Качается рожь несжатая…
Качается рожь несжатая. Шагают бойцы по ней. Шагаем и мы-девчата, Похожие на парней. Нет, это горят не хаты – То юность моя в огне… Идут по войне девчата,
Похожие на парней.
1942
Друнина Юлия Владимировна (1924 -1991)
Семнадцатилетней ушла на фронт и до ранения в 1944 году была батальонным санинструктором. Демобилизовалась сержантом медицинской службы. Закончила Литинститут.
Друниной написаны лучшие стихи о женщине на войне.
Самые известные ее стихи о войне: “Я столько раз видала рукопашный”, “Я родом не из детства”, “Зинка”, ” И откуда вдруг берутся силы” – невозможно слушать без слез на глазах, их часто заучивают для конкурса чтецов.
Ю. Друнина – стихи о войне для школьников
И откуда Вдруг берутся силы В час, когда В душе черным-черно?.. Если б я Была не дочь России, Опустила руки бы давно, Опустила руки В сорок первом.
Помнишь? Заградительные рвы, Словно обнажившиеся нервы, Зазмеились около Москвы. Похоронки, Раны, Пепелища… Память, Душу мне Войной не рви, Только времени Не знаю чище И острее К Родине любви.
Лишь любовь Давала людям силы Посреди ревущего огня. Если б я Не верила в Россию, То она
Не верила б в меня.
***
В семнадцать совсем уже были мы взрослые — Ведь нам подрастать на войне довелось… А нынче сменили нас девочки рослые Со взбитыми космами ярких волос. Красивые, черти! Мы были другими — Военной голодной поры малыши.
Но парни, которые с нами дружили, Считали, как видно, что мы хороши. Любимые нас целовали в траншее, Любимые нам перед боем клялись. Чумазые, тощие, мы хорошели И верили: это на целую жизнь. Эх, только бы выжить!.. Вернулись немногие.
И можно ли ставить любимым в вину, Что нравятся девочки им длинноногие, Которые только рождались в войну? И правда, как могут не нравиться весны, Цветение, первый полет каблучков, И даже сожженные краскою космы, Когда их хозяйкам семнадцать годков.
А годы, как листья осенние, кружатся. И кажется часто, ровесницы, мне — В борьбе за любовь пригодится нам мужество
Не меньше, чем на войне…
***
Я родом не из детства — из войны. И потому, наверное, дороже, Чем ты, ценю я радость тишины И каждый новый день, что мною прожит. Я родом не из детства — из войны.
Раз, пробираясь партизанской тропкой, Я поняла навек, что мы должны Быть добрыми к любой травинке робкой. Я родом не из детства — из войны.
И, может, потому незащищённей: Сердца фронтовиков обожжены, А у тебя — шершавые ладони. Я родом не из детства — из войны.
Прости меня — в том нет моей вины…
Я ушла из детства…
Я ушла из детства в грязную теплушку,В эшелон пехоты, в санитарный взвод.Дальние разрывы слушал и не слушалКо всему привыкший сорок первый год.Я пришла из школы в блиндажи сырые,От Прекрасной Дамы в «мать» и «перемать»,Потому что имя ближе, чем «Россия»,
Не могла сыскать.
Я столько раз видала рукопашный…
Юлия Друнина
Я столько раз видала рукопашный,Раз наяву. И тысячу — во сне.Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
***
Трубы. Пепел ещё горячий.Как изранена Беларусь…Милый, что ж ты глаза не прячешь? -С ними встретиться я боюсь.Спрячь глаза, а я сердце спрячу.И про нежность свою забудь.Трубы.Пепел ещё горячий.
По горячему пеплу путь.
***
Кто-то бредит.Кто-то злобно стонет.Кто-то очень, очень мало жил.На мои замерзшие ладониГолову товарищ положил. Так спокойны пыльные ресницы.А вокруг – нерусские края.Спи, земляк, пускай тебе приснитсяГород наш и девушка твоя.Может быть в землянке, после боя,На колени теплые ееПрилегло усталой головою
Счастье беспокойное мое…
Комбат
Когда, забыв присягу, повернулиВ бою два автоматчика назад,Догнали их две маленькие пули –
Всегда стрелял без промаха комбат.
Упали парни, ткнувшись в землю грудью,А он, шатаясь, побежал вперёд.За этих двух его лишь тот осудит,
Кто никогда не шёл на пулемёт.
Потом в землянке полкового штаба,Бумаги молча взяв у старшины,Писал комбат двум бедным русским бабам,
Что… смертью храбрых пали их сыны.
И сотни раз письмо читала людямВ глухой деревне плачущая мать.За эту ложь комбата кто осудит?
Никто его не смеет осуждать!
Зинка
1Мы легли у разбитой ели,Ждем, когда же начнет светлеть.Под шинелью вдвоем теплееНа продрогшей, сырой земле.– Знаешь, Юлька, я против грусти,Но сегодня она не в счет.Дома, в яблочном захолустье,Мама, мамка моя живет.У тебя есть друзья, любимый.
У меня лишь она одна.Пахнет в хате квашней и дымом,За порогом бурлит весна.Старой кажется: каждый кустикБеспокойную дочку ждетЗнаешь, Юлька, я против грусти,Но сегодня она не в счет.
Отогрелись мы еле-еле,Вдруг приказ: «Выступать вперед!»Снова рядом в сырой шинели
Светлокосый солдат идет.
2С каждым днем становилось горше.Шли без митингов и знамен.В окруженье попал под ОршейНаш потрепанный батальон.Зинка нас повела в атаку.Мы пробились по черной ржи,По воронкам и буеракам,Через смертные рубежи.Мы не ждали посмертной славы,Мы со славой хотели жить.Почему же в бинтах кровавыхСветлокосый солдат лежитЕе тело своей шинельюУкрывала я, зубы сжав.Белорусские ветры пели
О рязанских глухих садах.
3Знаешь, Зинка, я против грусти,Но сегодня она не в счет.Дома, в яблочном захолустьеМама, мамка твоя живет.У меня есть друзья, любимыйУ нее ты была одна.Пахнет в хате квашней и дымом,За порогом бурлит весна.И старушка в цветастом платьеУ иконы свечу зажглаЯ не знаю, как написать ей,
Чтоб она тебя не ждала.
Стихи о войне Юлии Друниной – видео
Источник: https://ucthat-v-skole.ru/biblioteka/stikhi/vojna/477-yuliya-drunina-stikhi-o-vojne-dlya-detej-shkolnikov
Стихи о войне..
***Я ушла из детства в грязную теплушку,В эшелон пехоты, в санитарный взвод.Дальние разрывы слушал и не слушал
Ко всему привыкший сорок первый год.
Я пришла из школы в блиндажи сырые,От Прекрасной Дамы в «мать» и «перемать»,Потому что имя ближе, чем «Россия»,
Не могла сыскать.
***Худенькой, нескладной недотрогойЯ пришла в окопные края,И была застенчивой и строгой
Полковая молодость моя.
На дорогах родины осеннейНас с тобой связали навсегдаСудорожный петли окружений,
Отданые с кровью города.
Если ж я солгу тебе по-женски,Грубо и беспомомощно солгу,Лишь напомни зарево Смоленска,
Лишь напомни ночи на снегу.
ТЫ ДОЛЖНА!
Побледнев,Стиснув зубы до хруста,От родного окопаОднаТы должна оторваться,И брустверПроскочить под обстреломДолжна.Ты должна.Хоть вернешься едва ли,Хоть “Не смей!”Повторяет комбат.Даже танки(Они же из стали!)В трех шагах от окопаГорят.Ты должна.Ведь нельзя притворятьсяПеред собой,Что не слышишь в ночи,Как почти безнадежно”Сестрица!”Кто-то там,
Под обстрелом, кричит…
* * *
Качается рожь несжатая.Шагают бойцы по ней.Шагаем и мы – девчата,
Похожие на парней.
Нет, это горят не хаты -То юность моя в огне…Идут по войне девчата,
Похожие на парней.
* * *
Я столько раз видала рукопашный,Раз наяву. И тысячу – во сне.Кто говорит, что на войне не страшно,Тот ничего не знает о войне.
1943
* * *
На носилках, около сарая,На краю отбитого села,Санитарка шепчет, умирая:
– Я еще, ребята, не жила…
И бойцы вокруг нее толпятсяИ не могут ей в глаза смотреть:Восемнадцать – это восемнадцать,
Но ко всем неумолима смерть…
Через много лет в глазах любимой,Что в его глаза устремлены,Отблеск зарев, колыханье дыма
Вдруг увидит ветеран войны.
Вздрогнет он и отойдет к окошку,Закурить пытаясь на ходу.Подожди его, жена, немножко –
В сорок первом он сейчас году.
Там, где возле черного сарая,На краю отбитого села,Девочка лепечет, умирая:
– Я еще, ребята, не жила…
КОМБАТ
Когда, забыв присягу, повернулиВ бою два автоматчика назад,Догнали их две маленькие пули –
Всегда стрелял без промаха комбат.
Упали парни, ткнувшись в землю грудью,А он, шатаясь, побежал вперед.За этих двух его лишь тот осудит,
Кто никогда не шел на пулемет.
Потом в землянке полкового штаба,Бумаги молча взяв у старшины,Писал комбат двум бедным русским бабам,
Что… смертью храбрых пали их сыны.
И сотни раз письмо читала людямВ глухой деревне плачущая мать.За эту ложь комбата кто осудит?
Никто его не смеет осуждать!
БАЛЛАДА О ДЕСАНТЕ
Хочу,чтоб как можно спокойней и сушеРассказ мой о сверстницах был…Четырнадцать школьниц – певуний, болтушек –
В глубокий забросили тыл.
Когда они прыгали вниз с самолетаВ январском продрогшем Крыму,”Ой, мамочка!” – тоненько выдохнул кто-то
В пустую свистящую тьму.
Не смог побелевший пилот почему-тоСознанье вины превозмочь…А три парашюта, а три парашюта
Совсем не раскрылись в ту ночь…
Оставшихся ливня укрыла завеса,И несколько суток подрядВ тревожной пустыне враждебного леса
Они свой искали отряд.
Случалось потом с партизанками всяко:Порою в крови и пылиПолзли на опухших коленях в атаку –
От голода встать не могли.
И я понимаю, что в эти минутыМогла партизанкам помочьЛишь память о девушках, чьи парашюты
Совсем не раскрылись в ту ночь…
Бессмысленной гибели нету на свете -Сквозь годы, сквозь тучи бедыПоныне подругам, что выжили, светятТри тихо сгоревших звезды…
ТЫ ВЕРНЕШЬСЯ
Машенька, связистка, умиралаНа руках беспомощных моих.А в окопе пахло снегом талым,И налет артиллерийский стих.Из санроты не было повозки,
Чью-то мать наш фельдшер величал.
…О, погон измятые полоскиНа худых девчоночьих плечах!И лицо – родное, восковое,
Под чалмой намокшего бинта!..
Прошипел снаряд над головою,
Черный столб взметнулся у куста…
Девочка в шинели уходилаОт войны, от жизни, от меня.Снова рыть в безмолвии могилу,
Комьями замерзшими звеня…
Подожди меня немного, Маша!
Мне ведь тоже уцелеть навряд…
Поклялась тогда я дружбой нашей:Если только возвращусь назад,Если это совершится чудо,То до смерти, до последних дней,Стану я всегда, везде и всюдуБолью строк напоминать о ней -Девочке, что тихо умирала
На руках беспомощных моих.
И запахнет фронтом – снегом талым,
Кровью и пожарами мой стих.
Только мы – однополчане павших,Их, безмолвных, воскресить вольны.Я не дам тебе исчезнуть, Маша, –
Песней возвратишься ты с войны!
БИНТЫ
Глаза бойца слезами налиты,Лежит он, напружиненный и белый,А я должна приросшие бинтыС него сорвать одним движеньем смелым.Одним движеньем – так учили нас.Одним движеньем – только в этом жалость…
Но встретившись со взглядом страшных глаз,Я на движенье это не решалась.На бинт я щедро перекись лила,Стараясь отмочить его без боли.А фельдшерица становилась злаИ повторяла: “Горе мне с тобою!Так с каждым церемониться – беда.Да и ему лишь прибавляешь муки”.
Но раненые метили всегда
Попасть в мои медлительные руки.
Не надо рвать приросшие бинты,Когда их можно снять почти без боли.Я это поняла, поймешь и ты…Как жалко, что науке доброты
Нельзя по книжкам научиться в школе!
ЕЛКА
На втором Белорусском еще продолжалось затишье,Шел к закату короткий последний декабрьский день.Сухарями в землянке хрустели голодные мыши,
Прибежавшие к нам из сожженных дотла деревень.
Новогоднюю ночь третий раз я на фронте встречала.Показалось – конца не предвидится этой войне.Захотелось домой, поняла, что смертельно устала.
(Виновато затишье – совсем не до грусти в огне!)
Показалась могилой землянка в четыре наката.Умирала печурка. Под ватник забрался мороз…Тут влетели со смехом из ротной разведки ребята:
– Почему ты одна? И чего ты повесила нос?
Вышла с ними на волю, на злой ветерок из землянки.Посмотрела на небо – ракета ль сгорела, звезда?Прогревая моторы, ревели немецкие танки,
Иногда минометы палили незнамо куда.
А когда с полутьмой я освоилась мало-помалу,То застыла не веря: пожарами освещенаГорделиво и скромно красавица елка стояла!
И откуда взялась среди чистого поля она?
Не игрушки на ней, а натертые гильзы блестели,Между банок с тушенкой трофейный висел шоколад…Рукавицею трогая лапы замерзшие ели,
Я сквозь слезы смотрела на сразу притихших ребят.
Дорогие мои д`артаньяны из ротной разведки!Я люблю вас! И буду любить вас до смерти, всю жизнь!Я зарылась лицом в эти детством пропахшие ветки…
Вдруг обвал артналета и чья-то команда: “Ложись!”
Контратака! Пробил санитарную сумку осколок,
Я бинтую ребят на взбесившемся черном снегу…
Сколько было потом новогодних сверкающих елок!
Их забыла, а эту забыть не могу…
* * *
Кто-то плачет, кто-то злобно стонет,Кто-то очень-очень мало жил…На мои замерзшие ладони голову товарищ положил.Так спокойны пыльные ресницы,А вокруг нерусские поля…Спи, земляк, и пусть тебе приснитсяГород наш и девушка твоя.Может быть в землянке после бояНа колени теплые ееПрилегло кудрявой головою
Счастье беспокойное мое.
ОРДЕН ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
Дополз до меня связной -На перевязи рука:”Приказано в шесть ноль-ноль
Явиться вам в штаб полка”.
Подтянут, широкоскул,В пугающей тишинеПолковник в штабном лесу
Вручил “За отвагу” мне.
То было сто лет назад…Могла ль увидать в тот часВысокий парадный зал,
Сверкавший от люстр и глаз.
Могло ли в окопном снеКогда-то присниться мне?Ничто не забудут, нет!Присниться, что орденаСолдатам своим странаВручит через сорок лет?Что вспомню я в этот миг
“За Родину!” хриплый крик?..
* * *
Целовались.ПлакалиИ пели.Шли в штыки.И прямо на бегуДевочка в заштопанной шинели
Разбросала руки на снегу.
Мама!Мама!Я дошла до цели…Но в степи, на волжском берегу,Девочка в заштопанной шинели
Разбросала руки на снегу.
ЗИНКА
Памяти однополчанки – Героя Советского Союза Зины Самсоновой.
1.Мы легли у разбитой ели,Ждем, когда же начнет светлеть.Под шинелью вдвоем теплееНа продрогшей, сырой земле.- Знаешь, Юлька, я против грусти,Но сегодня она не в счет.Где-то в яблочном захолустьеМама, мамка моя живет.У тебя есть друзья, любимый,У меня лишь она одна.Пахнет в хате квашней и дымом,За порогом бурлит весна.Старой кажется: каждый кустикБеспокойную дочку ждет.Знаешь, Юлька, я против грусти,Но сегодня она не в счет…Отогрелись мы еле-еле,Вдруг нежданный приказ: “Вперед!”Снова рядом в сырой шинели
Светлокосый солдат идет.
2.С каждым днем становилось горше,Шли без митингов и знамен.В окруженье попал под ОршейНаш потрепанный батальон.Зинка нас повела в атаку,Мы пробились по черной ржи,По воронкам и буеракам,Через смертные рубежи.Мы не ждали посмертной славы,Мы хотели со славой жить….Почему же в бинтах кровавыхСветлокосый солдат лежит?Ее тело своей шинельюУкрывала я, зубы сжав,Белорусские ветры пели
О рязанских глухих садах.
3.- Знаешь, Зинка, я против грусти,Но сегодня она не в счет.Где-то в яблочном захолустьеМама, мамка твоя живет.У меня есть друзья, любимый,У нее ты была одна.Пахнет в хате квашней и дымом,За порогом бурлит весна.И старушка в цветастом платьеУ иконы свечу зажгла.Я не знаю, как написать ей,
Чтоб тебя она не ждала…
* * * Не знаю, где я нежности училась,-Об этом не расспрашивай меня.Растут в степи солдатские могилы,
Идет в шинели молодость моя.
В моих глазах – обугленные трубы.Пожары полыхают на Руси.И снованецелованные губы
Израненный парнишка закусил.
Нет!Мы с тобой узнали не по сводкамБольшого отступления страду.Опять в огонь рванулись самоходки,
Я на броню вскочила на ходу.
А вечеромнад братскою могилойС опущенной стояла головой…Не знаю, где я нежности училась, – Быть может, на дороге фронтовой… * * *И откудаВдруг берутся силыВ час, когдаВ душе черным-черно?..Если б яБыла не дочь России,Опустила руки бы давно,Опустила рукиВ сорок первом.
Помнишь?Заградительные рвы,Словно обнажившиеся нервы,Зазмеились около Москвы.Похоронки,Раны,Пепелища…Память,Душу мнеВойной не рви,Только времениНе знаю чищеИ острееК Родине любви.Лишь любовьДавала людям силыПосреди ревущего огня.
Если б яНе верила в Россию,То она
Не верила б в меня.
* * *Я порою себя ощущаю связнойМежду теми, кто живИ кто отнят войной.И хотя пятилетки бегутТоропясь,Все тесней эта связь,
Все прочней эта связь.
Я — связная.Пусть грохот сражения стих:Донесеньем из бояОстался мой стих –Из котлов окружений,Пропастей пораженийИ с великих плацдармов
Победных сражений.
Я — связная.Бреду в партизанском лесу,От живыхДонесенье погибшим несу:”Нет, ничто не забыто,Нет, никто не забыт,Даже тот,
Кто в безвестной могиле лежит”.
ЗАПАС ПРОЧНОСТИ
До сих пор не совсем понимаю,Как же я, и худа, и мала,Сквозь пожары к победному Маю
В кирзачах стопудовых дошла.
И откуда взялось столько силыДаже в самых слабейших из нас?..Что гадать!– Был и есть у России
Вечной прочности вечный запас.
* * *Я принесла домой с фронтов РоссииВеселое презрение к тряпью -Как норковую шубку, я носила
Шинельку обгоревшую свою.
Пусть на локтях топорщились заплаты,Пусть сапоги протерлись – не беда!Такой нарядной и такой богатой
Я позже не бывала никогда…
* * *
Нет, это не заслуга, а удачаСтать девушке солдатом на войне.Когда б сложилась жизнь моя иначе,
Как в День Победы стыдно было б мне!
С восторгом нас, девчонок, не встречали:Нас гнал домой охрипший военком.Так было в сорок первом. А медали
И прочие регалии потом…
Смотрю назад, в продымленные дали:Нет, не заслугой в тот зловещий год,А высшей честью школьницы считали
Возможность умереть за свой народ.
Мне близки армейские законы…
Мне близки армейские законы,Я недаром принесла с войныПолевые мятые погоны
С буквой «Т» — отличьем старшины.
Я была по-фронтовому резкой,Как солдат, шагала напролом,Там, где надо б тоненькой стамеской,
Действовала грубым топором.
Мною дров наломано немало,Но одной вины не признаю:Никогда друзей не предавала —
Научилась верности в бою.
* * *Пожилых не помню на войне,Я уже не говорю про старых.Правда, вспоминаю, как во сне,О сорокалетних санитарах.Мне они, в мои семнадцать лет,Виделись замшелыми дедками.”Им, конечно, воевать не след, –В блиндаже шушукались с годками.–Побинтуй, поползай под огнем,
Да еще в таких преклонных летах!”
Что ж, годки, давайте помянемНаших “дедов”, пулями отпетых.И в крутые, злые наши дниПоглядим на тех, кому семнадцать.Братцы, понимают ли они,Как теперь нам тяжело сражаться?–Побинтуй, поползай под огнем,Да еще в таких преклонных летах!..Мой передний край –Всю жизнь на немБыть тому, кто числится в поэтах.Вечно будет жизнь давать под дых,
Вечно будем вспыхивать, как порох.
Нынче щеголяют в “молодых”
Те, кому уже давно за сорок.
ОТ ИМЕНИ ПАВШИХ
(На вечере поэтов, погибших на войне)
Сегодня на трибуне мы — поэты,Которые убиты на войне,Обнявшие со стоном землю где-тоВ свей ли, в зарубежной стороне.Читают нас друзья-однополчане,Сединами они убелены.Но перед залом, замершим в молчанье,Мы — парни, не пришедшие с войны.
Слепят “юпитеры”, а нам неловко –Мы в мокрой глине с головы до ног.В окопной глине каска и винтовка,В проклятой глине тощий вещмешок.Простите, что ворвалось с нами пламя,Что еле-еле видно нас в дыму,И не считайте, будто перед намиВы вроде виноваты, — ни к чему.
Ах, ратный труд — опасная работа,Не всех ведет счастливая звезда.Всегда с войны домой приходит кто-то,А кто-то не приходит никогда.Вас только краем опалило пламя,То пламя, что не пощадило нас.
Но если б поменялись мы местами,То в этот вечер, в этот самый час,Бледнея, с горлом, судорогой сжатым,Губами, что вдруг сделались сухи,Мы, чудом уцелевшие солдаты,
Читали б ваши юные стихи.
* * *
За утратою – утрата,Гаснут сверстники мои.Бьет по нашему квадрату,
Хоть давно прошли бои.
Что же делать?-Вжавшись в землю,Тело бренное беречь?Нет, такого не приемлю,
Не об этом вовсе речь.
Кто осилил сорок первый,Будет драться до конца.Ах обугленные нервы,Обожженные сердца!..***Я признаться, сберечь не сумела шинели –
На пальто перешили служивую мне.
Было трудное время. К тому же хотели
Мы скорее забыть о войне.
Я пальто из шинели давно износила,Подарила я дочке с пилотки звезду.Но коль сердце моё тебе нужно, Россия,
Ты возьми его как в сорок первом году!
Источник: http://komu-za-50.mirtesen.ru/blog/43713160830
Друнина Юлия Владимировна
Юлия Друнина родилась 10 мая 1924 года в Москве. Отец — историк и педагог Владимир Павлович Друнин, работал учителем истории в 1-й Московской спецшколе ВВС; мать — Матильда Борисовна Друнина (1900—1983), работала в библиотеке и давала уроки музыки. Жили в коммуналке, бедно. С 1931 Юля училась в московской школе № 131, где преподавал её отец.
С детства она любила читать и не сомневалась, что будет литератором. В 11 лет начала писать стихи. Посещала литературную студию при Центральном Доме Художественного воспитания детей, помещавшуюся в здании Театра юного зрителя. В конце 1930-х годов участвовала в конкурсе на лучшее стихотворение.
В результате, стихотворение «Мы вместе за школьной партой сидели…» было напечатано в «Учительской газете» и передано по радио.
После начала Великой Отечественной войны, в семнадцатилетнем возрасте Юлия Друнина записалась в добровольную санитарную дружину при РОККе (Районное общество Красного Креста), работала санитаркой в глазном госпитале. Окончила курсы медсестер.
В конце лета 1941 года, с приближением немцев к Москве, была направлена на строительство оборонительных сооружений под Можайском. Там, во время одного из авианалетов, она потерялась, отстала от своего отряда, и была подобрана группой пехотинцев, которым была очень нужна санитарка. Вместе с ними Юлия Друнина попала в окружение и 13 суток пробиралась к своим по тылам противника.
Именно в этом пехотном батальоне – вернее, в той группе, что осталась от батальона, попавшего в окружение, — Юля встретила свою первую любовь, самую возвышенную и романтическую. В стихах и в воспоминаниях она называла его Комбат — с большой буквы, но нигде не упоминала его имени, хотя память о нем пронесла через всю войну и сохранила навсегда.
Уже в самом конце труднейшего пути, при переходе линии фронта, когда в группе оставалось всего 9 бойцов, командир батальона подорвался на противопехотной мине. Вместе с ним погибли еще двое бойцов, а Друнину сильно оглушило.
Оказавшись снова в Москве осенью 1941, Юлия Друнина вскоре вместе со школой, в которой директором был ее отец, была эвакуирована в Сибирь, в Заводоуковск.
Ехать в эвакуацию она не хотела и согласилась на отъезд только из-за тяжелобольного отца, перенесшего в начале войны инсульт. Отец умер в начале 1942 года на руках дочери после второго удара.
Похоронив отца, Юлия решила, что больше ее в эвакуации ничто не держит, и уехала в Хабаровск, где стала курсантом Школы младших авиационных специалистов (ШМАС).
В школьные годы я была, так сказать жрицей чистого искусства. Писала только о любви, преимущественно неземной, о природе, конечно экзотической, хотя не выезжала никуда дальше дачного Подмосковья.
Замки, рыцари, прекрасные дамы вперемешку с ковбоями, лампасами, пампасами и кабацкими забулдыгами — коктейль из Блока, Майна Рида и Есенина. Всё это мирно сосуществовало в этих ужасных виршах. Мы пришли на фронт прямо из детства.
Из стихов моих сразу как ветром выдуло и цыганок, и ковбоев, и пампасы с лампасами, и прекрасных дам.
Я ушла из детства в грязную теплушку,
В эшелон пехоты, в санитарный взвод.
Дальние разрывы слушал и не слушал
Ко всему привыкший сорок первый год.
Я пришла из школы в блиндажи сырые,
От Прекрасной Дамы в «мать» и «перемать»,
Потому что имя ближе, чем «Россия»,
Не могла сыскать.
Учеба в школе стала для Друниной очередным кошмаром – очень «социально неоднородный» коллектив ее окружал, да и техническая наука давалась с трудом. Через некоторое время девушкам – младшим авиаспециалистам объявили, что их вместо отправки в боевые части переводят в женский запасной полк.
Перспектива оказаться вдали от фронта казалась для Друниной ужасной.
Узнав о том, что девушек-медиков, в порядке исключения, все-таки направят в действующую армию, она спешно нашла свое свидетельство об окончании курсов медсестер и уже через несколько дней получила направление в санитарное управление 2-го Белорусского фронта.
По прибытии на фронт Юлия Друнина получила назначение в 667-й стрелковый полк 218-й стрелковой дивизии. В этом же полку воевала санинструктор Зинаида Самсонова (погибла 27 января 1944 года, посмертно удостоена звания Героя Советского Союза), которой Друнина посвятила одно из самых проникновенных своих стихотворений «Зинка».
В 1943 году Друнина была тяжело ранена – осколок снаряда вошел в шею слева и застрял всего в паре миллиметров от сонной артерии.
Не подозревая о серьезности ранения, она просто замотала шею бинтами и продолжала работать – спасать других. Скрывала, пока не стало совсем плохо. Очнулась уже в госпитале и там узнала, что была на волосок от смерти.
В госпитале, в 1943 году, она написала свое первое стихотворение о войне, которое вошло во все антологии военной поэзии:
Я только раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу — во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
После излечения Друнина была признана инвалидом и комиссована. Вернулась в Москву. Попыталась поступить в Литературный институт, но неудачно – ее стихи были признаны незрелыми. Не попав в институт, оставаться, в Москве Юля не захотела и решила вернуться на фронт. К счастью, ее признали годной к строевой службе.
Друнина попала в 1038-й самоходный артиллерийский полк 3-го Прибалтийского фронта. Воевала в Псковской области, затем в Прибалтике. В одном из боев была контужена и 21 ноября 1944 года признана негодной к несению военной службы. Закончила войну в звании старшины медицинской службы. За боевые отличия была награждена орденом Красной звезды и медалью «За отвагу».
Пережитое на войне стало отправной точкой в развитии поэтического мировосприятия Друниной и сквозной темой ее творчества.
До сих пор не совсем понимаю,
Как же я, и худа, и мала,
Сквозь пожары к победному Маю
В кирзачах стопудовых дошла.
И откуда взялось столько силы
Даже в самых слабейших из нас?..
Что гадать! — Был и есть у России
Вечной прочности вечный запас.
В декабре 1944 года Юлия Друнина снова возвращается в Москву. Несмотря на то, что шла уже середина учебного года, она сразу же пришла в Литературный институт, и стала посещать занятия первого курса. Выгнать инвалида войны никто не решился.
В Литературном институте в конце 1944 года Юлия Друнина познакомилась со своим однокурсником, фронтовиком, комиссованным по ранению, и начинающим поэтом Николаем Старшиновым. Вскоре они поженились. В 1946 году родилась дочь Елена.
Из-за замужества и рождения дочери Юлия пропустила несколько лет учебы в институте и закончила его только в 1952 году. Стихов в тот период не писала. Молодая семья ютилась в маленькой комнатке, в общей квартире, жили сверхбедно, впроголодь.
В 1960 Друнина и Старшинов расстались.
В начале 1945 года в журнале «Знамя» была напечатана подборка стихов Юлии Друниной, в 1948 году — стихи «В солдатской шинели».
В марте 1947 года Друнина приняла участие в Первом Всесоюзном совещании молодых писателей, была принята в Союз писателей, что поддержало её материально и дало возможность продолжать свою творческую деятельность. В 1948 году вышла первая книга стихов Юлии Друниной «В солдатской шинели».
В последующие годы сборники выходили один за другим: в 1955 год – сборник «Разговор с сердцем», в 1958 году — «Ветер с фронта», в 1960 году — «Современники», в 1963 году — «Тревога» и другие сборники. В 1967 году Друнина побывала в Германии, в Западном Берлине.
Во время поездки по ФРГ её спросили: «Как Вы сумели сохранить нежность и женственность после участия в такой жестокой войне?» Она ответила: «Для нас весь смысл войны с фашизмом именно в защите этой женственности, спокойного материнства, благополучия детей, мира для нового человека».
В 1970-е годы выходят сборники: «В двух измерениях», «Я родом не из детства», «Окопная звезда», «Не бывает любви несчастливой» и другие. В 1980 году — «Бабье лето», в 1983 году — «Солнце — на лето». Среди немногих прозаических произведений Друниной — повесть «Алиска» (1973), автобиографическая повесть «С тех вершин…» (1979), публицистика.
В 1954 году Юлия Друнина поступила на сценарные курсы при Союзе кинематографистов. Здесь она познакомилась с известным киносценаристом Алексеем Яковлевичем Каплером. Любовь вспыхнула сразу, но еще шесть лет Юлия боролась с этим чувством, сохраняя верность мужу, пытаясь сохранить семью.
В 1960 году Друнина все-таки рассталась с Николаем Старшиновым и, забрав с собой дочку, ушла к Каплеру, который также развелся. Супружество Каплера и Друниной, продлившееся 19 лет, было очень счастливым. Юлия посвятила мужу, своей любви к нему, огромное количество стихов – хотя и меньше, чем о войне, но больше, чем о чем бы то ни было другом.
Смерть Каплера в 1979 году так и осталась для Друниной невосполнимой утратой.
С большими надеждами на лучшее будущее Юлия Друнина восприняла перестройку конца 1980-х.
В 1990 году стала депутатом Верховного Совета СССР, много выступала в периодической печати не только со стихами, но и с публицистическими статьями, в которых с тревогой писала о том, как неоднозначно проходит перестройка, как у многих людей происходит девальвация высоко ценимых ею моральных и гражданских ценностей. На вопрос, зачем она баллотировалась в депутаты, Друнина однажды ответила: «Единственное, что меня побудило это сделать, — желание защитить нашу армию, интересы и права участников Великой Отечественной войны и войны в Афганистане». Разочаровавшись в полезности этой деятельности и поняв, что сделать ничего существенного не сможет, вышла из депутатского корпуса. Трагически был воспринят Юлией Владимировной развал СССР.
Юлия Друнина трагически ушла из жизни, покончив с собой 20 ноября 1991 года. Основной причиной самоубийства, судя по всему, послужило личные утраты (смерть второго супруга, известного кинорежиссера А.Каплера) и крушение общественных идеалов.
В одном из писем, написанных перед уходом из жизни, Друнина так описывала свои переживания: «…Почему ухожу? По-моему, оставаться в этом ужасном, передравшемся, созданном для дельцов с железными локтями мире такому несовершенному существу, как я, можно, только имея крепкий личный тыл…»
Ухожу, нету сил. Лишь издали
(Всё ж крещёная!) помолюсь
За таких вот, как вы, — за избранных
Удержать над обрывом Русь.
Но боюсь, что и вы бессильны.
Потому выбираю смерть.
Как летит под откос Россия,
Не могу, не хочу смотреть!
Вспоминает Л. И. Грач: «Она, как и многие в те дни, не смогла смириться с происходящим. Открыла в своём гараже, где у неё стоял „москвич“, выхлопную трубу и задохнулась.
Нашли её предсмертную записку, где она просила похоронить её возле мужа, известного драматурга Алексея Каплера. В своё время Друнина и Каплер отдыхали в Коктебеле и ходили по 25 километров в Старый Крым.
Наверное, поэтому Друнина похоронила его на Старокрымском кладбище».
На входной двери дачи (где в гараже она отравилась выхлопными газами автомобиля) Юлия Владимировна оставила записку, обращенную к зятю: «Андрюша, не пугайся. Вызови милицию и вскройте гараж».
Источник: http://www.radiopobeda.ru/lit-pobed/poezia-pobed/538-2013-04-20-06-13-29
Загрузка...
