и нелегко. Римма Казакова. Страна Любовь. Москва, “Молодая Гвардия”, 1980.
* * * Будет дальняя дорога, то в рассвет, а то в закат. Будет давняя тревога и по картам, и без карт.
Юность, парусник счастливый, не простившись до конца, то в приливы, то в отливы тянет зрелые сердца.
Нет, не строки – дарованье и природы, и судьбы,этих смут очарованье, опьянение борьбы.
Не оплатишь это небо, где – с орлами в унисон чувствуешь, как грозно, нервно пахнет порохом озон… Римма Казакова. Страна Любовь. Москва, “Молодая Гвардия”, 1980.
* * * Лето благостной боли, постиженья печального света… Никогда уже больше не будет такого же лета.
лето, где безрассудно и построили, и поломали. Лето с тягостной суммой поумнения и пониманья.
Для чего отогрело все, чт 1000 о с летним листом отгорело? Но душа помудрела, и она, помудревши, узрела
кратковременность лета, краткость жизни, мгновенность искусства и ничтожность предмета, что вызвал высокие чувства. Римма Казакова. Страна Любовь. Москва, “Молодая Гвардия”, 1980.
ПЕСЕНКА О ПАРУСЕ М.Светлову
Веселый флаг на мачте поднят как огонек на маяке. И парус тонет, и парус тонет за горизонтом вдалеке.
А по воде гуляют краски, и по-дельфиньи пляшет свет… Он как из сказки, он как из сказки, таких на свете больше нет.
А море вдруг приходит в ярость такой характер у морей. Куда ты, парус, куда ты, парус, вернись скорей, вернись скорей!
Но парус вспыхнул, ускользая, и не ответил ничего. И я не знаю, и я не знаю, он был иль не было его… Римма Казакова. Помню. Москва, “Советская Россия”, 1974.
* * * Постарею, побелею, как земля зимой. Я тобой переболею, ненаглядный мой.
Я тобой перетоскую,переворошу, по тебе перетолкую, что в себе ношу.
До небес и бездн достану, время торопя. И совсем твоею стану только без тебя.
Мой товарищ стародавний, суд мой и судьба, я тобой перестрадаю, чтоб найти себя.
Я узнаю цену раю, ад вкусив в раю. Я тобой переиграю молодость свою.
Переходы, перегрузки, долгий путь домой… Вспоминай меня без грусти, ненаглядный мой. Русская советская поэзия 50-70х годов. Хрестоматия. Составитель И.И.Розанов. Минск, “Вышэйшая школа”, 1982.
* * * …Ну и не надо. Ну и простимся. Руки в пространство протянуты слепо. Как мы от этой муки проспимся? Холодно справа. Холодно слева. Пусто.
Звени,
дорогой колокольчик, век девятнадцатый,снегом пыли! Что ж это с нами случилось такое? Что это? Просто любовь. До петли. До ничего.
Так смешно и всецело. Там мы, в наивнейшей той старине. Милый мой мальчик, дитя из лицея, мы – из убитых на странной войне, где победители бедные люди,о, в победителях не окажись!где победитель сам себя судит целую жизнь, целую жизнь. Русская советская поэзия 50-70х годов. Хрестоматия. Составитель И.И.Розанов. Минск, “Вышэйшая школа”, 1982.
ДВОЕ У поезда, застыв, задумавшись в глазах бездонно и черно,стояли девушка и юноша, не замечая ничего.
Как будто все узлы развязаны и все, чем жить, уже в конце,ручьями светлыми размазаны слезинки на ее лице.
То вспыхивает, не стесняется, то вдруг, не вытирая щек, таким сияньем осеняется, что это больно, как ожог.
А руки их переплетенные! Четыре вскинутых руки, без толмача переведенные на все земные языки!
И кто-то буркнул:- Ненормальные!Но сел, прерывисто дыша. К ним, как к магнитной аномалии, тянулась каждая душа.
И было стыдно нам и совестно, но мы бесстыдно все равно по-воровски на них из поезда смотрели в каждое окно.
Глазами жадными несметными скользили по глазам и ртам. Ведь если в жизни чем бессмертны мы, бессмертны тем, что было там.
А поезд тронулся. И буднично неужто эта нас зажгла?с авоськой, будто бы из булочной, она из тамбура зашла.
И оказалась очень простенькой. И некрасива, и робка. И как-то неумело простыни брала из рук проводника.
А мы, уже тверды, как стоики, твердили бодро:- Ну, смешно! И лихо грохало о столики отчаянное домино.
Лились борщи, наваром радуя, гремели миски, как тамтам, летели версты, пело радио…
Но где-то,
где-то,
где-то там, вдали, в глубинках, на скрещении воспоминаний или рельс всплывало жгучее свечение и озаряло все окрест.
И двое, раня утро раннее, перекрывая все гудки, играли вечное, бескрайнее в четыре вскинутых руки! Римма Казакова. Помню. Москва, “Советская Россия”, 1974.
* * * Из первых книг, из первых книг, которых позаб add ыть не смею, училась думать напрямик и по-другому не сумею.
Из первых рук, из первых рук я получила жизнь, как глобус, где круг зачеркивает круг и рядом с тишиною – пропасть.
Из первых губ, из первых губ я поняла любви всесильность. Был кто-то груб, а кто-то глуп, но я – не с ними, с ней носилась!
Как скрытый смысл, как хитрый лаз. как зверь, что взаперти томится, во всем таится Первый Раз и в нас до времени таится.
Но хоть чуть-чуть очнется вдруг, живем – как истинно живые: из первых книг, из первых рук, из самых первых губ, впервые. Римма Казакова. Страна Любовь. Москва, “Молодая Гвардия”, 1980.
* * * Я не здесь. Я там, где ты…
В парках строгие цветы. Строгий вечер. Строгий век. Строгий-строгий первый снег.
В первом инее Нева. Беспредельность. Синева. Чьи-то окна без огня. Чья-то первая лыжня.
Опушенные кусты. Веток смутные кресты. И, медвяна и седа, вся в снежинках резеда.
Длинных теней странный пляс и трамваев поздний лязг… Сладко-талая вода. Сладко-тайная беда.
Неразменчиво прямой ты идешь к себе домой, на заветное крыльцо, за запретное кольцо.
Там тебя тревожно ждут, электричество зажгут, на груди рассыпят смех и с ресниц сцелуют снег…
В ваших окнах гаснет свет. Гаснет четкий силуэт. Гаснет сонная волна. Остается тишина.
Остается навсегда в тихих блестках резеда, строгий вечер, строгий век, строгий-строгий первый снег… Вечер поэзии. Репертуарный сборник. Москва: Искусство, 1964.
ПОМПЕЯ В конце печальной эпопеи, перевернувшей жизнь мою, я на развалинах Помпеи, ошеломленная, стою.
В нас человек взывает зверем, мы в гибель красоты не верим. Жестокость!
Парадокс!
Абсурд! В последний миг последней боли мы ждем предсмертной высшей воли, вершащей справедливый суд.
Но вот лежит она под пеплом, отторгнутым через века, из огненного далека с моим перекликаясь пеклом.
И, негодуя, и робея, молила, плакала, ждала. Любовь, заложница, Помпея, зачем, в стихи макая перья, такой прекрасной ты была?
За хлестнута глухой тоской я. Нет, гибнуть не должно такое! Ах, если бы! О, если бы… Но под ногами – битый мрамор: обломки дома или храма, осколки жизни и судьбы.
Вернусь домой к одной себе я, найду знакомого плебея по телефону, доложив, что хороша была Помпея! А Рим… Рим, Вечный город, жив. Римма Казакова. Страна Любовь. Москва, “Молодая Гвардия”, 1980.
* * *
Сойди с холма и затеряйся разом в траве, коль мал, и в чаще, коль велик. Сойди с холма! – велят душа и разум и сердце опустевшее велит.
Наполнит вдох цветенье диких вишен, прильнет к ногам грибная полутьма… Ты зря решил, что вознесен, возвышен лишь тем, что озираешь даль с холма.
Сойди с холма – и станет небо шире, и будет жизнь такой, – сойти с ума! И ты поймешь, как много мира в мире. Он звал тебя давно сойти с холма.
А этот холм, что пред тобой маячит, где был как будто к звездам ближе ты, он ровным счетом ничего не значит для жизни в измеренье высоты.
Он не вершина, он лишь холм, не боле, но будешь с ним в соседстве неплохом, ты обретешь свой лес, и дол, и поле, и даже по-иному – этот холм.
И все как надо в сердце соберется, и все тебе подскажет жизнь сама. Пусть на холме останется березка твой постовой… А ты – сойди с холма.
* * *
Ступлю туда, куда ступлю, в грех превращая прегрешенье, не спрашивая разрешенья на то, что как хочу люблю.
Сама приду, сама уйду, сама за все, про все отвечу, за прелесть-глупость человечью, за яблоки в чужом саду.
Пусть моя душенька болит, она от боли только больше. И было это так, что – боже! пусть мое яблочко кислит.
Хочу того, чего хочу, и нет ни страха, ни запрета. и что пропето – то пропето, по сердцу, хоть не по плечу.
Люблю того, кого люблю, и странным, ласковым смиреньем и этим вот стихотвореньем свое несбыточное длю…
* * *
Я житейским бесчисленным радуюсь хлопотам. Их так много, они – как дождинки весенние… Пережитые беды становятся опытом. Он не учит, а он создает настроение. Поглядят и подумают: горя не знавшая! Словно птичка на ветке, заметят, завидуя. А в душе я еще столько боли донашиваю, и еще доглотать не успела обиды я.
Но с бездушием рыбьим, со злобой крысиною да и с собственной глупостью все же покончено. Пережитые беды становятся силою, и шагаю – как будто танцую – по кочкам я. Наполняется мир неотведанной радостью. Лампы в окнах домов – словно свечи во храмах.
Пережитые беды становятся храбостью жить, как будто и не было бед этих самых.
* * *
Я не умела жить несмело. Но смелость не всегда права. И сколько раз она немела, смирней травы, белее мела, глотая слезы и слова.
Я больше не сгущаю краски, как пульс мне не стучит в виски, и не из-за опаски встряски считаю: подлежат развязке не все узлы и узелки.
Так трудно этот опыт нажит! Да только прок-то в нем какой? Ждать, что вдруг милость жизнь окажет и узел за узлом развяжет когда-нибудь своей рукой?..
Источник: http://bookre.org/reader?file=127160
Римма казакова о «ничтожности предмета любви»: почему знаменитая поэтесса осталась одинокой
27 января поэтессе Римме Казаковой исполнилось бы 85 лет, но 9 лет назад она ушла из жизни.
Ее называли музой российских композиторов, ведь она была автором стихов многих популярных песен: «Мадонна», «Безответная любовь», «Музыка венчальная», «Ненаглядный мой», «Ты меня любишь» и т.д.
Ее поэзию называют исповедальной и глубоко лиричной. Всю жизнь она черпала вдохновение в любви, хотя ей это принесло немало разочарований и привело к одиночеству.
Она родилась в 1932 г. в Севастополе. При рождении ей дали имя Рэмо – аббревиатура от «революция, электрификация, мировой октябрь». В 20 лет она сменила имя, с тех пор все называли ее Риммой. Впервые ее стихи были опубликованы в 1955 г., через 3 года вышел первый сборник. Ее сын, писатель Егор Радов, говорил: «Поэзия была ее естественным состоянием.
Всегда, где угодно, она писала стихи, не могла без этого прожить ни дня. … К сожалению, почти никто из мужчин, которых она любила, ей не соответствовал. В этом была трагедия ее жизни. Но так же, как без поэзии, она не могла жить без любви». Даже в 70 лет Казакова писала стихи о любви, считая, что даже безответное чувство – это счастье, которое дается не каждому.
Об этих «несоответствиях» поэтесса знала и позже признавала «ничтожность предмета, что вызвал высокие чувства». Казакова говорила: «До замужества увлеклась одним лётчиком из Совгавани.
А он предпочёл жениться на местной Дуньке – они обычно выбирают себе официанток или библиотекарш. Я никогда не выбирала мужчину по принципу: умный, добрый, благородный. Все это у меня было у самой.
Я всегда выбирала себе мужиков – самых таких поганеньких. Мне их было жалко».
Казакова была замужем дважды и оба своих брака считала не очень удачными. О первом муже, писателе Георгии Радове, она говорила: «Брак – во многом случай, тем более у таких людей, как я, – потому что я подчиняюсь не логике, а порыву. Меня тянет к человеку, и я безрассудно бросаюсь.
На самом деле только такое чувство и даёт счастье, отраду. С первым мужем у меня не было подобных отношений. Он был намного старше, но и я понимала: годы поджимают, пора иметь семью и детей… И не было ни одного человека, которому бы я могла, так сказать, вручить свою судьбу.
А мой первый муж был серьёзным, умным человеком, прекрасным и талантливым собеседником. Всё было при нём. Вот только большой разрыв в возрасте. Я потом поняла: вот так рационально замуж выходить нельзя.
Только когда тебя ведёт большое, страстное чувство, ты можешь – с трудом и не всегда результативно – но хотя бы надеяться на попытку управлять этим процессом».
Знаменитая поэтесса, автор многих популярных песен
Однако «большое, страстное чувство», под влиянием которого Казакова вышла замуж во второй раз, увы, тоже не стало прочной основой для брака. Второй муж был моложе ее на 11 лет, и этот союз распался из-за его неверности.
Поэтесса словно предчувствовала такой исход событий: «Жизнь меня лупила и била, как хотела. Я же – некрасивая женщина. Я такая звезда, которая всегда хотела взлететь на пьедестал, для неё не предназначенный.
Я иногда говорила своему второму мужу: «С житейской точки зрения любая длинноногая молодая девчонка даст мне сто очков вперёд. Чтобы меня любить, надо очень многое во мне видеть и находить».
В 67 лет поэтесса признавалась: «Прошлым летом я отдыхала на корабле и там влюбилась с первого взгляда в рыжего боцмана.
Понимала, что он моложе, закончится круиз и моё наваждение пройдёт, но ничего не могла с собой поделать.
В своём чувстве я признавалась только в стихах, а объект грёз даже не догадывался о вулкане, который клокотал в моём сердце. Моя любовная пытка обернулась целым лирическим циклом».
Римма Казакова
Ее близкая подруга М. Дмитриева говорила: «Она очень влюбчивая была. Римме нравились красивые мужчины. Даже в ее возрасте. Она получала эстетическое удовольствие. Любовь – это ее основополагающая черта». При этом поэтесса не боялась одиночества и утверждала: «Одна – это нормально. Человек вообще штучный товар, мы все одиночки. И ничего страшного в этом нет!»
Одна из самых известных поэтесс второй половины ХХ в.
Знаменитая поэтесса, автор многих популярных песен
Песни на стихи Риммы Казаковой становились невероятно популярными. «Мадонна» и «Ты меня любишь» прославили В. Серова, «Безответная любовь» стала визитной карточкой И. Аллегровой.
Главным секретом и универсальной ценностью ее поэзии Егор Радов считал «доходчивость»: «Самые сложные мысли и чувства она могла описать так, что ее понимало огромное количество людей.
В этом и есть секрет ее безмерного успеха и величия ее жизни».
Одна из самых известных поэтесс второй половины ХХ в.
Источник: http://newrezume.org/news/2017-02-11-19360
Загрузка...
